«Эдельвейс»

– Что вы решили? – негромко спросила Анна и налила сливки в свою чашку. Завтрак проходил в молчании, Владимир невозмутимо помешивал ложечкой и начинать беседу не спешил. Даже почту, что подали как раз к чаю, Корф предпочел не обсуждать, прочитав поданные приглашения, положил их на стол, давая возможность Анне взглянуть на них самой. На вопрос жены он только поставил чашку на стол и, язвительно приподняв бровь, посмотрел пронзительно-острым взглядом. Анна подождала ответа и, не дождавшись, устало вздохнула: – Не понимаю, неужели так сложно ответить? Весь прошедший вечер они не разговаривали, ужин Владимир велел подать в кабинет, сославшись на занятость, а Анна, вообразив как одиноко будет сидеть за столом, ушла к себе. – Я полагаю, вас интересует приглашение Оболенских? – иронично спросил барон и намазал булочку маслом, – Вернее, будет ли там известный нам князь. – Напрасно иронизируете, – равнодушно пропустив его замечание о князе, пожала плечом она, – Оболенские известны всему Петербургу, но меня интересовал не их прием, меня больше занимали вы. – Я? – удивился Владимир, – Любопытно, что могло послужить столь неожиданному интересу? – Вы не находите, что нам необходимо поговорить? – Анна пыталась еще найти разумные пути решения сложившейся ситуации. – Зачем? Все сказанные слова ничего не значат, вы разве так не считаете? Лишние разговоры приведут только ко лжи, которую, простите, я не намерен выслушивать. – Ну, довольно! – решительно ответила Анна и поднялась, – Мы должны поговорить. Вы это понимаете не меньше меня. Она отошла от стола и, остановившись перед мужем, твердо начала, – Владимир, я не понимаю, что вчера произошло. Я не понимаю, что я сделала, я… – она беспомощно сжала свои плечи, комкая ткань рукава. – Вы полагаете, – мужчина бросил салфетку на стол и тоже поднялся, – что я настолько недальновиден, что не могу сложить два и два? Или вы считаете, что я так доверчив, что обмануть меня легко? Он подошел почти вплотную. Барон говорил тихо, не делая резких движений, но на Анну полыхнуло таким жаром его силы, что женщина задрожала. – Вы забываете наш уговор, – продолжил Корф, и холод его глаз прожигал ее насквозь, – я обеспечиваю вас, я оплачиваю ваши счета и покупки, я позволяю вам делать, все что заблагорассудится, но я не позволяю пачкать мою фамилию пересудами и сплетнями, сударыня. Если вы опозорите меня... Он что-то говорил еще, но Анна уже почти не слушала, в ее голове крутились его слова – «я оплачиваю счета...» – Вы оплачиваете мои счета? – вдруг невпопад переспросила Анна, и вздернула подбородок, – Так вы купили меня, Владимир Иванович? Значит, я не жена вам? Я рабыня? Значит, вся ваша забота это всего лишь… Она не успела договорить, как его руки властно легли на хрупкие плечи и немного встряхнули. – Вы моя жена, вам понятно? Моя. И вам не удастся освободиться от меня, – Корф посмотрел в ее распахнутые глаза и уже тише добавил, – пока я жив, во всяком случае. Барон помолчал, отошел, глядя в окно, и сухо продолжил, – Ваш поступок не имеет названия. – Вот здесь вы правы! – воскликнула рассерженная женщина, – Мой поступок действительно не имеет названия, потому что я ничего не делала! Вы слышите? Я не договаривалась о встрече с князем, я не писала ему, и не получала от него писем. Я… – ее дыхание сбилось от незаслуженной обиды и на глаза навернулись слезы, – я просто… – выпалила женщина и рванулась из комнаты не желая, чтобы он стал свидетелем ее слез, но до двери она добежать не успела. Вернее у самого выхода из комнаты была поймана крепкими руками и прижата к груди. Анна изо всех сил замолотила кулачками, пытаясь оттолкнуть, и ничего не видя за влажной пеленой подступивших слез. Перед глазами мелькало только что-то серое и большое, и ей казалось, что везде, куда бы она не повернула голову был он, ее муж. – Тише… тише, маленькая моя, – донесся до нее сбивчивый шепот, – тише, глупенькая… – Как?... Как ты можешь? – всхлипывала она и все норовила вырваться из его объятий, - Как ты вообще посмел? Она не слышала его ответа, казалось, он вообще не отвечал, только прижимал ее к себе. Вдруг как-то само собой получилось, что его губы оказались так близко от ее, что единственно правильным стало с радостью подчиниться им. И Анна подчинилась. Оказалось, что она так истосковалась по этой требовательной нежности, так рада этой настойчивой неумолимости, что только сладко выдохнула, когда смогла на секунду оторваться от губ мужа. Его руки блуждали по кружеву утреннего платья, сминая аккуратные ленточки, и Анна вдруг с упоением поняла, что не может противостоять ему, его силе и настойчивости. Владимир легко подхватил жену на руки и усадил на край стола. Потревоженная посуда жалобно звякнула, но хозяин не обратил на это никого внимания, все его существо было сосредоточенно только на ней, Анне, которая на секунду приоткрыв глаза, изумленно ахнула от такой дерзости, но тут же восторженно сдалась. Расстегивать мелкие пуговички не было сил, поэтому Владимир просто стащил ткань с плеча, открывая фарфоровую белизну груди, где розовые соски заострились в предвкушении наслаждения. - А-а-анна…. – выдохнул он, прежде чем женские губы встретились с ним. Сонечка Долгорукая скучала, сидя в кресле и покачивая ногой. Маменька с утра была не в духе, расстроенная растяпой-управляющим, отец уехал в московское имение на несколько дней, а Лиза спала. Была, правда, надежда что приедет Анна навестить их, но сестра запаздывала, и Соня расстроено посмотрела на часы. Вообще-то баронесса обещала быть у них еще утром, но стрелки часов уже близились к полудню, а ее все не было. Княжна бессмысленно просидела час у окна и, решив, что ждать больше не имеет смысла, позвала Татьяну. Коляска Корфов подъехала к крыльцу, когда девушки вооружившись мольбертом и красками, направлялись в парк. Анна была чем-то взволнована, глаза ее блестели, на щечках горел румянец, а всегда сдержанные розовые губки ярко алели. Сонечка сразу заметила состояние молодой женщины и, попросив Татьяну принести ей шаль, осталась с сестрой наедине. – Ты опоздала из-за Владимира? - сразу же приступила она с вопросами, как только они остались одни, – Он что, не пускал тебя к нам? Он сердился? – Нет, что ты, – возразила Анна, отчего ее смущение еще ярче проступило на вспыхнувших щеках, – я сама. Сонечка подозрительно глянув на нее, серьезно спросила, – Что ты сама? Я же вижу твое волнение, вы что, поссорились? Анна смущенно улыбнулась расспросам юной княжны, – Немножко… но мы уже помирились, – поспешила ответить она, – ты не думай, у нас все хорошо. – Да уж, вижу, что хорошо, - подозрительно ответила сестра и добавила, – у нас маменька тоже все время говорит, что все хорошо, а на самом деле, только и знают, как с папенькой браниться. Все вокруг лгут! – девочка топнула ножкой и повернула к Анне расстроенное лицо, – Ты тоже. И барон твой. - она грустно вздохнула. Анна ласково улыбнулась и обняла сестренку, – Что ты, он хороший. Просто я вчера опоздала, да и Репнин... – Что Репнин? – настороженно спросила Соня и заглянула с синие глаза Анны. – Ну... – растерялась женщина, вовсе не собираясь обсуждать своего мужа, – не бери в голову, – решительно улыбнулась и весело добавила, – все хорошо. На аллее появилась Татьяна, и девушки не решились продолжать разговор, а узнав, что проснулась Лиза и уже одевается, Анна поцеловала щечку княжны и поспешила к больной. Михаил Репнин вовсе не собирался к Долгоруким, но дядя, спустившись в столовую к завтраку, решительно заявил, что они не могут не справиться о здоровье столь очаровательной барышни. Поэтому пришлось подниматься к себе, четверть часа завязывать аккуратный шейный платок и надевать сюртук под цвет жилета. По дороге к дому Долгоруких они приобрели букет роскошных пионов и, вооружившись улыбками, предстали перед младшей княжной. – Маменька скоро будет, - церемонно ответила девочка, краснея под взглядом Репнина, и отнимая руку у Оболенского, – Она задерживается у Лизы, они с господином Штерном сейчас там. – Надеюсь, ничего серьезного? Как чувствует себя княжна? – озабоченно спросил Сергей Степанович. – Мы заехали навестить Лизавету Петровну, – улыбнулся Михаил. – Ей лучше. Ночью, правда, было немного нехорошо, но к утру, боль унялась и она смогла подремать. На пороге появилась Мария Алексеевна и весело улыбаясь, гостеприимно пригласила гостей к столу. – Мы очень признательны вам, господа. Боюсь даже представить себе, что бы было с моей девочкой, если бы не ваше неожиданное появление! Лизонька так вам благодарна, так благодарна, - ласково ворковала хозяйка, – ей сегодня гораздо лучше. – Княжне уже можно вставать? – Я всегда говорила, что неподвижность и бездействие только вредят молоденьким девушкам, – рассмеялась Долгорукая. Вошедший лакей, вытянувшись у двери, отрапортовал: – Лизавета Петровна с баронессой Корф устроились в библиотеке. – Ах, Боже мой! – воскликнула княгиня, – Лизонька так начитана, так любит наши книги! Не представляю, что будет с ней, когда ей придется уехать отсюда? – многозначительно закончила княгиня свое восклицание. – Зачем же вам уезжать, если здесь так хорошо? - вежливо спросил Михаил и опустил чашечку на блюдце. Мария Алексеевна грустно улыбнулась и опустила глаза, – Михаил Александрович, мир так устроен, что прелестная барышня недолго задерживается в отчем доме… Сонечка густо покраснела и уставилась на носочки своих туфелек, Репнин смущенно кашлянул, не зная как продолжить разговор, а Оболенский тут же подхватил: – Как я вас понимаю, дорогая Мария Алексеевна! Лизавета Петровна так очаровательна, так прелестна. Понимаю вашу родительскую печаль от столь скорой разлуки с милой дочерью. А что? Уже были причины вашей грусти? – тут же спросил Сергей Степанович. – Ах, Сергей Степанович, Сергей Степанович, – протянула княгиня, делая двусмысленную паузу, – Разве я так бы печалилась? – Прошу простить меня, – не выдержал Репнин и поднялся из-за стола, – я... – Я провожу вас, Михаил Александрович, – тут же вскочила на ноги Соня, – Пойдемте, я уверена, вам понравится библиотека. – Лизонька, прошу, прости меня, – Анна взяла прохладную ладошку сестры, – я, честное слово, не могу остаться. Владимир просил меня вовремя вернуться домой. – Никогда не подумала бы, что ты станешь такой примерной супругой, – иронично фыркнула Лиза, – Не понимаю, к чему такое смирение? – Это не смирение, – все так же ласково ответила баронесса, – Просто у нас есть определенные обязанности. Сейчас весна, скоро посевная, самое время перебираться в деревню. Надо все собрать, все успеть сделать. – О! Только не утомляй меня своими хозяйскими подробностями, - развеселилась княжна, – Ты и правда стала такой домовитой матроной! Анна рассмеялась и обняла сестру, – Ты самая лучшая во всем мире, и я очень люблю тебя, но мой долг теперь быть там. Анна поцеловала щечку Лизы и подошла к двери, – Мы заедем завтра, а потом сразу отправимся в деревню. Дверь неожиданно распахнулась, и гостиную вошел князь Репнин в сопровождении Сони. Анне казалось, что она поднимается по винтовой лестнице, все выше и выше, так что перехватывало дыхание и кружилась голова. И там, наверху, где все застилал золотой туман, и близкое солнце слепило глаза, там можно было увидеть небо. Но она ничего не видела. И даже тело, ее тело не слушалось ее. Глубокие, требовательные порывы Владимира заставили забыть обо всем, каждый раз с глухим стоном принимая его, она почти лишалась и слуха и зрения. Анна вообще ничего не могла услышать кроме раскатов морского прибоя, что бился в голове. Владимир подчинял, покорял, овладевал, его руки ни на миг не отпускали, и свобода теперь казалось такой ненужной, потому что именно так и правильно, именно так единственно верно. Она летела, набирая скорость и ветер, который только усиливался с каждым порывом с каждым рывком Владимира. И вдруг она поняла – солнце рядом. Оно оказалось так близко, что можно было обжечься. Золотой огонь накрыл ее неожиданно, на секунду взорвав все вокруг сияющими брызгами, и ослепив ее счастливые глаза. Она задохнулась от восторга и наверное, совсем забыла бы, как дышать, если бы не губы, его губы, накрывшие ее рот. – Я хочу сына, - только и смогла она пробормотать, как только Владимир освободил ее. Он тихо засмеялся и, обхватив ее еще крепче, перекатился на спину. – Где ты была сегодня так долго, несносная девчонка? - совершенно невпопад спросил мужчина, счастливо щурясь, – Тебя не было целых два часа. – Вы тиран и деспот, - мечтательно вздохнула Анна и устроилась подбородком на составленных кулачках, – Что я буду с вами делать? – Со мной совершенно ничего не надо делать, - довольно прикрыл глаза он, – Меня надо любить. – Любить? - Анне стало смешно, – Разве я недостаточно люблю вас, господин Корф? – Нет, - Владимир печально вздохнул и скорбно пожаловался, – я был сегодня один, целых два часа, моя маленькая женушка совсем обо мне не думает. – Вот уж неправда, - пожала плечиком она, – ваша жена преданно и верно думала о вас все утро, и потом… – Что потом? - полюбопытствовал барон, – Ну, рассказывай, что было потом? – И потом, - Анна серьезно посмотрела в глаза мужу, – я сказала Лизе, что хочу в деревню и на днях мы уезжаем. – Правда? - удивился Владимир, – А она? Наверняка заявила, что я ужасный собственник, раз увожу самую прелестную даму Петербурга. Анна весело рассмеялась, – Ну что-то в этом роде, правда, Сергей Степанович, поддержал меня, сказав, что сейчас в деревне… – Сергей Степанович? - Корф перебил ее, – Оболенский? А он что, был там? Моментально посерьезнев, Анна подобрала одеяло и, скатившись с груди мужа, села, – Да был, они вместе с князем приехали навестить Лизу. – Почему ты мне не сказала об этом? - нахмурился Владимир. – Интересно, когда бы я могла это сделать? - воскликнула девушка, – Ты практически вытащил меня из коляски, как только приехала, я вообще ничего не успела сказать. – А потому что нечего болтать, когда я так соскучился! И потом, ты сбежала с завтрака! – Сбежала с завтрака? - воскликнула она, – Ты называешь то, что было в столовой «завтраком»? – Ну… - Владимир мечтательно улыбнулся, вспоминая утро, – завтраки бывают разными, - и тут же расхохотался, поймав подушку, которую запустила в него жена. Полчаса в комнате царили смех и беспорядок. Супруги Корф с упоением воевали, забрасывая друг друга подушками, грозились поймать провинившегося и клялись в применении страшных наказаний. – Все, я больше не могу, - наконец выдохнула Анна, и подтянув простыню, которая служила ей туникой, упала на кровать. Владимир улегся рядом на живот и, намотав ее волосы на палец, легонько потянул к себе. – М-мм, ты меня замучаешь, - пробормотала девушка, отрываясь от жарких, настойчивых губ. – Я люблю тебя, - тихо ответил он. Они лежали в тишине комнаты, прислушиваясь к мерному покачиванию часового маятника. Где-то раздавались голоса прислуги, беспечные воробьи чирикали, пригревшись на солнце и совсем далеко горластый петух возвещал скорый закат. – Господи, что о нас подумают, - пробормотала Анна, не открывая глаз, – Мы весь день просидели в спальне. Какой стыд! Но Владимир не внял ее волнениям и, только крепче обняв, вдруг совершенно неожиданно спросил, – Ты виделась с ним? – С кем? - рассеянно спросила она и тут же напряглась, поняв его вопрос. – С Репниным. – Нет, - чуть быстрее, чем следовало, ответила Анна и, помедлив, добавила, – Вернее - да, конечно виделась. Я уже уходила, когда они с Соней поднялись в гостиную. Ты знаешь, - вдруг восхищенно улыбнулась девушка, – Она стала такой взрослой! Совсем барышня, а ведь ей только тринадцать лет. – Я помню тебя такой же, - вздохнул Корф, укладываясь поудобнее, – Ты была такой забавной, маленькой, робкой… Мне все время хотелось развеселить тебя или дать конфету. – Правда? А почему? – Ну не знаю… ты была грустной. Помнишь, вы приехали к нам на именины моего отца? Лизу тогда еще укусила пчела. – Помню, - Анна обняла мужа и прижалась к теплой, сильной груди, – Она тогда заявила, что когда вырастет, этот дом будет принадлежать ей, а потом в саду ее укусила пчела. – Она полезла в кусты за розой, - припомнил Владимир, – А ты играла с Соней в мяч, и совсем не замечала меня, - печально закончил Владимир. – Глупый, - улыбнулась Анна и провела пальчиком по его груди, – Я тогда так обрадовалась тому, что Лиза плачет, как-будто та несчастная пчела отомстила ей за глупые мечты… Ужасно, правда? – Нет, не очень, - засыпая, пробормотал Корф, теснее прижимая к себе жену. Всю дорогу домой, Михаил молчал. Дядя начинал несколько раз разговор, но каждый раз слышал что-то невразумительное и, наконец, бросил попытки обсудить с племянником визит к Долгоруким. Вернувшись, Михаил попросил не беспокоить его, поднялся к себе и запер дверь. Из головы не шел странный разговор с младшей княжной. – Михаил Александрович, остановитесь, - начала Соня, как только они вышли из столовой и скрылись из вида бдительной княгини. Его удивила столь странная манера юной княжны начинать разговоры, но видя ее скованность, решил послушать, что может поведать ему эта девочка. – Мне надо сказать вам... – Соня растерянно замолчала, низко наклонив головку и разглядывая пол. – Я слушая вас, Софья Петровна, – Михаилу стало даже интересно. – Я хочу сказать, что... – снова начала она и замолчала. – Да-да, я слушаю вас, – Репнин уже вовсю улыбался – девочка оказалась презабавной. – Мне надо просить вас... – в третий раз начала она и замолчала. Михаил спрятал улыбку и вздохнул, стараясь всем своим видом показать свое внимание. – Об Анне... – быстро проговорила Соня и подняла на него глаза, – Я хочу просить вас, не мешать ей. Она замужем и теперь... Веселье князя пропало, как и не было. Он растерянно заморгал и серьезно переспросил, – А что? Вернее, при чем тут я? – Из-за вас она несчастна. Она... они с Владимиром Ивановичем ссорились. Он ужасный человек! - воскликнула Соня, – Я боюсь его и могу себе только представить, каково приходится ей. Аня сегодня приехала, а на ней лица нет, я сразу поняла, что что-то не так. – Что не так? - глупо переспросил Репнин, размышляя над словами девочки. – Да все не так! Я же вижу, она волнуется, боится опоздать. И этот лихорадочный румянец и губы распухли... Она плакала! - убежденно закончила княжна. – Не понимаю, - пробормотал совсем растерянный Михаил. – Не понимаете? - возмутилась Соня, – Вы, в самом деле, не понимаете? Я не знаю, что, но знаю точно, что-то происходит, и вы, как мне кажется, имеете к этому какое-то отношение. Барон, кажется, не отпускал ее, а она боялась опоздать, что это, Михаил Александрович? – Соня, мне кажется, вы слишком много фантазируете. – наконец ответил Репнин, – Поверьте мне, я никоим образом не причастен к тому, в чем вы меня подозреваете. – Вы лжете, – рассердилась девочка, – Все лгут! Даже вы. Идемте же, нас ждут. С этими словами она толкнула дверь в гостиную.