Hearts Of Gold

      Лицо Хироки, слабо освещенное парящими вокруг огоньками, кажется мне еще более бледным, чем раньше. Младший сидит, не сводя с меня глаз, словно ждет от меня чего-то. За то время, что я не видел его, он стал каким-то чужим, сильнее стали выделяться скулы, глаза неестественно блестят в темноте. Или, может быть, мне это только кажется в неровном свете парящих кругом сфер?       - Хироки, - повторяю я, не имея ни малейшего понятия, что стоит сказать дальше. Кохибана делает пару шагов вперед и рукой неловко касается плеча младшего, задевая пальцами его голову.       - Мне так жаль, - вдруг тихо говорит Хироки, не обращая внимания на стоящую около него Кохибану. Девочка опускает голову.       - Мне так жаль, - повторяет Хироки, дрожащей рукой проводя по волосам, - прости меня.       - Хироки, я не… - начинаю я, но брат внезапно поднимается на ноги, потом подходит ко мне и неловко прижимает к себе, обняв обеими руками. Я чувствую, будто та змея, свернувшаяся у меня в животе, сворачивается еще сильнее, а к горлу подступает ком. Я осторожно обнимаю Хироки в ответ.       - Хироки, - говорю я, опустив глаза, и младший отстраняется, - я не хочу, чтобы ты извинялся.       Краем глаза я замечаю, что губы Хироки мелко дрожат, но он старается сохранять серьезное выражение лица.       - Тебе не за что извиняться, - с этими словами я сажусь, и Хироки сразу же садится передо мной, - в том, что случилось, виноват я, и…       - Нет, - прерывает меня Кохибана, и Хироки вздрагивает, - то, что случилось, случилось из-за моей неосторожности. Я уже говорила тебе об этом.       Девочка подходит ближе:       - Я думала, что смогу защитить тебя, но после того, как ослепла, стала совсем бесполезной. Поэтому сейчас единственное, что я могу сделать – это помочь вам выбраться отсюда. И я обязательно сделаю это. Я обещаю.       Хироки некоторое время смотрит на Кохибану, а потом опускает глаза и снова проводит левой рукой по волосам. Никогда ранее я не видел брата таким – разбитым и измученным.       - И как же мы собираемся выбраться отсюда? – спрашивает Хироки, не поднимая головы, - я думаю, нам нужно сделать это до того, как сюда вернется… он.       - Огоньки привели нас к тебе, Хиро, - начинает Кохибана, - ибо множество воспоминаний Таки связаны именно с тобой. Но, в то же время, - девочка поворачивается ко мне, - твое сердце, Така, наполнено драгоценными воспоминаниями, связанными с твоими друзьями и группой. Мы видели некоторые из них по пути сюда, но ты же прекрасно знаешь, что их намного больше. Они и выведут нас.       Я задумчиво киваю, и Кохибана, опустившись на колени, вдруг берет меня за руку:       - Расскажи мне историю.       Я гляжу на девочку, а потом перевожу взгляд на Хироки. Тот в недоумении пожимает плечами.       - В каком смысле? – спрашиваю я хрипло.       - В прямом, - отвечает Кохибана, на ее губах появляется улыбка, - просто расскажи о чем-нибудь, что когда-нибудь с вами случалось. Ну же.       Я вспоминаю мировой тур с «35xxxv» и бесчисленное множество забавных случаев, которые происходили с нами в дороге, и наконец рассказываю Кохибане, как однажды мы вместе чуть не пропустили самолет из-за того, что накануне вылета забыли в клубе одну из гитар Тору и были вынуждены спешно за ней возвращаться. Я вспоминаю, что Тору в тот день страшно ругался, говоря, что с нами он до своего 27-го дня рождения вряд ли доживет, что он, «как лидер, берет на себя всю ответственность», а мы и палец о палец ударить не можем. Я вспоминаю, как потом в самолете Томоя снимал спящего Тору, который после пережитых событий уснул, схватившись руками за голову.*       Я осознаю, как мне их не хватает, только теперь, когда нахожусь в объятиях обступившей всех сторон темноты, тяжелой и влажной, буквально не дающей вздохнуть. Наверное, сейчас мне было бы достаточно только их увидеть. Не имеет значения, сколько раз мы подкалывали и называли друг друга «безмозглыми», сколько раз повышали друг на друга голос. Проведя вместе уже больше десяти лет, мы научились ценить друг друга. Я помню, как во время тура по Японии Тору потерял сознание после концерта, и Рёта, покинув сцену раньше, чем нужно было, взволнованно бежал вдоль по коридору в гримерную, куда унесли Торио. Рёта что-то обеспокоенно кричал, не оборачиваясь, и я слышал только обрывки фраз.       Вдруг я замечаю, что чуть поодаль от нас в воздухе зажигается еще один огонек, и тьма немного отступает. И я могу поклясться, что раньше этого огонька здесь не было.       - Кохибана… - начинаю я, но девочка прерывает меня:       - Да, - ее голос звучит радостно, - я знаю.       Я молча смотрю на Хироки, и тот улыбается:       - Я понимаю, – улыбка словно преображает младшего, его глаза вновь загораются, - я понимаю! Чем больше у тебя воспоминаний, чем больше историй ты можешь рассказать, тем больше огоньков. Кохибана, ты молодец!       И девочка впервые за долгое время смеется, прикрывая рукой рот.       Тут я и сам понимаю, что улыбаюсь.       - А теперь постарайся вспомнить что-нибудь еще, - говорит девочка, поднимаясь на ноги, - и пойдем.

***

      Врач тихонько собирает вещи, а потом подхватывает пальто, перекидывает его через левую руку и поворачивается к Томое. У него растерянный взгляд, и Томоя хмурится.       - Необходимо обследование, - говорит врач, - я никогда раньше не сталкивался с подобным. Реакция на окружающий мир у молодого человека понижена, однако не настолько, чтобы я назвал его состояние сном. Это больше похоже на гипноз. Конечно, гипнотический сон не может продолжаться более 3 часов, но, знаете, специалист может дать конкретную установку не просыпаться, и тогда… - врач несколько раз проводит рукой по пальто, словно смахивая с него невидимые пылинки, а потом, встряхнув головой, продолжает, - я считаю, что необходимо обследование. Нам нужно выяснить, как функционирует его мозг, чтобы сделать какие-то выводы.       Томоя оборачивается на стоящего за ним Рёту, и тот поджимает губы.       - И когда нужно пройти это обследование? – спрашивает Томоя, вновь поворачиваясь к врачу.       - Сегодня вторник, - задумчиво говорит тот, - мы можем провести обследование завтра после обеда. Затягивать нельзя, сами понимаете. Он спит уже около восемнадцати часов, организму потребуется вода.       Томоя молча кивает, а потом садится у кровати спящего и откидывает голову назад. Рёта так же молча провожает врача до выхода из номера.       Тиканье часов на стене кажется оглушительным, Томое кажется, будто где-то протяжно и грустно звонят колокола. Така все так же размеренно дышит во сне, иногда его веки подрагивают, словно он видит захватывающий сон. Спустя некоторое время Томоя поднимается со стула, расправляет плечи и наклоняется к прикроватной тумбочке, чтобы достать из нее пачку влажных салфеток. Извлекая одну салфетку из пачки, Томоя следит взглядом за автомобильным потоком, равномерно тянущимся под окнами отеля, а потом осторожно вытирает салфеткой лоб и щеки спящего.       - Лучше бы ты проснулся прямо сейчас и дал мне подзатыльник, как ты обычно это делаешь, - бормочет Томоя, убирая пачку обратно в тумбочку, - я был бы даже рад этому. Как же тебя угораздило попасть в такую передрягу, Мори-чан?       Снова усаживаясь на стул, Томоя вдруг замечает, что по губам Таки пробегает улыбка, и усмехается:       - Раз ты улыбаешься, значит, все не так плохо.       Спустя некоторое время в дверь коротко стучат. Томоя поворачивает голову и видит, что из-за приоткрытой двери на него пристально смотрит Тору. Томоя знаком просит его войти.       - Ну как? – чуть слышно спрашивает тот, заходя в комнату и прикрывая за собой дверь.       - Ничего не изменилось, - с горечью в голосе отвечает Томоя, - разве что улыбнулся. Или мне это показалось. Не первый час тут сижу все-таки.       - Улыбнулся? – перепрашивает Тору, подходя ближе, - наверное, увидел что-нибудь во… во сне.       Тору несколько секунд смотрит на спящего, а потом садится на кровать Рёты, стоящую рядом.       - Томо, мы должны ему помочь, - говорит Тору, делая ударение на слово «должны», - он один не справится.       Томоя качает головой:       - Ты даже не знаешь, какой сон он видит сейчас, если он вообще видит его, конечно. Он не отзывается на свое имя, он даже не двигается. Иногда мне кажется, что он заснул… заснул навсегда. Мне очень страшно такое говорить, но я совершенно не знаю, как ему помочь.       - Если он видел во сне свою комнату, - начинает Тору, поднимаясь с кровати и начиная медленно ходить взад-вперед по комнате, - значит, все эти сны как-то связаны с его воспоминаниями. А это существо, - Мэйан, правильно? – пытается… забрать их? Ты ведь знаешь, как Така относится к своим родителям и ко всему, что каким-то образом связано с его семьей – он много раз говорил об этом, - Тору останавливается на секунду, потом кашляет и снова принимается ходить из угла в угол.       Томоя устало следит за ним взглядом. Тору вдруг снова останавливается, а потом подходит к двери, открывает ее, высовывает голову в гостиную и кричит:       - Рёта! Зайди сюда!       Из гостиной доносится скрип кресла, бормотание Рёты, и через несколько секунд он с Бетти на руках появляется в комнате.       - У меня есть одна мысль, - начинает Тору, переводя взгляд с Рёты на Томою, - раз уж мы не можем разбудить его, думаю, мы можем помочь ему и так. Если эта тварь из сна Таки хочет забрать воспоминания (а вместе с ними и его самого), мы должны помочь ему сохранить их.       Рёта опускает собаку на пол и подходит ближе:       - Я не понимаю… ты предлагаешь… вспомнить все, что может быть дорого Мори-чану?       - На то, чтобы перечислить все, уйдут недели, - Тору усмехается, - но ты прав. Да, я думаю, нам нужно вспомнить как можно больше историй, которые связаны с нами всеми. Я не совсем уверен, что это как-то поможет, однако выбора у нас до обследования нет.       Томоя придвигает стул ближе к кровати:       - Хорошо, - говорит он, - я понимаю. Я не знаю, поможет ли это, но… по крайней мере, вряд ли мы сделаем только хуже.       Томоя с минуту глядит на руки Таки, безвольно лежащие вдоль тела, на медленно поднимающуюся и опускающуюся грудь, на смуглые щеки, на приоткрытый рот, а потом собирается с мыслями и начинает:       - Мори-чан, - его голос немного дрожит, но Томоя тихо прокашливается и продолжает уже более спокойно, - ты, может быть, и не услышишь нас, но мы действительно очень волнуемся, - Томоя вскидывает голову, щеки его заливает румянец, - я не знаю, что ты чувствуешь сейчас, но ты дышишь, а значит… нам есть за что бороться? – Томоя криво улыбается, - может быть, ты помнишь, как давным-давно мы впервые с тобой встретились? О, я был так напуган, так напуган, потому что приехал в чужой город, я был так далеко от дома. Я чуть было не заблудился в городе, я опоздал, и, наверное, если бы вы тогда не дождались меня, все сложилось бы по-другому. Я помню, какими вы были тогда, помню студию, в которой мы впервые собрались, помню, как все мы немного сторонились друг друга. Я и предположить-то не мог, что мы зайдем так далеко, ведь мы вместе уже столько времени. Я ведь никогда и не думал о таком будущем, серьезно. Я лишь мечтал о нем, и я никогда бы не обрел то, что имею сейчас, будучи в другой группе. Мы вместе трудились, вместе ошибались, и, знаешь, я уверен, что мы должны так же вместе дойти до конца. За все это время ты чем только не ударил меня по голове, - Томоя снова улыбается, - но не в этом дело. Дело лишь в том, что все это время ты лупил по голове меня.       Томоя неловко замолкает и, поджав губы, оборачивается на товарищей, а потом переводит дыхание и произносит:       - И, каким бы ни было наше будущее, - голос Томои дрожит, - без тебя оно невозможно.       - Как же слащаво у тебя вышло, - вставляет Тору, и Томоя усмехается:       - Мне ужасно неловко. Но по-другому не получилось. Сам попробуй.       - Уж попробую, - Тору щурится.       - У нас не конкурс, - серьезно произносит Рёта, - и не соревнование.       Бетти сидит на полу около кровати Таки, высунув язык и тяжело дыша. Когда Тору начинает говорить, она, обернувшись на звук знакомого голоса, внимательно глядит на Тору, а потом кладет голову на передние лапы и закрывает глаза.

***

      - Я что-то не понимаю, - Хироки бросает недоверчивый взгляд на Кохибану, - куда ведет эта дорога?       Я не хочу это признавать, но и меня в этот момент мучает точно такой же вопрос. Мы уже долгое время шагаем вперед, из-за мерцания огоньков рябит в глазах, а Кохибана все так же неутомимо семенит чуть впереди, порой приостанавливается, словно прислушиваясь к чему-то, а затем снова устремляется вперед. Я не решаюсь спросить у нее, как она, потеряв зрение, ориентируется без нашей помощи.       - Подожди немного, - беспечно произносит девочка, - ты все увидишь.       Хироки трясет головой и хочет продолжить, но, поймав на себе мой взгляд, поджимает губы. Он уже не кажется таким воодушевленным, как в начале нашего пути, нетерпеливо поглядывает на Кохибану.       Спустя некоторое время он все же не выдерживает:       - Нет, ты скажи, - он резко повышает голос, - куда ведет эта дорога?       Кохибана оборачивается:       - Зачем ты кричишь? Я хорошо тебя слышу.       В голосе девочки появляются те саркастические нотки, которые звучали при нашей с ней первой встрече. Хироки недовольно морщится:       - Только не отвечай вопросом на вопрос. Я спросил, куда ведет дорога.       - А я сказала, что ты увидишь, - Кохибана улыбается, - я боюсь, что ты подумаешь не о том, если я скажу тебе, куда она ведет.       Хироки подходит к Кохибане вплотную и наклоняется так, что его лицо оказывается на одном уровне с лицом девочки:       - Ты уверена, что то, что мы делаем сейчас, - правильно?       Девочка поворачивает голову в его сторону:       - А ты, главное, в этом уверен?       Хироки резко поднимается.       - Это какой-то абсурд, - бормочет он, - это просто невыносимо.       - Я думаю, мы должны просто поверить ей, Хиро, - тихо говорю я, но младший трясет головой.       - Я ничего не понимаю, - подавленным голосом произносит он, - она даже не может объяснить, куда мы идем. Я устал.       - Нам некуда деваться, - еще тише говорю я, беря младшего за локоть, - и ты это понимаешь. Мы можем сколько угодно бродить здесь, в темноте, но только Кохибана знает, как добраться до выхода.       - Ты так уверен, - Хироки мягко высвобождает локоть, - но ты сам запутался. И она запуталась тоже.       - Зачем ты сопротивляешься? – спрашиваю я, и Хироки смотрит мне в глаза, - неужели ты думаешь, что у тебя есть выбор?       Младший отводит взгляд, а потом опускается на землю.       - Это выглядит совершенно безумно. Ты обезумел. Я обезумел, - он тяжело вздыхает. - Я не понимаю, что происходит… у нас коллективные галлюцинации? Как вообще можно назвать то, что с нами творится? Мы застряли в темноте, мы то ли спим, то ли бодрствуем. Откуда взялась эта девочка? И, самое главное, почему все это произошло?       - Хироки, - внезапно мягко начинает Кохибана, - послушай меня. Я знаю, что ты устал, я знаю, что ты напуган. Я и сама, мне кажется, вот-вот сдамся. Но уже слишком поздно отступать. Вы оба погрузились в глубочайший сон, и, если сейчас мы остановимся, вы никогда из него не выберетесь. Попав сюда, - Кохибана обводит рукой сгустившуюся вокруг темноту, - мы устрашающе сильно приблизились… к точке невозврата, если хочешь. Поэтому я не хочу говорить, что ждет нас впереди. Я просто прошу довериться мне.       - Самое страшное сейчас – неизвестность, - откликается Хироки, и что-то внутри меня обрывается.       Кохибана медлит, а потом обеими руками заправляет волосы за уши и произносит:       - Хорошо, - голос ее звучит холодно, - хорошо. Мы идем туда, где все началось. Только там есть выход. Мы возвращаемся в комнату, где он, - девочка указывает пальцем на меня, - вырос и где тебя, - она делает паузу, - сцапал Мэйан.       Хироки молча смотрит на нее, а потом зажмуривается и закрывает лицо руками. Кохибана отступает на пару шагов, поворачивается и медленно продолжает путь. Я подхожу к Хироки, и тот отнимает руки от лица. К моему удивлению, брат выглядит более спокойным.       - Это невыносимо, - повторяет он и в упор глядит на меня снизу вверх, - как ты еще не сдался?       - Мы десять лет пишем песни про то, что нельзя сдаваться, - усмехаюсь я, протягивая Хироки руку и помогая ему встать, - с чего бы мне сейчас уступать?       Мы отправляемся вслед за Кохибаной и вскоре нагоняем ее.       Со временем огоньков становится меньше. В каждой из сфер, несомненно, содержится одна из рассказанных мною историй, однако темнота все так же тяжело наступает со всех сторон.       - Погляди, - вдруг говорит Хироки.       Дорожка из сфер, пробегая вперед еще некоторое расстояние, заканчивается, буквально обрываясь в темноте. Последние огоньки одиноко мерцают, вздрагивая и будто колышась на ветру, но за ними простирается непроглядная, холодная тьма.       - Где же комната? – спрашивает Хироки. Вопрос повисает в воздухе, Кохибана молчит.       - Может, это не все истории, которые нужно было рассказать? – опять подает голос Хироки, и Кохибана поворачивается к нам лицом.       - Нет, Така сделал все, что нужно было, - спокойно говорит она, - теперь нам нужно подождать, когда и они сделают свое дело.       - Кто - они? – спрашиваю я, уже зная, каким будет ответ.       - Неужели ты думаешь, что никто не заметил, что ты спишь уже очень долго? – хитро улыбается Кохибана, - Томоя, между прочим, постоянно сидит у твоей кровати.       Я невольно улыбаюсь.       - Осталось совсем немного, - уверенно говорит девочка, - совсем немного.       И вдруг сразу несколько огоньков вспыхивают в темноте, выстраиваясь в ровную линию. Хироки удивленно выдыхает.       - Кажется, кто-то рассказал еще пару историй, - нараспев произносит Кохибана.       Я почти бегом следую вдоль дорожки огоньков. Сердце начинает бешено колотиться в груди, когда я достигаю последней сферы, и я не могу поверить своим глазам.       - Черт побери, тут дверь! – громко восклицает Хироки, быстрым шагом нагоняя меня, - это уже просто смешно.       Рядом с последним огоньком действительно находится дверь – совершенно обыкновенная дверь из темного дерева с матовой стеклянной вставкой и металлической дверной ручкой. Дверная рамка ничем не закреплена, складывается впечатление, будто она просто подвешена очень низко над землей.       - Нет, это реально просто дверь, - с расстановкой говорит Хироки, обходя ее со всех сторон, - мы будто в фильме каком-то, я не могу в это поверить.       Я чувствую, что все мысли буквально перемешиваются в голове. Сердце бьется так сильно, что кажется, будто все мое тело пульсирует. Кохибана осторожно приближается к двери и касается ее ручки.       - Осталось последнее испытание, - говорит она.       - Как-то очень зловеще ты это сказала, - отвечает Хироки, и девочка отступает от двери:       - Открывай, Така.       Я чувствую, что пальцы у меня дрожат, поэтому несколько раз сжимаю кулаки и встряхиваю руки. Хироки внимательно следит за моими действиями.       Подойдя к двери, я закрываю глаза, чувствуя, как прекращает кружиться голова, а потом берусь за ручку и, толкнув дверь, открываю ее.       - У меня от таких вещей скоро случится какой-нибудь диссонанс, - говорит Хироки, и я мысленно с ним соглашаюсь.       Дверь, находящаяся на дне пропасти, ведет в мою комнату.       - Это просто фантастика какая-то, - бормочет Хироки, обходя дверь, - я тебя вижу! А ты, наверное, не видишь меня.       Действительно, Хироки, обогнув дверь слева, полностью теряется из вида, а потом появляется уже справа от двери.       - Вперед, - говорит Кохибана.       Я прохожу в комнату первым, Хироки входит за мной, Кохибана заходит последней и закрывает за собой дверь. Плотные шторы в комнате, как и прежде, задернуты, лампа на потолке ровным светом заливает все помещение, и только стул, обычно задвинутый под стол, немного сдвинут в сторону. Я вспоминаю, что, бродя по комнате в темноте, я случайно задел его рукой.       - Что же теперь? – еле слышно спрашивает Хироки.       - А теперь, - Кохибана проходит в глубину комнаты и замирает у окна, - мы будем ждать, когда он придет.       Хироки пересекает комнату и останавливается у шкафа, на дверцах которого висят какие-то фотографии, сначала рассматривает те, что висят повыше, а потом наклоняется, чтобы рассмотреть те, что висят внизу.       -Погляди-ка, - говорит он, указывая на одну из фотографий.       Не успеваю я повернуть голову, как воздух в комнате будто бы замерзает. Свет лампы становится более приглушенным, тени неестественно вырастают. Хироки делает пару шагов в мою сторону, но замирает.       - Вам не придется ждать, - раздается резкий, словно вибрирующий, низкий голос, и Кохибана вздрагивает, - я уже здесь.       Прямо передо мной появляется уже знакомый сгусток темной материи. Сгусток словно расширяется по мере того, как свет в комнате гаснет, и вскоре приобретает очертания высокого человека. У него нет черт лица, лишь очень условно обозначен нос. В груди человека, в том месте, где должно располагаться сердце, мерцает золотое, с багряными вкраплениями, пламя.       Человек выпрямляется, словно расправляя плечи, а потом наклоняется и долгое время словно вглядывается мне в лицо. Меня охватывает внезапная паника, но я не могу даже пошевелиться. Я замечаю, что тьма, из которой «вылеплен» человек, неоднородна – поверхность ее волнуется, по ней словно пробегает рябь, а внутри тьма то образует сгустки, скапливаясь в одном месте, то снова растворяется.       - Боишься? – спрашивает Мэйан, снова выпрямляясь. Он источает какой-то тошнотворный запах, и я резко выдыхаю.       Краем глаза я вижу, что Хироки за спиной Мэйана активно жестикулирует, указывая на него, на сердце и на себя. Я понимаю, что младший готов схватить того за пояс. Кохибана очень медленно подходит к Мэйану слева.       - Нет, - отвечаю я, переводя взгляд с сердца Мэйана на его «лицо», - не понимаю, чего мне бояться.       Мэйан делает один шаг назад, и Кохибана останавливается, не сводя с него глаз.       - Я уже говорил тебе, чего, - вкрадчиво произносит Мэйан, - а теперь этого же стоит бояться и твоему брату.       Хироки замирает.       - Пустая болтовня, - говорит Кохибана, - только на это ты и способен.       - С тобой я разберусь чуть позже, - отвечает Мэйан, поводя левым плечом, - к тому же, ты слепа, а потому беспомощна.       - В случае с тобой зрение мне не нужно, - Кохибана словно цедит слова сквозь зубы, одновременно продолжая подкрадываться к Мэйану, - тебя нет смысла разглядывать.       Я снова перевожу взгляд на сердце Мэйана. Хироки показывает все десять пальцев и загибает один, поэтому я начинаю медленно отсчитывать секунды про себя.       - Я знаю, о чем вы думаете, - Мэйан наклоняется вперед, так, что его чрезмерно длинные руки почти касаются пола, - весьма наивно.       Хироки вдруг срывается с места и обхватывает Мэйана за пояс, в ответ на это тот резко поднимается. Руки Хироки мгновенно наполовину погружаются в темную, гадкую, осязаемую тьму, и брат перехватывает туловище повыше. Кохибана хватает Мэйана за левую руку. Все происходит в полной тишине, слышно лишь тяжелое дыхание Хироки, который пытается удержать в руках полужидкую массу. Мэйан замирает на секунду, а потом поднимает правую руку.       - Не медли! – кричит Кохибана. Я замечаю, что ее белые, как фарфор, руки покрываются чернотой, начиная от кончиков пальцев.       Я бросаюсь вперед и чувствую, как ледяная правая рука Мэйана опускается мне на левое плечо, превращаясь в бесформенную массу, ползет вниз по спине, сдавливает шею, обхватывает грудь. Перед глазами стремительно проносятся отрывки историй, рассказанных мною Кохибане, в ушах громко стучит кровь. Тело мгновенно сковывает страшный холод, по рукам пробегают судороги. Я не сразу осознаю, что из-за холода почти не чувствую собственных ног, когда тянусь вперед и погружаю правую руку в грудь Мэйана, а потом сдвигаюсь влево и кончиками пальцев касаюсь его сердца. От этого прикосновения Мэйан словно начинает биться в конвульсиях, он резко поднимается, отчего Хироки отшатывается назад, а Кохибана вскрикивает. Тьма плотно обхватывает мою руку, я с трудом сгибаю пальцы.       - Ты не посмеешь, - шипит Мэйан, и я чувствую, как тьма буквально проникает мне под кожу, сдавливает горло и раздирает мое тело на части, - не посмеешь!       - Не медли! – повторяет Кохибана, все с большим трудом удерживаясь на ногах. Чернота покрывает ее руки уже до локтей.       Я, зажмурившись, совершаю последний рывок и вцепляюсь правой рукой в сердце Мэйана. Откуда-то издалека раздается жуткий рев, и я чувствую, как сердце в моей руке становится обжигающе горячим. Мне кажется, будто и моя кровь мгновенно вскипает. Хироки изо всех сил тянет Мэйана на себя, и мне удается вытащить руку с полыхающим в ней сердцем наполовину. Пламя вспыхивает, играя всеми цветами от иссиня-черного до кроваво-красного, а Мэйан весь будто бы вянет, падает на колени, и Хироки неуклюже валится за ним. Кохибана, вскрикнув, бросает на меня полный отчаяния взгляд.       Теперь Мэйан, кажется, добрался до самых отдаленных уголков моего разума, подсовывая мне все новые и новые истории. Они прокручиваются перед глазами, как некий безумный немой фильм, кадры сменяют друг друга с фантастической скоростью, и голова начинает кружиться еще сильнее. Начав с историй из детства, теперь Мэйан извлекает из моей памяти воспоминания об относительно недавнем прошлом. Пугающий, местами черно-белый кинофильм со страшной скоростью проносится перед моими глазами. Наконец, Мэйан добирается до конца - и я вижу себя в комнате, себя на лугу, себя, бредущего в темноте. Тут воспоминания будто обрываются, и перед моими глазами не остается ничего, кроме тьмы. Она стремительно расширяется, заполоняет собой все вокруг, и я вижу, как отдельные кадры из моих историй буквально тонут в этой темноте, обугливаются и сгорают дотла.       - Давай же! - вдруг слышу я голос Хироки откуда-то снизу, и с удивлением понимаю, что все еще нахожусь в комнате, где Хироки крепко держит Мэйана за пояс, а Кохибана виснет у него на левой руке. Последним усилием я извлекаю пламенеющее сердце из груди Мэйана. Тот сразу дергается вверх, в сторону, потом бросается на меня, но обессиленно падает на пол, извиваясь, как змея. Он бьется в конвульсиях, превращаясь в безобразную черную кашу, постепенно свертывается, словно пожирая самого себя.       Кохибана, упав на колени, подползает ко мне и касается черными, будто обгорелыми руками, моего правого плеча. Дышать становится чуть легче. Тьма, распластавшись на полу, корчится, редея прямо на глазах. Пламя в моей руке, еще теплое, тускнеет и рассеивается, время от времени выплевывая искры в воздух. Хироки, пыхтя, медленно поднимается на колени, а потом садится и приваливается к стоящему за ним шкафу.       - Все кончено, - лепечет он, - поверить не могу.       Пламя исчезает, и я устало гляжу на младшего. Кохибана, склонив голову и тяжело дыша, садится на пол и вытягивает руки.       - Кохибана, - тихо говорю я, - твои руки…       - Я знаю, - хрипло отвечает девочка, - думаю, это все, что осталось от Мэйана. Вы молодцы.       - Спасибо тебе, - говорит Хироки, - ты сдержала свое обещание.       Девочка улыбается, и я вижу, что улыбается она сквозь слезы.       Мы некоторое время сидим молча, переводя дыхание, а потом Хироки поднимается на ноги и помогает подняться Кохибане. Девочка дрожит, но лицо ее уже абсолютно спокойно.       - Така, - зовет она, - пришло время возвращаться обратно.       Я поднимаюсь на ноги. Кохибана осторожно пожимает руку Хироки.       - Я очень рада тебя знать, - говорит Кохибана, - и я прошу прощения, если вдруг испугала тебя.       - Спасибо, - отвечает Хироки, - и это я повел себя как слабак. Прости меня.       Кохибана поворачивается ко мне. Она рукой просит наклониться, а потом крепко обнимает меня обеими руками за шею. Я осторожно прижимаю ее к себе в ответ, и девочка что-то бормочет.       - Спасибо, - говорит Кохибана, отстранившись, - я счастлива была увидеть тебя. Просто помни, что я всегда буду где-то рядом с тобой. И хоть сейчас я ничего не вижу, я прекрасно знаю, что ты вот-вот заплачешь, как ребенок.       Мне кажется, что с каждым словом Кохибаны в мое сердце вонзается что-то очень острое, и я не сразу понимаю, что мои глаза наполняются слезами.       - Спасибо тебе, - отвечаю я, - спасибо за то, что помогла нам. И… знаешь, я очень рад, что именно ты являешься олицетворением моей светлой стороны.       Кохибана смеется, закрыв лицо руками и размазывая слезы по щекам.       - Пора возвращаться, - говорит она, - теперь вам остается заснуть здесь и проснуться уже по-настоящему. Теперь, когда его больше нет, вам нечего бояться.       Хироки опускается на пол и спиной прислоняется к двери комнаты, а я сажусь рядом с ним. Кохибана отходит на пару шагов назад.       - Закрывайте глаза, бояться нечего, - ее убаюкивающий голос звучит все глуше и глуше, - бояться нечего. Бояться нечего…       Комната постепенно погружается во тьму, и вскоре я проваливаюсь в глубокий, спокойный сон.

***

      Томоя устало сидит около кровати, держа Бетти на руках. Солнце уже успело закатиться за горизонт, и в комнате горит один ночник. Из гостиной доносится тихая музыка – Тору и Рёта джемят уже около часа.       Така все так же спокойно дышит во сне, и Томоя время от времени переводит на него взгляд. Вдруг что-то в облике Таки кажется ему неправильным – Томоя встает, опускает собаку на пол и включает лампу на прикроватной тумбочке. И Томоя понимает, что показалось ему странным – глаза Таки открыты.       - О боже, - только и произносит он.       Така шумно выдыхает, зажмуривается пару раз, а потом медленно поднимается на локтях и в упор смотрит на Томою. Потом хмурится и произносит:       - Сколько времени?       Томоя правой рукой касается лба и садится на стул, а потом смотрит на часы и отвечает:       - Половина восьмого.       Така неторопливо вылезает из-под одеяла, спускает ноги с кровати и некоторое время сидит так, словно пытаясь прийти в себя. Бетти, встав на задние лапы и положив передние на край кровати, старательно обнюхивает его.       - Ты как себя чувствуешь? – осторожно спрашивает Томоя, все еще не веря своим глазам.       - Я страшно голоден, - отвечает Така, - почему вы меня не разбудили?       Томоя, помедлив, отвечает:       - Мы пытались… ты ничего не помнишь?       Така снова смотрит на него в упор:       - Мне приснилось что-то невероятное. Девочка, и луг, и мой брат… Наверное, я расскажу вам когда-нибудь. Когда поем, например.       - Ты не против, если я позову сюда остальных? – спрашивает Томоя, и Така пожимает плечами.       Когда Тору и Рёта появляются в комнате, они ненадолго замирают у входа, а потом Рёта восклицает:       - Надеюсь, теперь-то ты выспался!       Тору, засунув руки в карманы, подходит ближе.       - Ничего не понимаю, - Така трясет головой, - все как-то очень странно. Что случилось?       Тору вдруг громко смеется, откинув голову назад, и Бетти пару раз гавкает, радостно виляя хвостом. Лицо Рёты расплывается в улыбке.       - Знаешь, - говорит Тору сквозь смех, - мне кажется, в данный момент тебе меньше всего хочется знать, что случилось. Единственное, что мы можем сейчас сказать – мы чертовски рады, что ты проснулся.