Изгнаннику всегда приходится ждать. Он ждёт, когда ему улыбнется удача… Ждёт, когда люди в стране, где он нашёл убежище, закончат свои собственные дела и вспомнят наконец о его делах. И о его чувствах… Морис Дюон.
— … и быть им навсегда заточенными в тюрьме, которую они и себе и избрали! Последние слова, которые на всю дальнейшую жизнь засели в мыслях провинившихся, когда они навсегда стали отделены от внешнего мира. Больше яркий солнечный свет не озарит их печальные лица. Освежающий летний ветерок не даст им вволю собой насладиться. Звёзды не будут смотреть на них с небес и жалостливо мигать, стараясь подбодрить их страдающие, тоскующие по дому души. Теперь детские босые ножки не будут бегать по мягкой, щекочущей пятки травке. Да и свежие, рождённые природой цветы не будут радовать их взоры. Они навсегда этого лишились. — Я обещаю вам, — звенит, словно гром среди ясного неба, под сводами пещер мощный голос короля, — рано или поздно… но мы выберемся отсюда. И, сражённые надеждами короля, сердца людей начинают пылать такой же надеждой и непреодолимым желанием отомстить всем, кто заставил их страдать.***
В четырёх стенах. Каждый день. Жизнь пролетает, словно маленький бумажный и не властвующий над своей судьбой календарь. Фриск по-другому представляла себе жизнь без друзей, без малейшего намека на дружбу, без счастья и радости. Фриск была просто не такая, как все. А всё началось с одного урока истории в школе, на котором юные, маленькие монстрики, узнали, как все эти земли стали принадлежать исключительно им. И больше никому. Когда-то давным-давно Землей правили две расы: люди и монстры. Ни Фриск, ни кто-то другой из её класса, понятия не имели о людях. Они и представить себе не могли даже как они выглядят. Одни говорили, что они такие же склизкие и противные, как только что сварившиеся на завтрак улитки. Другие считали, что от монстров их отличает лишь бессердечность и бездушность. Причём, в буквальном смысле. Как они умудряются жить без столь важных органов — для Фриск пока что остаётся загадкой. Всё закончилось тем, что монстры, решив свалить всю вину на бедных людей, объявили им войну, возомнив себя главными только из-за того, что магия у них, видите ли, сильнее. Монстры победили. Но это был нечестный бой. Люди почти не обладают магией. Оружие против магии… Исход понятен. Монстры заточили людей под землю. И это кошмарное место навсегда стало их тюрьмой. Никто и ничто не сможет пересечь барьер, созданный семью самыми великими монстрами-волшебниками. А они даже ни в чем не провинились! Во всём виноваты монстры! Порой Фриск даже мысленно проклинала весь свой род за такую подлость и бесчестие. Нет, чтобы сражаться со своими врагами по-честному! Надо обязательно показать всё своё превосходство в бесчестии. Так в чём же проблема Фриск? Всё просто: она монстриха — козочка. Она почти ничем не отличается от других монстриков: длинные пушистые ушки, маленькие и ещё толком не выросшие рожки, острые коготки… и… и больше ничего. Больше ничего монстрического в ней не было. Всё остальное было совершенно человеческое. Больше ни одного пушка, ни вытянутой мордочки, ни даже узких монстрических зрачков. В этом и была вся проблема. Узнав, как выглядели люди в древних, к счастью выживших книгах, мэр города выяснил, что Фриск не такая, как все. Казалось бы, ничего страшного. Ну поговорили немного, ну и всё. Но всё оказалось не так просто… Фриск заподозрили в шпионаже. Этого маленькая девочка никак ожидать не могла. Все начали роптать о ее скрытой настоящей подлой личности, о ее тайных планах по освобождению людей и о ее надеждах обвести монстров вокруг коготка, которым, по их мнению, не суждено было сбыться. Это была глубокая рана. Все друзья, которые имелись в кругу Фриск, тут же разбежались, в страхе попасть под руку столь безвинной с виду, но и на самом деле внутри, персоны. Случайные прохожие в страхе шарахались от бедной девочки и подозрительно смотрели на нее исподтишка, надеясь, что она вот-вот совершит какую-либо провинность. Все что угодно, только чтобы она была наказана. От девочки не отвернулись лишь родители. Молодая мама — козочка Камилла не бросила и не отвернулась от своей дочери. Она все также любила ее всем сердцем, невзирая на постоянные советы своих соседок, любящих галдеть наперебой каждое утро, избавиться от столь опасной персоны. Камилла их не слушала. И не собиралась. Ее большое сердце, в котором всегда находилось место для других монстров, являлось милой теплой кроватью и для Фриск. Камилла любила свою дочь несмотря ни на что. С отцом все было сложнее. Гораздо сложнее. Теперь его теплый нежный взгляд не провожал дочку по утрам в школу. Крепкие, но заботливые руки не обнимали дочку и не прижимали ее столь хрупкое тело к мускулистому накаченному торсу. Его сверкающая добротой улыбка не озаряла его вытянутое лицо со сверкающем, словно белый снег, пушистым мехом. Все это испарилось. В один миг. Отца словно подменили. За общим столом (что на завтраке, что на обеде, что на ужине) его теперь колючий взгляд пронзал девочку буквально насквозь, смотря ей прямо в душу. Проходя мимо, его пустые глаза осматривали девочку с головы до ног, словно проверяя, не украла ли она что-то из своего собственного дома. А заветного поцелуя в маленький детский лобик на ночь теперь просто не существовало. Алан изменился. Но Фриск старалась не отчаиваться. Она всем сердцем верила, что все будет хорошо. Ее надежды… ее мечты… они не могли просто так рассыпаться в прах. Просто так… без борьбы… нет. Она не сдастся. Не может! Она не может сдаться сейчас! Она должна оставаться… решительной. Но проводя все дни и все ночи либо в своей маленькой детской комнатке, заполненной старомодными игрушками и вечно заплаканными подушками, либо в пучине леса, растущего прямо за домом Фриск, где всегда (на ее счастье) было безмонстро, * и где она могла свободно выплакать все те страдания, что она пережила за свое только начатое детство, не боясь, что кто-то может ее увидеть, ее надежды становились все меньше. Мечты постепенно преображались в бессмысленные детские фантазии. А психическое состояние становилось все неустойчивее. Нервная система расшаталась. На сердце постепенно рождалась тяжелая рана, которая, судя по всему, и не собиралась хоть когда-нибудь зажить. Но дальше — хуже. Наконец наступил тот день, когда ее жизнь изменилась. Невозвратно и навсегда. Ее вызвали на Суд. Сообщение пришло рано поутру в почтовом ящике. Содержимое письма нисколько не радовало бедную девочку. Скорее наоборот.« Я — мэр города „Монстро-полиса“* — Феликс Ван Рогш — прошу Фриск Алан Миллер — восьмилетнюю девочку из семьи Камиллы Николас Миллер и Алана Джека Миллера — присутствовать на городском суде 13 сентября 201x года. Это чрезвычайно важно. Прошу вас не отказываться и не сбегать. С Уважением, Феликс Ван Рогш — мэр города „Монстро-полис“ P. S. Мы вас даже из-под земли достанем…»
Это была не просьба. Это был приказ. И от него никак не отречься. С сожалением, страхом и плохим предчувствием, Фриск с родителями отправилась в судебное здание.*******
На суде собралось (как Фриск и предполагала) множество как важных, так и не очень монстров. На месте главного подсудимого сидела, конечно же, сама Фриск. А мэр, помимо того, что им и являлся, помимо всего прочего, сидел на месте главного председателя суда. Девочка отчетливо помнила, что именно с мэра Феликса все и началось. Ничего хорошего от него ждать не надо. В роли адвокатов подсудимой выступала Камилла. Отец же отстранился. Это нисколько не удивило Фриск, но поразило до глубины души Камиллу. Похоже, она не ожидала такого от собственного мужа. Но время шло, и суд начался. Фриск мало что понимала из всей той политической белиберды, что выходила из уст мэра. Ясно было одно — ничем хорошим это не закончится, а все сказанное им обязательно пойдет не в пользу Фриск. Подсудимая всячески старалась скрыть свой страх. Но у нее мало получалось, ведь ей никогда не было так страшно: коленки предательски дрожали, голова слегка кружилась, пальцы на ногах и на руках как-будто онемели, а по всему телу проходила мелкая дрожь, хотя все окна были крепко закрыты. Наконец слово дали ее матери. Камилла, так же стараясь сохранять хладнокровие и спокойствие, встала, слегка покачнулась на ногах и только потом заговорила: — Моя девочка никогда никого не даст в обиду, — начала она говорить столь теплые и нужные в данный момент для Фриск слова — я более чем уверена — ее сердце наполнено любовью и добром. Она никогда мне не лгала и я уверена, что и не будет. А потому, я полностью отрекаюсь от ваших обвинений в ее сторону, — внезапно ее, до того тихий и спокойный голос начал постепенно переходить на крик — Обвинять ребенка в шпионаже! Не это ли самое подлое, что мы вообще можем за свою жизнь учинить?! И ведь совесть не проснется, как ее в вас не буди! И… Договорить ей не дал, уже порядком сводящий Фриск с ума, мэр Феликс. В этот момент зал суда огласил громкий стук молотка. — МОЛЧАТЬ! — просто не монстрически* громко взвизгнул он своим тоненьким, словно детским голоском, никак не подходивший к его полной фигуре. Камилла подчинилась. — Вы не знаете, что говорите, Миллер! Ваша дочь опасна. Она — шпионка людей и наверняка еще и потомок тех тупых, не отличавших смелость от глупости, людских воинов, что унесли в гроб мою матушку! В зале послышался тихий всхлип. До тех пор Фриск терпела. «Все нормально. Все нормализуется. Все будет в порядке…» — мысленно успокаивала она себя. Но последние слова мэра не смогли не свести с ума страдающую девочку. — Вашу дочь необходимо ликвидировать. Все. Хватит. Из глаз Фриск ручьем потекли слезы. Сдерживаемые ее решительным духом, они прочно сидели где-то в глубине ее воспаленных глаз. Но сейчас ее решительный дух дал трещину. Которая сделала еще. И еще. И еще. Она не выдержала. Фриск, громко взвывая, соскочила с места и, под возмущенные восклицания монстров и испуганный крик матери, схватила стул, на котором сидела и со всей силы швырнула его в окно. Она и не надеялась, что у нее получится. Поскольку она попросту не была уверена, что кинула стул туда, куда надо: глаза ее были наполнены слезами. Все вокруг просто расплывалось, как-будто в грязной луже. Но внезапно раздался стук бьющегося стекла и испуганный вскрик. Свобода… всего один шаг… И Фриск сделала этот шаг. И полетела навстречу свободе с шестого этажа.