«Эдельвейс»

— Анна, Анечка, — доносился женский голос откуда-то издалека. Она застонала, но открыть глаза не получилось, темнота непроницаемая и плотная окружала со всех сторон, и женщина подчинилась этой темноте, проваливаясь в бездну. Следующий раз, когда зазвучали голоса, их было уже несколько. Анна не могла разобрать, о чем они говорят, но хорошо различила, что один принадлежал Лизе, а вот второго, низкого и глубокого, она не знала. Молодая женщина попыталась пошевелиться и открыть глаза, но рука в локте заныла тупой болью, а веки, казались неподъемными и, перестав сопротивляться, Анна замерла. — Анечка, ну Аня… — почти плакал девичий голос, — Ну что же ты так? — Лизавета Петровна, успокойтесь, все будет хорошо, ничего страшного не произошло. Она жива, и, Слава Богу, невредима. — Не утешайте меня, Николай Иванович*, — нетерпеливо перебила княжна, — Лучше скажите, что теперь делать? — Ну, в общем, все обстоит не так уж плохо, если судить по общей картине, — мужчина зашуршал какими-то листочками бумаги и продолжил, — Баронессе предстоит вынести несколько недель полного покоя и хорошего ухода. Надеюсь, ее силы восстановятся, и уже через месяц она сможет забыть об этом. — А рука? — все еще волновалась Лиза. — Да с рукой вышло не очень хорошо, — согласился доктор, — Но это ее и спасло, Анна Петровна каким-то чудом смогла прикрыть ребенка, приняв удар на руку. Видимо в последний момент, она инстинктивно защищая его, подставила локоть, упала всем телом на руку и разумеется, сломала ее, но смею сказать точно, ребенка она спасла. — Но падение не повредило ей? — Лизавета Петровна, — терпеливо повторил врач, — Ваша сестра сломала руку, но беременность она сохранила, это я вам как врач говорю. Анна прислушивалась к словам ровно до тех пор, пока не заболела голова. Тогда она попробовала пошевелиться и все-таки посмотреть на собеседников. Перед глазами стоял какой-то розоватый туман, с бледными бликами. Потом туман стал рассеиваться, и она смогла увидеть Лизу и какого-то молодого, лысоватого мужчину, который энергично, что-то записывал в своих бумагах, при этом разговаривая с княжной. — Анна! — бросилась к ней Лиза. — Тиш, тише, — пытаясь удержать княжну, тут же наклонился доктор к Анне, — Ну как вы, голубушка, себя чувствуете? — Сп… Спасибо, — прошептала она пересохшими губами, — А вы кто? — А я доктор, — продолжая улыбаться, сказал он, — Видите, как я вовремя приехал, а вы меня еще принимать не хотели, — слегка пожурил ее и продолжил, — Вы упали, и видимо не совсем хорошо, поэтому руку я вам забинтовал. Она у вас сломана, но это ничего, со временем вы поправитесь, и самое главное, — тут он сделал паузу и внимательно посмотрел на Анну, — С ребенком все в порядке. — С ребенком? — переспросила женщина и нахмурилась, — Доктор, я беременна? — А вы не знали? — мужчина расплылся в улыбке, — Ну что ж, тогда позвольте поздравить, — он взял ее здоровую руку и поднес к губам, — Вы станете прекрасной матерью. — А когда? — Анна беспокойно взглянула на Лизу, — Простите, Николай Иванович мое невежество, просто я… — Я понимаю… — серьезно сказал врач, — Но поверьте, вам не о чем волноваться, у вас все будет хорошо. Ваш малыш, по моим подсчетам должен появиться не раньше апреля, так что время подготовиться к его появлению у вас вполне достаточно. Пока же вам нужно соблюдать постельный режим и полный покой. По лестницам больше не бегать, по комнатам не скакать, и ходить медленно-медленно, и то только со следующей недели. Теперь же вы должны спать, есть и развлекаться только так, лежа животиком кверху, — ласково говорил он. Мужчина уложил какие-то трубки в свой саквояж, сложил туда же свои записи и поднялся со стула, — Ну дамы, позвольте вас покинуть, — слегка поклонился он и поцеловав руку княжны, вышел. Вечером совершенно неожиданно приехал князь Долгорукий, да не один, а в сопровождении странной тетушки барона. Тетушка эта хоть и жила теперь при усадьбе во флигеле, народа сторонилась, к племяннику в дом не ходила и вообще старалась, как можно больше времени проводить в своей старой избе, в лесу. Анна ее побаивалась, но расспрашивать о ней мужа не решалась, понимая, что все это неспроста и в семье у них тоже не без тайн. А семейные тайны она хранить умела. Теперь же тетушка появилась здесь и с порога заявила, что теперь все заботы о здоровье молодой баронессы она берет на себя, а княжне вообще лучше домой отправляться. — Езжай, езжай, — не терпящим возражений тоном заявила удивительная дама, — Нечего тебе тут делать. Ты, девка, лучше свою судьбу не упусти, а то сидишь тут в городе, а не знаешь, что вокруг-то тебя крутится… Ее манера говорить ставила князя в тупик, но даже он был согласен, что Лизе пора домой. На том и решили. На следующее утро, Петр Михайлович, поцеловав Анну в лоб и перекрестив, повез свою вторую дочку домой в Двугорское, а Анна осталась на попечении престранной родственницы, Надежды Николаевны Олениной. В первые дни она не знала как себя вести в этой необычной сиделкой. Тетушка отогнала всех слуг от двери спальной, заставив заняться делом, а сама жила между комнатой Анны и кухней, где варила свои снадобья. С подопечной она обращалась ласково, уговаривая ее то съесть необходимое количество супа, то выпить ее лекарство. Анна послушно ела, выпивала стаканчики горького отвара, и слушала ласковую воркотню своей добровольной няни. — Я не хочу, — запротестовала Анна, завидев бульон. — Так кто же тебя, моя голубка, спрашивает, хочешь ты или нет? — удивилась тетушка и, поставив поднос на тумбочку, села на край кровати, — Ты-то, может, и не хочешь, а дите морить голодом нечего. Так что, давай-ка, поднимайся, — поправляя удобнее подушку Анны, сказала она, — А будешь умницей, я тебе сказку расскажу. Она помогла Анне приподняться, устроила так, чтобы было удобнее, и поставила на колени поднос. — Ну вот, — начала она негромко, когда красавица покончила со своим ужином, — Было это в самые-самые древние времена, еще когда и человек-то на белом свете был всего один. Не было тогда народа, были только птицы, да животные разные. И жили тогда на самой высокой горе все силы, что есть на свете; и ненависть, и лукавство, и жадность и трусость и ложь. Жили они рядом с другими; кротостью, отвагой, честностью, — тетушка встала, налила в стакан свою настойку и, протянув Анне, подождала, пока та выпьет, а потом снова села рядом и продолжила, — Ну и вот, жили они себе, никому не мешали, но однажды вышел промеж них спор, кто из них сильнее. Ненависть сказала, — Я самая сильная, никто со мной справиться не может. Тут вышла вперед Жадность и тоже заявила, — Нет, самая сильная я, потому что ты мне только помогаешь. Услышав это, поднялась Кротость и тоже сказала, — Неправда, я сильнее тебя, Жадность, я могу тебя победить. Тогда вышла Трусость, — Вы ничего не понимаете, потому что я самая сильная, но ей воспротивилась Отвага, — Что ты можешь, если я сильнее? В общем, спорили они не один день. Шло время, а силы все никак не могли решить, кто же из них самый главный, пока не пришла Гордость. Она вышла вперед и сказала, — Вы все глупцы, потому что самая сильная на свете Я. Со мной никто не может сравниться, потому что я и только я повелеваю всеми вами. Вы все, — повернулась она к силам, — Вы только прислуживаете моим потребностям. Без меня вы ничтожны и поэтому Я самая сильная. Но тогда вышла Любовь и сказала, — Нет. Ты сильна, но я все равно сильнее. Гордость расхохоталась так громко, что горы содрогнулись и камни, не устояв, полетели вниз. — Кто ты такая? — спросила Гордость, — Какая-то глупая, бестолковая Любовь… Что ты можешь? Любовь помолчала и ответила, — Ты ошибаешься, я многое могу. И она подошла к самому краю высокой горы и бросилась вниз. Она разбилась на тысячи, миллионы кусочков, которые разлетелись повсюду, и когда Гордость взглянула вниз, то увидела, что всю землю покрыла Любовь. — Тогда, — сказала Гордость, — Я поселюсь в сердцах людей, и мы еще посмотрим, кто из нас сильнее. Женщина замолчала, а Анна, как маленькая девочка спросила: — А что же дальше? — А что дальше? — переспросила тетушка, — Ты хочешь знать какой конец у этой сказки? Так это, голубка моя, каждый понимает сам, каждый сам решает для себя, что в его жизни важнее — гордость, что живет в сердце любого человека или любовь. Сычиха поправила одеяло, встала и тихо сказала, — Все. А теперь спи. Михаил Александрович Репнин вот уже не первую неделю пребывал в несвойственной ему растерянности и задумчивости, этим нынешним своим состоянием он был обязан исключительно княжне Долгорукой, которая никак не шла у него из головы. Эта барышня столь сильно поразила воображение молодого человека, что князь поначалу даже отказывался что-либо понимать; сначала ему казалось, что все это он выдумал, но прошла неделя, другая и мужчина пришел к выводу, что эта девушка завладела всеми его мыслями. Благопристойная до скуки в светском обществе, эта особа таила в себе странные и восхитительные неожиданности, которые позволяла обнаружить в себе только избранным. Репнин с удивлением осознал, что ему необычайно приятна мысль, что он попал в число тех самых избранных, кто мог похвастаться знанием о настоящей княжне Лизавете Петровне Долгорукой. В конце концов, он пришел к выводу, что сие продолжаться долго не может, и он во что бы то ни стало должен снова ее видеть. Пока князь размышлял, стало известно, что интересующая его барышня находится в столице в доме своей сестры, баронессы Анны Петровны Корф, что сразу же осложнило дело. Ехать к баронессе он не мог. Во-первых, он не хотел видеть Анну, неловкость их расставания все еще довлела над ним. Во-вторых, встречаться с княжной без одобрения обеих семей означало бы бросать тень на репутацию девушки. А в третьих, он и сам до конца не мог решить, на чем, собственно, основывается весь его интерес. Что для него княжна? Разве он любит ее? Репнин не стал бы точно утверждать, что то томление, которое вызывала в его сердце одна только мысль о заливистом, звонком смехе княжны, и есть самое сильное чувство, и именно это ставило его в тупик. За те несколько дней, что он провел у них в деревне, Лиза вдруг открылась ему с такой необычной стороны, которую в ней вряд ли кто-то мог заподозрить. Эта девушка неделями просиживала в столичных гостиных, являя собой образец светского воспитания и манерной чопорности, но дома в кругу семьи эта была уже другая особа, ее глаза порой вспыхивали таким строптивым огнем, таким прелестным негодованием, что Михаил терял дар речи от непокорности юной барышни. Но стоило ей остаться наедине с собой, или с теми, кому она доверяла, как Лиза снова преображалась, давая волю своим страстям и становясь искренней, открытой и безудержной. В конце концов, Михаил решил поговорить с сестрой, чтобы выяснить, что она думает по поводу всего этого. — А чему здесь удивляться? — улыбнулась Натали и опустила томик Байрона на колени, — Мы, к твоему сведению, не так свободны, как вы, молодые люди. Нам, незамужним барышням, полагается в обществе быть холодными и неприступными, мы не можем позволить себе лишний раз ни милой улыбки, ни живой заинтересованности. Вот я, чтоб ты знал, слыву острой на язык гордячкой, но это избавляет тебя, мой дорогой братец, от необходимости стреляться каждую неделю за мою честь. — Но это же глупо! — возразил Михаил и сел напротив в кресло, — Как в таком случае можно понять, кто есть кто на самом деле, если все ходят, как замороженные рыбы? Натали весело рассмеялась, — Это правила этикета! Тут нет ничего удивительного. В обществе мы принимаем правила игры и стараемся быть такими, какими хотят нас видеть, дома же мы позволяем себе не актерствовать, и быть собой. — Но как понять, что из себя представляет девушка, если у нее масок на лице, как шляпок в шифоньере? — На самом деле, все просто, — пожав плечиком, сказала Натали, — Суди по ней в непринужденной обстановке, какой девушка будет в привычном кругу, такой она останется после брака. Потом посерьезнев, княжна спросила, — Тебя кто-то конкретно интересует, или ты просто любопытствуешь? Михаил вздохнул и задумчиво произнес: — Княжна Долгорукая производит довольно неоднозначное впечатление… — Тогда ты можешь положиться на меня, братец, я так и быть, разузнаю, что говорят о княжне знающие люди. Под «знающими людьми» Натали конечно же подразумевала фрейлин Ее Величества, барышень в высшей степени осведомленных о всех новостях столицы и нравах ее обитателей. Спустя несколько дней княжна, приехав из дворца, известила брата о том, что в следующем месяце состоится бал, на который будут приглашены Долгорукие, и возможно, тут юная фрейлина лукаво улыбнулась, княжне будет предложено место в свите Ее Величества. В октябре заметно похолодало, затяжные дожди заливали улицы, а ветер прорывался в окна, но Анне стало гораздо лучше. Несколько дней назад ей было позволено вставать, и теперь она мечтала перебраться скорее в поместье. Но о поездке в карете нельзя было и думать, поэтому молодая женщина вместе с тетушкой коротала дни в гостиной у окна, рассматривая прохожих. Надежда Николаевна, как правило, что-то вязала, а Анна пыталась читать, перебивая свое занятие тихими беседами с тетушкой. — Тетушка, расскажите что-нибудь, — негромко просила Анна. — Да что же тебе рассказать, голубка моя? — вздыхала женщина, — Вот разве что сказку? И она начинала тихим голосом длинную, печальную историю: — Давным-давно в одной далекой стране жил был царь, равных которому не было ни по могуществу, ни по жестокости. У этого правителя была самая большая и бесстрашная армия, и он владел самыми бесценными сокровищами. Его дворец был самым богатым и самым огромным, таким, что все путешественники и послы других королевств теряли головы от роскоши царского дворца. Но самым драгоценным его сокровищем была дочь, которую царь берег, как зеницу ока. Царская дочь была необычайно хороша, так что о ее красоте люди, которым удавалось увидеть ее хоть раз, слагали песни. Правда таких было немного, потому что царь жестоко расправлялся со всеми кто хоть раз нарушал ее покой и пробирался на половину юной принцессы. Но время шло, дочка подрастала и с каждым годом расцветала все краше и краше и наконец, стала такой невиданной красавицей, что солнце стеснялось своего вида рядом с ней. И пришлось царю думать, как спрятать дочь от посторонних глаз. Много дней и ночей он провел в раздумьях, пока не подсказал советник обратиться за помощью к старой колдунье, что жила высоко в горах. Люди, правда, поговаривали, что никакая это и не ведьма, а самая настоящая горная фея, бессмертная и прекрасная, но толком никто ничего сказать не мог, потому что никто ее не видел в другом обличье кроме как в старом, потрепанном плаще нищей старухи. И вот царь отправился в горы. Долго он умолял старуху посоветовать, как спрятать дочь от посторонних глаз, пока она не согласилась отвести девушку в самую высокую башню на неприступной горе, куда и не все птицы долетали. И оказалась девушка одна в высокой башне, которая только существовала с том царстве. Только облака, да горные орлы были ее гостями, а белые снега, да ночные звезды коротали вместе с ней ее одиночество. Но иногда к ней приходила старушка, удивительным образом поднимавшаяся на неприступную гору, и приносила полную корзину таких вкусных фруктов, которых и в дворцовом саду было не отыскать. Так проходили дни, девушка оставалась одна на целые дни и могла разговаривать только с птицами, которые случайно залетали на такие высоты. Но однажды вечером она услышала далекую песню, что летела над горами, и ничего прекрасней девушка еще не слышала. Она так заслушалась, что совсем позабыла обо всем на свете, кроме голоса, что пел о волшебстве ночи, а когда утром явилась старушка, девушка спросила что это за песня, что летела над горами, и ничего лучше ее не было. Колдунья ответила, что поет ее пастух, что пасет свою отару в горах, и красавица стала умолять разрешить ей хотя бы один раз увидеть этого пастуха и самой услышать его песню. Тогда старушка велела ничего никому не рассказывать и обещала, что поможет девушке и покажет дорогу к башне тому, кого так хотела видеть принцесса. На следующий вечер, как только солнце коснулось земли, с неба спустились самые настоящие звезды и засияли так, что свет их был виден на тысячу верст вокруг. Юноша, что пас в горах овец, увидев этот свет, решил посмотреть, что там так сияет и отправился в путь. Он поднимался все выше и выше, идя за светом сияющих звезд, которые прямо так и лежали в траве и снегу и, наконец, увидел высокую башню, в окно, которой выглядывала красавица. Она была так прекрасна, что юноша тут же влюбился в нее. Она спустилась со своей башни и до зори они могли говорить, окруженные светом звезд. На следующий вечер девушка умоляла колдунью снова зажечь звезды, чтобы любимый смог подняться к ней в горах, ведь без их путеводного света он не смог бы найти дорогу к ней, и сорвался бы вниз в пропасть. Колдунья согласилась помочь влюбленным и снова, как и прежде звезды спустились вниз. Теперь каждую ночь в горах зажигались для юноши звезды, и он торопился в путь, зная, что в горах встретит свою прекрасную возлюбленную. Но однажды старый царь решил проверить, как поживает его красавца дочь и послал к колдунье своего слугу. Тот пришел под вечер к подножью горы и увидел, как звезды освещают путь к самой башне, царской дочери. Он увидел и юношу, что торопился на встречу с невестой. И наутро царь знал обо всем. Ярости его не было предела, и он собрав свой отряд пошел в горы сам. И когда с наступлением ночи в траве снова засияли звезды, он велел своим слугам идти туда и срывать их, так чтобы их свет больше уже никогда не сиял. И так получилось, что царь со своими солдатами пришел раньше к башне, чем юноша. Увидела красавица, что солдаты срывают цветы, и нет больше света в горах, поняла, что теперь юноша не сможет найти безопасную дорогу и бросилась умолять отца оставить хотя бы последний цветок, чтобы любимый не сорвался бы в пропасть и не разбился насмерть. Но жестокий отец был глух к мольбам дочери и не стал ее слушать, он сам сорвал цветок. И потух свет в горах, и не стало больше звезд в траве, что освещали путь юноше, потерял он дорогу и, оступившись, сорвался вниз, только последней крик, что слетел с его губ, был именем его возлюбленной. Услышала девушка крик своего любимого и не захотела больше жить. Выхватила она меч одного из солдат и бросилась на него и умерла с именем своего любимого на устах. Увидел царь, что натворила его жестокость, и решил наказать колдунью, что помогала возлюбленным, велел найти ее и привести к нему. Но к нему явилась не старая колдунья, а прекрасная фея и сказала, что отныне, она покинет эти горы и никто больше ее не увидит. Вернулся царь в свой дворец, прожил он еще много лет и правил он так же жестоко, как и прежде, и боялись его все подданные. А когда умер царь, люди забыли его имя, забыли они и прекрасную фею, что жила, когда-то у них в горах, не забыли они только двух влюбленных, которым помогало само небо. И звезды, что сияли, когда-то двум влюбленным, не перестали появляться в горах, только теперь они не светились небесным светом, как прежде, но зато и не вяли как обычнее сорванные цветы. Поняли люди, что это памятник бессмертной любви юноши и его прекрасной принцессы, и с тех пор и повелось, дарить своим любимым цветок эдельвейса в знак истинной и бесконечной любви. — Эти цветы и теперь растут в горах? — спросила негромко Анна, рассматривая осенний букет в вазе. — Да, и теперь, — улыбнулась тетушка, — Только не всем их найти удается. Молодая женщина удивилась, — Почему? — Потому что не всем они показываются, а только тем, кто действительно преданно любит и имеет такое же бесстрашное сердце, как и юноша, не побоявшийся ради любви пойти ночью в горы. Анна вздохнула и, помолчав, спросила: — А они действительно похожи на звезды? — Они и есть звезды, — отложив вязание, женщина встала, — Да ты что, голубка, загрустила? Пойдем-ка, в сад выберемся, а то так и засидеться недолго. Обняв девушку и накинув на худенькие плечи шаль, повела ее к двери.