Мать - Бог в глазах ребенка. Сайлент Хилл.
Страх сковывает маленькое, бьющейся бешеной дробью сердечко. Руки прижаты к лицу, а из глаз рекой текут слезы. Она одна. В пустоте. И никто ей не поможет. Внезапно из пустой темноты раздается до ужаса знакомый голос. Он приближается и с каждой секундой становится все ближе, теплее и согревающее. При желании он мог бы заменить горящий камин в Рождественскую ночь. А затем горячие, веющие теплом руки, бережно поднимают девочку. Кажется, что она старается не задеть даже волоска на головке девочки. Страдающая тяжелая голова прижимается к согревающей шее. Материнские руки крепко обнимают больную спинку. А затем она осторожно кладет ее на мягкую кровать. - Мам... - тихо, почти не слышно, говорит Фриск, - почему мы не можем жить счастливой жизнью? Почему мы не можем не страдать? - Такова жизнь, - также тихо отвечает дочери Камилла, - тут ничего не поделаешь. Камилла мягко обнимает пушистый подбородок дочери своими шерстяными пальцами и медленно приподнимает лицо Фриск так, чтобы ее взгляд воссоединился с ее взглядом. - Но помни - что бы ни случилось, пообещай мне одну вещь. Фриск ненавидела давать обещания. Ведь когда-нибудь обязательно появится тот случай, когда ей придется его нарушить. Но отказывать маме... - Да. Конечно. Камилла пару секунд молчит, как-будто обдумывая, как лучше сформулировать свое желание, и наконец, печально посмотрев в глаза дочери, говорит: - Пообещай мне Фриск... Пообещай мне... что бы ни случилось, ты будешь оставаться решительной. Ты будешь бороться. Ты не будешь сдаваться. - Да... - Фриск преданным взглядом смотрит в глаза матери, - обещаю, мама. Фриск хочет ее обнять, но внезапно Камилла начинает просто исчезать. Ее тело медленно растворяется, постепенно превращаясь в пыль. Фриск прекрасно знала, когда это бывает. Так умирают монстры. - НЕТ! - издает полный горя и отчаяния крик Фриск, - МАМА! ПОЧЕМУ ТЫ ПОКИДАЕШЬ МЕНЯ?! ТЫ ОБЕЩАЛА ВСЕГДА БЫТЬ СО МНОЙ!!! Голос Камиллы ничуть не повышен. В ее словах невероятное спокойствие, но если хорошо прислушаться... можно расслышать мелкие, почти не заметные нотки печали и грусти: - Так надо,- медленно размыкаются губы Камиллы, - прости дочь, но... так надо... так надо... И ее последние слова тихим эхом разносятся по пустоте, когда ее тело превратилось в пыль. И Фриск, не в силах сдерживаться, издает громкий крик тоски и одиночества. Она снова начинает плакать. Но теперь она не в силах остановиться. Слезы рекой скапливаются на несуществующем полу. Уровень соленой воды повышается, с каждой новой слезой, попадающей в это озеро. Вот маленькие ножки Фриск погрузились в соленую, разъедающую воду. Вот она уже по грудь в соленом море. И даже не успев оглянуться и не успев понять, что она натворила, Фриск с головй погружается в воду. Кровать бесследно исчезает, а Фриск без возможности дышать, начинает медленно оседать ко дну. Бессильная рука последний раз протягивается к возможному пути спасения. А затем из-под дна выплывают гигантские черные щупальца. Их хозяина не видно, хотя кажется, что они его и не имеют. Они в миг охватывают хрупкое тельце и тащат ее ко дну. Сопротивляться даже нет смысла - она давно мертва.**********
- НЕТ! МАМА! И Фриск просыпается. Это все было просто сном. Кошмаром. Но таким явным и реалистичным. Мама... она же не могла просто так покинуть свою дочь. Чувства, в данным момент переполнявшие Фриск, были каким-то объединением чувства страха и одиночества с ощущением себя всеми покинутой. Фриск была одинока и ей было страшно. Она боялась за саму себя, за маму. Но одновременно с этим она чувствовала себя преданной и покинутой. Мать оставила ее. Предала? Или может наоборот - оберегла? Внезапно до Фриск наконец доходит, что она лежит на кровати. Все тело ужасно болит и ноет. Но она определенно чувствует в себе какие-то изменения. Фриск слегка приподнимается на локтях. Дается это ей не с первого раза - от малейшего движения все ее тело как-будто кололи иглами. Так и так, но она все же встала. И тут же чуть не вскрикнула от досады - ее любимый свитер исчез! Голубенький, в розовую полоску, он всегда и во всем сопровождал хозяйку. Фриск носила этот свитер с пятилетнего возраста, и он до сих пор продолжал ей служить. Они пережили вместе много событий и испытаний, в том числе и погоню от суда. И во время любого расставания с ним она испытывала чувства, как будто навсегда прощалась со старым другом. Вместо свитера на ней была одета простая детская футболка белоснежного цвета, с изображением непонятной руны на груди. Помимо этого, ее правый, поврежденный ранее локоть был крепко перевязан бинтом. Многие порезы и ссадины на ее теле были замазаны зеленкой. Короткие каштановые волосы, пусть и не идеально, но были причесаны и собраны в маленький коротенький хвостик. Беленькие длинные ушки также были аккуратно причесаны и старательно очищены от грязи и крови. Фриск сразу ощутила непонятный и слегка горьковатый вкус на своей нижней губе. Слизав его языком, лицо девочки скорчило отвратительную гримасу - вкус ужасно горький. Похоже это было что-то наподобие лечебной мази. Фриск была накрыта янтарного цвета одеялом. Ее голова до этого лежала, пусть и не настолько мягкой, но все же достаточно удобной подушке. Сама кровать была довольно старенькой, но все же это была кровать - самое удобное и любимое всеми детьми место (не считая улицы). Наконец Фриск решила оглядеться. Она находилась в небольшой, но достаточно уютной детской комнатке. Слева, чуть поодаль от кровати находилась входная дверь. Сама кровать стояла в левом углу. Около двери стояла маленькая тумбочка для обуви. Коричневые башмачки Фриск сейчас как раз находились там. У противоположной стены стоял маленький детский столик, по размеру как-будто специально для Фриск. На столике лежали маленькие разноцветные кубики и несколько коробок с пазлами. У следующей стены стоял небольшой резной шкафчик. Из него выглядывал рукав полосатого свитера. На миг девочка чуть было не соскочила с кровати, приняв его за свой столь любимый свитер. Но, к ее огромному разочарованию, свитер был зеленый и только с одной желтой полоской. У шкафа на стене висел рисунок. Похоже, его автор не отличался креативностью, так как на рисунке был изображен одинокий золотой цветок. И интерьер комнаты дополняли пыльные старые игрушки, лежащие около кровати и в цветастой коробке, стоящей в углу около шкафа. Все было бы неплохо, вот только ремонт тут давненько не делали: красные яркие обои во многих местах были оборваны, на паркете красовались огромные дыры, протоптанные не монстрической силой, лампочка в одинокой люстре горела довольно тускло, ничуть не освещая помещение, а ножки кровати, стола и шкафа тихо поскрипывали, грозясь в любую минуту просто развалиться в щепки. Но качество интерьера не сильно волновало Фриск. Ее волновал всего один вопрос: Где она? Она помнила лишь то, как в невероятном страхе и свободном полете летела куда-то вниз. Помнится, она тогда сильно грохнулась головой. В тот момент она полностью отключилась. Но тогда... кто ее принес сюда? Все раны были бережно обработаны, свитер куда-то пропал (Фриск искренне надеялась, что хозяйка или хозяин дома просто взяла и взял его, чтобы подшить все порезы и дырки, а не выкинуть на помойку), да и дом этот наверняка кому-то принадлежит. Но не успела Фриск толком подумать, как тишину комнаты разразил противный до невозможности скрип давно не смазанной двери. - О, дитя! Ты уже проснулась? - послышался из коридора приглушенный мягкий женский голос. И наконец его обладательница удостоилась войти в комнату. На ее лице красовалась улыбка. И Фриск сразу поняла, что ей беспрекословно можно доверять - это улыбка матери. Родной любимой женщины, готовой в огонь кинуться ради ребенка. Глаза светятся лучезарной добротой и спокойствием, руки сложены лодочкой. Не длинные, но и не короткие почти белые волосы, разделенные на множество прядей, свободными локонами лежат на плечах и чуть ниже. Все говорит, даже больше чем надо, о ее невероятной материнской сущности. Но... Это не монстр.