Сердце бури

      «Она все-таки пришла».       Первая мысль, пришедшая ему в голову, когда Бен, еще не открывая глаз, ощутил присутствие девушки. Эта мысль, пока еще лишенная откровенного восторга, поскольку раненый не успел прийти в себя до конца, и сознание его еще не могло полноценно отличить действительность от сна, — тем не менее, эта мысль ворвалась к нему, как поток свежего ветра.       Бен смутно вспоминал.       Он поднимает глаза и осторожно, словно слепец, тянется здоровой рукой к ней навстречу. Но в следующий миг глаза его закатываются…       И вот, теперь она рядом, здесь, в этой комнате (где бы это ни было)! Она услышала его зов и пришла, чтобы помочь!       Она дышала легко и часто. Сладковатый аромат ее кожи слабо теребил его обоняние, перемешавшись с другим, едким и горьким запахом, пронявшим всю ее одежду. Похожим на запах каких-то лекарств.       Она невозможно устала. Смертельно устала. Она давно не спала. Почему? Неужели из-за него?..       Ранее незнакомое чувство вмиг затопило его, согревая и опаляя. Потрясение, ошеломление, упоение невероятным, всеобъемлющим счастьем — тем более ценным, что он, Бен, никогда прежде даже не рассчитывал испытать что-либо подобное. Это самое чувство на несколько мгновений затмило и память — о боли, о страхе, об унижении последних недель, — и само чувство реальности.       Неважно, что привело ее сюда. Неважно, простила ли она его. Благослови ее Сила просто за то, что она здесь! Благослови за то, что она пробудила в нем это чувство!       А если это сон… что ж, благослови Сила этот сон!       Бен с усилием разлепил веки. Перед его глазами встали мутноватые пятна. Слабое освещение, какие-то предметы повсюду. И тонкий, слегка трепещущий силуэт напротив — словно облако, очерченное тонкими линиями света.       «Мусорщица...»       Он почти не почувствовал, как коснулся ее разума, и как она отозвалась на его прикосновение, слегка вздрогнув.       «Что ж, раз ты способен дерзить — значит, твои дела не так уж плохи», — ответила она со вздохом. В ее мыслях было что-то необыкновенное. Что-то ласковое и почти радостное.       Бен закатил глаза. В этот момент ему казалось, что он рассмеялся, но на самом деле из его груди вырвался хриплый, обрывистый кашель.       Девушка подошла ближе и встала у койки. Ее окружала пелена страха, которую теперь Бен ощущал так явственно, что не мог ошибиться. Похоже, она боялась его. И, вероятно, боялась бы еще сильнее, если бы не усталость.       — Как ты себя чувствуешь? — спросила она, вглядываясь в его лицо. — Пошевелиться можешь?       Она положила руку ему на плечо. Бен не почувствовал этого. Наконец он догадался, что не чувствует ничего — ни боли, ни тяжести в теле, ни даже касания легкой простыни, которой был укрыт по пояс. Ни рук, ни ног.       Он не мог шевельнуться.       Его взгляд на миг остановился, и во рту вдруг сделалось мучительно сухо. Весь ужас внезапной догадки ударил по голове обухом.       Повисла тишина, сопровождаемая отчаянным гулом крови в висках. Бен старался не замечать того, как в его душе растет паника.       Его молчание само собой послужило ответом. Рей знала, что так будет. С тех пор, как она впервые увидела неутешительные данные сканирования, она проверяла и перепроверяла их снова и снова, тысячу раз. И все же, пока Бен не приходил в себя, у нее еще оставалась последняя надежда — вдруг она ошиблась? Ведь она не профессиональный врач.       Но сейчас от этой последней надежды не осталось ничего.       Проклятье!       Она сжала кулаки, почти полностью прикрытые широкими рукавами сорочки, которые все же были длинноваты для ее рук.       — Что… что со мной? — прошептал, спотыкаясь на каждом слове, раненый.       Девушка опустила глаза и секунду молчала, собираясь с мыслями.       — Яд… — произнесла она затем, не поднимая головы. — Тебе давали яд в замке, ты это помнишь?       Она хотела сказать больше, но не сумела отыскать в себе смелости и лишь больно прикусила язык.       Впрочем, он наверняка и сам все понял. Палач Первого Ордена должен был знать о свойствах яда, которым его пичкали. Уж по крайней мере, больше, чем она, несведущая дуреха, которой потребовалось порядком перелопатить голонет, чтобы разобраться, в чем дело.       Бен немного свел брови, как будто старался что-то вспомнить.       — Сколько... прошло времени? — спросил он, задыхаясь.       Она поняла, о чем речь: сколько времени прошло между его побегом и тем, когда они с Люком его обнаружили.       Он догадывался, что она, вероятнее всего, не сможет ответить ему, и потому задавал свой вопрос преимущественно самому себе.       И все же Рей, немного подумав, ответила:       — Около трех суток.       От такого ответа ему стало тошно. Трое суток.       Ему понадобилось не больше минуты, чтобы произвести в уме тяжкие расчеты. Поначалу он мог продержаться с ядом в крови долго, иной раз больше недели. Но теперь его организм, порядком измотанный, едва ли протянул бы даже пару дней. Это приговор, осознал Бен. Смертный приговор.       — Как?.. — прошептали его губы.       Он смотрел на девушку, не отрываясь.       Рей узнала этот взгляд, этот немой вопрос. Точно так же она сама еще недавно глядела на Люка, когда осознала, что он сделал; и точно так же, в оцепенении ужаса, спросила: «Как?»       Бен понимал, что никак не мог остаться в живых. Уже к тому времени, когда он сумел дозваться Рей, счет шел, вероятно, на минуты. Силы его таяли, и тело почти утратило возможность двигаться. Но он был готов умереть, и не просил ничего другого. Только бежать — подальше от кошмаров Святилища, чтобы сохранить какие-то крохи рассудка. И, быть может, если повезет, увидеть ее в последний раз…       Произошло чудо? Но если и так, то это чудо — не из тех, что вызывают радость и благоговение.       Рей резко отвернулась, почувствовав, что ей вдруг перестало хватать воздуха. Широко открывая и закрывая рот, она схватилась за грудь, сжала ткань сорочки до немоты в пальцах. Жуткий и величественный образ вновь встал перед ее глазами: волна света, поглощающая тело мастера Скайуокера, его широко распахнутые глаза, его губы, до последнего продолжающие улыбаться…       Бен чувствовал ее смятение. Сила, окружающая их обоих, словно скатала их души в один кокон. Он не мог ощутить собственного тела, но понимал чувства этой девчонки, как свои.       Он молчал, неожиданно решив дать ей время, чтобы собраться с духом.       Наконец она вновь поглядела на него.       — Пожалуйста, — глухо взмолилась она. Ее губы и подбородок слегка подрагивали. — Пожалуйста, давай отложим… ты ранен, ты очень слаб. Сейчас не время. Прошу тебя, давай оставим этот разговор. Я все тебе расскажу. Потом. Немного… немного позже.       Она стояла перед ним, переминаясь с ноги на ногу и непроизвольно теребя край ворота сорочки.       Сорочки, почему-то кажущейся знакомой...       — Где ты ее взяла? — сурово спросил он, указав взглядом чуть пониже ее головы.       Рей изумленно оглядела себя, не сразу угадав, что он имеет в виду.       — В твоих вещах.       — Где? — его голос стал ледяным.       — На «Нефритовой сабле».       Что-то в нем настороженно вздрогнуло.       — На «Сабле»?       — Да. Мы сейчас находимся на ее борту.       «На корабле Люка Скайуокера», — кажется, подумали они враз.       — Я хочу знать, что произошло. — В словах Бена было что-то, чему Рей не могла воспротивиться. Какая-то жуткая, непреодолимая справедливость, правомерность.       Как ни крути, он имел право знать, что произошло. Что Люк, которого тот искал долгие годы, чтобы убить, внезапно отдал за него жизнь, спас от смерти.       И все же, девушка молчала — упрямо, словно преступник на допросе. Она боялась, не ведая даже, как подобрать слова. И ей трудно было представить, каким потрясением обернется эта истина для Бена, который и вправду еще слишком слаб для такого рода разговоров.       Бархатные глаза яростно сощурились. Видя это, Рей внезапно подумала, что если бы Бен сейчас мог, он бы точно разнес все кругом.       — Немедленно! — взревел он, широко раздувая ноздри. — Я хочу знать, где он! Где Скайуокер?!       Сколько лет он ждал! Сколько лет стремился повстречаться с прежним учителем. И тогда, на Мустафаре, в последний миг перед тем, как потерять сознание, он неистово молил Силу о последней услуге — увидеть девушку и увидеть Люка Скайуокера.       Если Скайуокер тоже услышал его зов и явился на подмогу, тогда почему теперь прячется? Почему не покажется, почему не взглянет наконец в глаза бывшему ученику? Тому, которого подло использовал в своих целях долгие годы, а после продал врагу…       Затем, уже не соображая, что же он творит, раненый поднял взгляд выше и прокричал срывающимся голосом:       — Трус! Ничтожество! Где ты? Как смеешь прятаться от меня?! Как смеешь снова бежать? И это последний джедай, надежда старого ордена? Я ненавижу тебя, слышишь?! Ненавижу!..       Он не мог двигаться, иначе немедленно перевернул бы этот криффов драндулет вверх дном. Но кричать он еще мог — поэтому кричал, что есть мочи. Странные импульсы расходились от него, будто круги по воде. Сила все еще была в нем. Необузданная, стихийная, агрессивная. И сейчас она кипела от ярости и боли.       Вероятно, он прокричал бы еще много оскорблений, если бы девушка внезапно не остановила его. Она кошкой метнулась к Бену, обхватив одной рукой его плечо и грудь, а другой решительно зажав ему рот.       Рей испугалась несправедливости его слов; испугалась и того, как сам Бен будет мучительно стыдиться того, что говорил, когда узнает правду — а ведь рано или поздно он узнает. Но главное, она испугалась, что эта истерика лишит его тех немногих сил, поддерживанием которых она занималась все последние дни.       — Люка здесь нет, — тихо сказала она, глядя в глаза юноше одновременно с осуждением и с мольбой. — Пожалуйста, не кричи так, не то тебе станет хуже.       Внезапно дверь медотсека отъехала в сторону, и на пороге появился привлеченный шумом C-3PO, которого тут же встретили две пары человеческих глаз, глядящих одинаково свирепо. Задержав взгляд на Бене, дроид тихо ахнул.       — Выйди, Трипио, — приказала Рей, чувствуя, что сама готова сорваться на крик.       По лицу Бена было отчетливо видно, что тот, если бы мог говорить, высказался бы примерно так же. А то и вовсе не ограничился бы коротким «выйди, Трипио».       Тот явно замялся.       — Но госпожа…       — Выйди немедленно.       Робот попятился к двери.       Когда они вновь остались одни, девушка обреченно вздохнула.       — Хорошо, я расскажу все. Но пообещай не кричать больше.       Кайло выразительно моргнул — только так ему и оставалось продемонстрировать согласие.       Рей, помедлив, убрала руку и немного отодвинулась от него. Бен дышал тяжело, взволнованно.       — Ну! — требовательно прохрипел он.       Переведя дыхание, Рей приступила к рассказу...       Лицо темного рыцаря не дрогнуло не на секунду, пока ее речь не прервалась окончательно. Но затем, когда Рей все же умолкла, Кайло посмотрел на нее странным, пугающим, стеклянным взглядом.       — Это — все? — он тяжело сглотнул.       Рей почувствовала, что не может говорить. Ей болезненно свело горло.       — Он хотел, чтобы ты знал, он считал тебя правым... — через мгновение выдавила она, кое-как совладав с собой.       — Правым? — с сомнением переспросил Бен.       Рей внезапно подумала, что в его устах это слово звучит как-то жалко и даже глупо.       Девушка кивнула.       — Во всяком случае, больше, чем он сам. Мастер... он сказал, что, случись вам вступить в поединок, ты бы его одолел.       — Слабое утешение, — ядовито подметил юноша, не поворачивая головы. — Оставь меня... — прошептал он.       — Что, прости? — Рей услышала его тихие слова, но переспросила в надежде, что, быть может, она все-таки ослышалась.       Ей казалось немыслимым бросать его в такой тяжелый момент. Рей не просто понимала, она чувствовала, каково ему сейчас. И проклинала свое бессилие. Она ненавидела себя за то, что не может помочь. Не может даже просто успокоить его, зная, что он раскусит любую ложь, а правда, увы, неутешительна.       — Пожалуйста, уходи... мне сейчас тошно тебя видеть, — повторил Бен чуть громче. Его голос полнила сухая горечь.       Он не мог сдерживаться долго и хотел лишь, чтобы мусорщица оставила его одного. Чтобы она не увидела его лица, искаженного рыданиями.       — Пошла вон! — вскипел наконец Бен, видя, что девчонка не двигается с места. — Убирайся!..       Рей вздрогнула и автоматически направилась к выходу, с каждой секундой ожидая, что он одумается и задержит ее. Но этого не случилось.

***

      Когда девушка вышла, он не заплакал, нет. Скорее, мелко задрожал, уткнувшись левой половиной лица в плоскую подушку у себя под головой. Горе вновь и вновь сводило душу судорогой.       Он прогнал ее. Прогнал!       Так и надо, он правильно сделал. Он ненавидел ее, ненавидел! Хаттова девка! Джедайская погань! Ничтожная навозница! Дрянь… И что только она о себе возомнила? Что сделается ангелом-спасителем? Что будет из милости заботиться о нем, безнадежном калеке — кормить его с ложки и выносить за ним горшок? Нет, только не это! Он скорее бы тысячу раз умер, чем осмелился показаться ей на глаза в таком виде, как сейчас. Или она полагает, что он не догадывается, что произошло? Оставался лишь небольшой шанс, что со временем к его телу вернется доля былой подвижности. Глупая надежда на удачу. Но даже для этой удачи потребуются годы.       Нет, пусть лучше она уйдет! Пусть оставит монстра погибать, как звери оставляет раненых, чтобы те не мешали передвигаться всей стае. Он это заслужил...       Проклятье! Он в самом деле заслужил, заслужил, заслужил свою участь! Он столько лет преследовал ложную цель, гонялся за тенью человека, которого, по сути, и не существовало никогда. Он пытался обогнать ветер, но провидение безжалостно его посрамило.       Он воспевал память деда, не ведая, что тем самым предает его. Дурак, он разглагольствовал о славе Вейдера, не представляя, какое это святотатство. Теперь он лишился всего: веры, власти, права пользоваться Силой. Наконец, замок отнял у него незыблемое от природы право управлять собственным телом; а еще — отныне и навек, право спокойно спать, не терзаясь кошмарами и не мучаясь от голоса совести. Это хуже, чем смерть.       Впрочем, нынешнее его состояние немногим отличается от смерти. Яд убил его. Иссушил, выпил до дна. Каким-то немыслимым образом Люк Скайуокер возвратил его душу, но не смог оживить тело, обреченное медленно гнить год за годом в таком вот промежуточном положении.       Скайуокер мертв. Свершилось то, к чему Кайло Рен шел на протяжении шести лет. Шел неистово, переступая через трупы. Но должен ли он радоваться теперь? Нет, зная, что Люк погиб, одна половина души его племянника — темная половина — сожалела о том, что последний джедай пал не от его меча, а другая, светлая половина отказывалась принимать эту жертву. Тем более ради того убогого существования, которое и жизнью-то назвать нельзя.       Весть о смерти Люка застала Кайло врасплох, обезоружила. Юноша не знал, что ему думать. Боль заполняла его душу. Страшный клубок, состоящий из самых замысловатых переплетений чувств — вроде досады, ощущения несправедливости, граничащего со стыдом, и невыносимой беспомощности — безжалостно разрывал ему грудь.       Он был готов к смерти. Он был готов к боли. Но оказался не готов к такому...       Какое право имел Скайуокер, этот ничтожный, лживый человек, принимать решение за него? За саму судьбу, за саму Силу? Как он посмел сделать то, что сделал? Как он мог... как мог пойти против общеизвестных законов справедливости, обрекая того, кто заслужил смерть, на неполноценную жизнь и долгую муку один на один со своей памятью?       Вот теперь слезы полились из бархатных глаз — больные, обжигающие слезы. Они не приносили облегчения, лишь усиливали жжение в груди.       Его приговорили к казни. Его приговорили к страданиям. Приговор был справедлив и правомерен. Никто не осмелился бы опротестовать его, ни одна душа во всей галактике...       Люк Скайуокер... его наставник, его приемный отец, опора для маленького Бена... как он посмел? Как он мог?..       А девушка... как она могла остаться, когда должна была бежать от него подальше, на самый край галактики? Чего она добивается? Что за немыслимая пытка — пытка милосердием?       Как же он ненавидел ее! За то, что она заставила его почувствовать нездоровую радость запоздалой первой влюбленности. Ненавидел и само это чувство, которое благословлял совсем недавно. Ведь влюбленность всегда несет надежду; надежду, которой у него быть не может.       Он прогнал ее. Прогнал Рей от себя подальше.       Она спасла его, вытащила из ада Мустафара. А после сидела возле его постели, ухаживала за ним, даже не помышляя о мести. Он ее прогнал. Он поступил правильно. Лучше бы ей вообще его не знать. Какое счастье может принести ей любовь монстра? Просидеть всю жизнь рядом с его инвалидным креслом, подчиняясь слову, данному Люку Скайуокеру? Вечно прятать глаза, скрывая ненависть и страх? Нет, такой жертвы ему не нужно.       Он ее прогнал. О Сила... о Тьма и Свет, будьте вы прокляты!.. Бен смеялся и плакал, думая о своей мерзости. Он и вправду поступил чертовски верно! Однако, как же он ненавидел себя за это!..

***

      Рей стояла в коридоре, напряженно прислушиваясь к звукам за дверью. К тому урагану, что незримо бушевал по другую сторону. Девушка не смела отойти ни на шаг; казалось, если она уйдет, случится нечто невообразимое.       Она переживала вместе с ним, вместе с Беном, каждую его эмоцию и... странное дело, почти не удивлялась этому. Вероятно, успев привыкнуть к власти Уз над своим и над его разумом.       «Хаттова девка! Ничтожная навозница! Дрянь!..»       Каждое слово, касаясь ее сознания, выбивало из нее дух, как удар. Рей чувствовала себя избитой. Она дышала часто, через силу. Боль раз за разом прошивала ее мозг толстой тупой иглой. В какой-то момент ноги перестали держать, и Рей была вынуждена опереться спиной о стену.       И все же, она сносила эти мучения без ропота, почему-то уверенная, что все происходящее — правильно и даже хорошо.       Его гнев должен найти выход. Это лучше, чем накапливаться в душе ужасным взрывным веществом, а потом уничтожить в одночасье все вокруг. А значит, кому-то эти удары должны были достаться. И лучше уж ей. Потому что, если бы не она, тогда Бен направил бы свою ярость, вероятно, против себя самого.       Она чувствовала...       Его пытали. Его приговорили к казни и почти казнили. Он потерял все, что прежде было ему дорого. Сила оставила его; учитель тоже оставил. А теперь, будто в насмешку надо всеми прежними потрясениями, еще одно — самое нелепое и страшное.       Она едва могла вынести эту боль, его боль.       Бену придется смириться. Но, по крайней мере, он не будет тащить этот груз в одиночку.       Наконец все стихло. И Рей поняла, что Бен выбился из сил. Возможно, он уснул или готов был вот-вот погрузиться в сон. Что ж, тем лучше.       Помявшись еще немного у двери, но так и не решившись зайти, девушка двинулась на кухню, откуда вот уже некоторое время доносился грохот посуды.       Войдя в кухонный отсек, она увидела Трипио стоящим у плиты. Дроид развернулся к ней всем корпусом. Рей бегло взглянула на него и несколько картинно пожала плечами, как бы говоря: «Вот видишь, меня постигла та же участь».       — Госпожа Рей, я подумал, что мастеру Бену сейчас предпочтительнее жидкая пища. Он ведь долго голодал… госпожа Маз привезла достаточно консервов, из них можно сварить бульон.       Рей машинально кивнула, в душе поражаясь неожиданной собранности и расторопности Трипио.       — Прости, — сказала она, — что я на тебя накричала.       — Ничего, госпожа. Вам не нужно извиняться.       Рей села за стол и принялась ковырять кончиком пальца небольшую щель в столешнице. Казалось, произошедшее в медотсеке оглушило ее, начисто лишив способности соображать.       Внезапно она спросила, покосившись на выход в коридор.       — Он всегда был таким… шумным?       «Злым, как шершень», — мысленно добавила она.       Трипио ведь должен был знать Бена с малолетства, верно?       — С самого рождения, — ответил дроид, продолжая неуклюже греметь кастрюлями. — «Клубок оголенных проводов, неприкрытых нервных окончаний». Кажется, так отзывалась о нем генерал.       Рей привычно прошлась пятерней по стриженым волосам.       — Ничего, пусть перекипит, — едва слышно произнесла она, успокаивая сама себя.

***

      Когда бульон был готов, Рей все же осмелилась нарушить уединение своего подопечного. На сей раз они пересекли порог медотсека вдвоем: сперва девушка, едва держащаяся на ногах, словно и вправду после жестоких побоев, а сразу за нею — дроид с небольшим подносом, на котором стояла пластиковая миска с чем-то дымящимся и разносящим вокруг смачный, наваристый запах консервов.       Юноша, кажется, не заметил их прихода. Его глаза были закрыты, однако Рей знала, что он не спит. Буря в его душе миновала, перейдя в глухое, полное безнадежности затишье. Ярость перетекла в бессилие.       Трипио поставил поднос на стол.       — Тебе стало немного лучше, и мы подумали, что, может быть, ты захочешь поесть, — несмело начала Рей. — Еда поможет немного восстановить силы...       Наконец Бен разлепил веки, хотя сделал это с очевидной неохотой. Запах варева достиг его ноздрей, и молодой человек на миг скривился, ясно давая понять, что нисколько не находит аппетитным этот сомнительный аромат.       — Я не хочу есть, — процедил раненый, подумав, что скорее умрет с голоду, чем позволит этой девице кормить себя с ложки, как кормят малых детей или немощных стариков. Подобное было настолько унизительно, что в представлении Кайло находилось далеко за гранью допустимого.       — В замке тебя держали впроголодь, — возразила Рей. — Я видела это в твоих воспоминаниях, не нужно отрицать...       Не совсем правда. В действительности пленника кормили регулярно, и даже нередко против его воли. Однако из-за яда пища часто не шла впрок, поэтому последние недели юноша оставался жив, в основном, благодаря глюкозе и другим питательным веществам, которые ему вводили через вену.       — Я. Не. Голоден, — упрямо повторил Бен и вдруг резко дернул голову, сверля Рей взглядом, полным беспощадного презрения.       От неожиданности девушка отпрянула на полшага. Его движение выдавало инстинкт хищника.       — Вот что, — сказал он. — Нам с тобой нужно прояснить кое-что. Во-первых, я — пленник?       Рей спокойно покачала головой.       — Больше нет. Я бы не стала удерживать тебя против твоей воли. Однако, похоже, у нас обоих нет выбора.       — О чем ты?       — Нам опасно показываться в других системах. На планетах, входящих в состав Республики, тебя арестуют, а в мирах, принадлежащих Первому Ордену, пристрелят меня.       Она коротко поведала о сообщении, посланном со «Второго дома», и о том, как в считанные минуты приняла решение лететь на Такодану, просто потому что другого ей, им обоим не оставалось.       Юноша горько усмехнулся.       — Так мы в ловушке?       — Пока да.       — Вот так спасение! — фыркнул он. — Спасибо тебе.       Рей обдало с ног до головы внезапной волной гнева и... жалости. Да, жалости — острой, словно бритва и почти непостижимой. Еще более сильной, чем прежде.       — Как у тебя только хватает совести так говорить? — спросила она с печалью в голосе. Неужели он не понимает, что сам первым пожалеет о своих злых словах?       Бен, кажется, почувствовал ее настроение и ощетинился еще сильнее. Ожесточенность — частая реакция на несчастье; увы, даже более частая, чем слезы и отчаяние.       — А как ты можешь спокойно находиться здесь, стоять возле меня, предлагать мне еду, словно ничего и не было? Как будто не бывало «Старкиллера» и всего, что там произошло. Что за глупое лицемерие, мусорщица?       — Ты сам позвал меня, — бесстрастно напомнила Рей.       — Я тебя не звал.       На долю секунды девушка растерялась. Что это — амнезия? шок? или обыкновенный самообман?       — Ты звал, — упрямо повторила она. — И сам прекрасно это знаешь.       — Нет!       — Да. Я пришла. Хотя сейчас готова пожалеть об этом.       — Что ж, чудесно! Просто отлично! Если тебя тяготит мое общество, ты можешь легко избавиться от него: улетай. Оставь меня. Корабль возьми себе, я все равно не смог бы его пилотировать в таком состоянии.       Все, что он говорил, было так несправедливо и жестоко, что Рей окончательно растерялась. Она не могла произнести ни слова и стояла неподвижно, пока тело ее едва заметно сотрясалось.       Он продолжал, не моргнув и глазом.       — Не это ли правило всех джедаев: оставлять своих врагов беспомощными на произвол судьбы. Впрочем, ты можешь поступить и по-другому. Если у тебя есть бластер, одного выстрела в упор будет довольно. Этот поступок, по крайней мере, достоин уважения.       Сейчас он как никогда хотел выглядеть чудовищем в ее глазах, хотя лишь одной Силе понятно, почему.       — Я не убью тебя, — ледяным тоном произнесла девушка, — хотя бы потому, что слишком уважаю волю магистра Скайуокера. Джедая. Который не бросил тебя на смерть, хотя ты и считал себя его врагом, а пожертвовал собственной жизнью, чтобы тебе помочь. Да и бластера у меня нет…       У нее имелся при себе световой меч. Но это оружие не должно служить подобной цели — убивать беспомощных, пусть даже из милосердия.       Бен промолчал. Если выпад Рей и задел его, рыцарь не показал этого.       — Тогда помоги мне добраться до Малакора, — вдруг сказал он. И, скривив губы, добавил: — Раз уж ты все равно вознамерились мне помогать, наплевав на мое собственное мнение.       Темный храм — должно быть, единственное место, которое Кайло Рен еще мог назвать своим домом. Пусть лучше его судьба решится там, среди братьев, чем здесь, на преступной планетке, полной пиратов и убийц.       Рей отвела глаза.       — Тебе нельзя на Малакор, — глухо возразила она.       Бен внутренне подобрался. Он узнал ее взгляд. Снова этот взгляд, полный стыда и боли. Неужели еще что-то, о чем он не знает?       — Что?.. — выдохнул он, уже не скрывая испуга.       — Рыцари... если они узнают, что ты вернулся, да еще таким, как сейчас, они убьют тебя. Мне жаль, но больше они тебе не братья.       На сей раз Бен снес ее признание спокойно. Если на человека со всех сторон сыплются удары, наступает момент, когда тот перестает сопротивляться, лишь безвольно содрогаясь.       — Тей? — только и спросил он.       — Да.       Похоже, что произошедшее совсем не удивило Бена. Он выдавил болезненную усмешку:       — Брат... братишка…       Единственный, кто когда-то любил его, признавал его авторитет вовсе не потому, что Кайло — потомок Избранного. Единственный, кого новый магистр мог когда-то назвать братом вне условностей ордена. Никому другому Кайло не простил бы сомнений и смуты, но на выходки Тея до поры закрывал глаза.       «Братишка…»       От одного этого слова у Рей в очередной раз душа перевернулась. Какой же смешной, наивной дурой она была, когда решила ввязаться в затею Тея. Только потому, что надеялась больше узнать об отце… о том человеке, которого неожиданно возомнила своим отцом.       «Прости меня, Бен… прости…» — она не отважилась произнести этого вслух, опасаясь новой вспышки ярости. Но душа ее была полна раскаяния, и юноша должен был это почувствовать.       — Я знал, что однажды он может нанести мне удар в спину, — немного растерянно пролепетал Бен, — но не подозревал, что так скоро.       «И что будет так… больно…»       Впрочем, как раз теперь-то, когда магистр утратил свою силу, потерпев поражение от девочки с помойки, было самое время свергнуть его и добить. Тут логика не подвела Тея.       Рей осторожно присела на край его койки. В этот момент Бен впервые смог детально рассмотреть ее лицо, весь ее облик. Наконец он заметил короткую стрижку падавана, смертельную бледность юного девичьего лица, оттеняющую мешки под глазами. Она изменилась. Подурнела и похорошела одновременно.       «Ты… выглядишь отвратительно», — сказал он про себя, отлично понимая, что не имеет права говорить этого вслух. Хотя бы потому, что сам сейчас наверняка представлял куда более жалкое зрелище.       — Ты прекрасно знаешь, почему он так поступил. Дело не в его подруге. И не в его амбициях. Просто твой товарищ не выдержал того темпа, который ты задал. Прости, но ты сам настроил его против себя, Бен.       — А другие?       — Они готовы сражаться за тебя, но не за Сноука. Тей убедил их, что может принести свободу ордену.       — Глупец! — прорычал Кайло. — Все они глупцы…       Теперь Верховный лидер раздавит их. Их всех. Как когда-то Дэрриса; как остальных — тех, кто в былые времена отказался подчиниться. А даже если и нет, им придется скрываться от Рэкса, на долгие годы возвратив орден рыцарей Рен в подполье, в катакомбы… нет, не того хотел бы Дарт Вейдер!       Рука Рей взметнулась вверх — казалось, для того, чтобы коснуться его волос. Но лишь несмело повисла в воздухе.       — Дело не только в Тее. Законы Первого Ордена запрещают сострадание к слабым. — Рей знала об этом. Финн успел рассказать ей, как однажды получил нагоняй за то, что поддержал раненого товарища в смоделированном бою*. — Полагаю, что орден Рен придерживается тех же принципов. Твои братья все равно не смогли бы предложить тебе ничего, кроме милосердной смерти. Но тебе надо жить. Я не знаю, почему, однако… Сила распорядилась так. Мы не всегда пониманием ее путей…       — Сила? — Бен готов был рассмеяться, заметив, что Рей говорит точь-в-точь, как его дядя. — Это не Сила, а Люк Скайуокер. Это он пожелал героически умереть, спасая жизнь несчастному, сбившемуся с дороги ученику. Не в первый раз он выдает собственные решения за высший замысел.       — Он говорил, что Сила желала смерти лишь для одного из вас.       — Им должен был стать я.       — Вовсе нет. Случившееся было испытанием для мастера Люка, а не для тебя…       От безысходности Бен скрипнул зубами. Его сердце тяжело ухнуло. Выходит, он не волен даже умереть, когда пожелает. И эта маленькая дрянь еще смеет утверждать, что не держит его за пленника?       — А ты, мусорщица… что можешь предложить мне ты, кроме милостивого выстрела в голову?       Рей поднялась на ноги — это движение было непроизвольным, исполненным единственной цели выгадать несколько секунд, чтобы придумать хоть какой-то ответ.       — Я могу предложить тебе поесть, — наконец сказала она, так и не измыслив ничего лучше. На ее губах прорезалось подобие улыбки. — Твой бульон вот-вот остынет. Пожалуйста, съешь хоть немного…       — Нет! — рявкнул Кайло и отвернулся.