Благими намерениями...

Дождь моросил уже третий день, и ничто не предвещало, что в ближайшее время появится солнце. Если бы это был хотя бы ливень, который пронесся, оставил после себя вымытые мостовые и лужи, была бы еще надежда, что солнышко быстро все подсушит. Но нет, тучи все так же сплошной пеленой затягивали небосвод, и на нем даже самый внимательный глаз не нашел бы просвета. Такая погода не располагала к прогулкам. Все, кого необходимость не заставляла стоять на часах или выходить по делам, проводили время под крышей. Арамис не составлял исключения, отсиживаясь дома. Благо, у него был отличный предлог: диссертация. Но время от времени он вынужден был выбираться на свет божий: караулы вместо него нести в такую погоду не желал никто: желающих подменить мушкетера не нашлось, и молодой человек, кляня вслух непогоду, а в душе – службу, вынужден был явиться на дежурство. Отстояв караул, озябший, промокший и злой, он заскочил по дороге в кабачок на улице Феру. Друзья уже были там, но Арамис не слишком обрадовался: он вспомнил, что пообещал Атосу пойти с ними сегодня в фехтовальный зал. Арамис был не в духе, и перспектива спарринга с кем-нибудь из сослуживцев его не радовала. Однако, не похоже было, чтобы Атос забыл об его обещании: он уже расплачивался с трактирщиком. Повернувшись к Арамису, и догадавшись по его лицу, что молодой мушкетер намерен отсидеться в кабачке, он решительно подхватил его под руку. - Пойдемте, друзья. Нас ждут, - Атос ловко поддел свою шляпу эфесом со стола и одним движением руки нахлобучил ее на голову. – Да-да, я знаю, что на улице мерзко, но мы же обещали! Арамис и Портос промолчали: обещал д'Артаньян, нацелившийся на очередную дуэль, а в преддверии ее обещавший своим секундантам небольшую разминку в зале. Портос славно пообедал, и перспектива сражаться на сытый желудок его не слишком прельщала, но сопротивляться Атосу и д'Артаньяну он не умел. Друзья поплотнее закутались в плащи и храбро нырнули в уличную круговерть. Десять минут ходьбы быстрым шагом, и они были на месте. Зал был полон: желающих погреться на фехтовальной дорожке было немало. Мушкетеры огляделись: их секунданты были на месте. Несложные приготовления, и Арамис с Портосом встали напротив друг друга: им нравилось демонстрировать свое умение. Неожиданно подвижный при своем росте Портос не часто, но умудрялся доставать своего гибкого и ловкого товарища. Недостаток сил и опыта Арамис всегда замещал хитроумно разыгранной партией, неизменно завершающейся уколом: одним-единственным, но будь он в бою – смертельным. Пару раз Атос составлял ему компанию, но старший из мушкетеров не зря слыл сильным противником: он предугадывал каждое движение Арамиса и был для него недосягаем. К тому же Атос никогда не выказывал азарта в бою, и по его непроницаемому и спокойному лицу невозможно было прочитать ни его намерений, ни его чувств. Д'Артаньян огляделся по сторонам, и увидев, что Атос спокойно уселся на скамью в углу зала, подсел к нему, краем глаза следя за разбившимися на пары мушкетерами и гвардейцами, захаживавшими в тот же фехтовальный зал. - Атос, вы нас сюда привели, а сами, кажется, намерены только наблюдать за фехтовальщиками? У вас нет настроения? Не хотите составить мне компанию? Феррюсак обещал мне бой, но его срочно вызвал Тревиль. На мгновение гасконцу показалось, что Атос смутился. Потом, как-то лениво потянулся, как будто разминая затекшие члены. - Я что-то и вправду устал, друг мой. - Не спали ночь? – д'Артаньян уже отлично знал, что значат на деле бессонные ночи товарища: утром Гримо наверняка пришлось выносить батарею бутылок. - Не спалось. - А я уж было подумал, что вам неохота иметь меня в качестве противника, Атос, - попытался подначить его юноша. – Но раз вы бережете силы для поединка, тогда все понятно, - д'Артаньян встал. – Пойду, поищу кого-нибудь, кто еще свободен. Атос проводил его взглядом. От услышанного осталось чувство неловкости: он действительно не хотел скрещивать свою шпагу с молодым мушкетером и до сих пор умудрялся избегать с ним учебных боев. Атос прекрасно постиг характер своего друга: вспыльчивый и самолюбивый, д'Артаньян не простил бы себе поражения, даже если бы оно получено было от Атоса. Гасконский юноша не зря быстро завоевал себе славу непобедимого и неутомимого бойца. Его самоуверенности мог бы позавидовать любой, и Атос не хотел его в этом разубеждать. Д'Артаньян был единственным человеком, чья юношеская гордость, переходящая порой в нахальство, не раздражала графа. Атос, всегда державшийся ровно и непринужденно, почти никогда не показывавший своего истинного настроения, тем не менее, в душе четко разделял друзей – и всех прочих. Однако, прекрасно воспитанный, он умел сделать свое общество приятнейшим в мире для окружающих его людей. И, тем не менее, д'Артаньян сумел распознать, что Атос избегает встречаться с ним с рапирой в руке. А между тем, он жаждал этой встречи со всем гасконским запалом. Сколько раз, наблюдая, как Портос и Атос дурачатся, борясь друг с другом, юноша мечтал, как они стоят друг против друга со шпагами в руках, потом салютуют друг другу и сходятся в поединке. Он десятки раз представлял себе этот бой. Продумывая его до тонкостей, подобно шахматисту, который в уме решает шахматную партию. И всякий раз признаваясь себе, что не уверен в том, что сможет победить. Оставался только один способ успокоить свое воображение: остаться на фехтовальной дорожке наедине с Атосом и проверить в деле все то, что д'Артаньян себе вообразил в мечтах. Но Атос упорно ускользал от этого единоборства. Он, человек прямой и честный, всякий раз изыскивал причины и предлоги, чтобы избежать этого спарринга, чувствуя при этом себя неловким и виноватым. В конце-концов, он перестал приходить на тренировки, когда там мог оказаться д'Артаньян. Арамис давно подметил эту странную закономерность, но Атос тем не менее оставался в прекрасной боевой форме. Это значило, что он где-то все же бывает, где-то продолжает поддерживать боевую форму. И каково же было изумление молодого человека, когда он наткнулся на друга в маленьком, мало кому известном зале. Арамис посещал этот зал с тех пор, как начал службу. Учитель фехтования там был великолепный. Новых учеников он брал неохотно, но Арамису протежировала сама Мари Мишон, и старый итальянец не посмел ей отказать. Между собой "племянница богослова" и несостоявшийся аббат называли господина Точелли "ученым богословом", потому что вместо проклятий он сыпал изречениями из Святого Писания. Чуть позже, сойдясь с ним поближе, Арамис узнал, что их судьбы в чем-то схожи: солдат в молодости тоже прошел духовную семинарию и бежал из нее в наемники. Увидеть Атоса у Точелли было для Арамиса не только неожиданностью – это было для него лишним подтверждением, что он действительно берет уроки у настоящего мастера. Атос никогда не комментировал уход Арамиса посреди пирушки. Если Арамис заявлял, что его ждет для занятий " ученый богослов", только ласково и задумчиво улыбался. Самолюбие Арамиса не страдало: ему по-прежнему мало кто мог противостоять в бою, а откуда берется это умение, если среди мушкетеров он почти не появлялся, только прибавляло таинственности к тому облику, который он себе старательно создавал. Первое время его еще беспокоило, не обмолвится ли случайно Атос, что за "ученый богослов" ждет раз в неделю несостоявшегося аббата. Арамису так не хотелось приподнимать даже перед друзьями легкий флер таинственности, созданный такими усилиями, но Атос опять угадал, что его беспокоит! Достаточно было испуганного взгляда молодого человека на своего старшего друга, когда Торелли сострил насчет его удачного выпада и поминальной молитвы по убиенным гвардейцам, чтобы Атос все понял. Он только улыбнулся, но, когда они прощались на улице, негромко сказал: "Я сегодня был у Точелли в последний раз". Арамис вопросительно взглянул на него, но Атос только положил руку на плечо молодого человека и слегка сжал его, давая понять, что вопросы излишни. Друзья продолжали считать, что ученый богослов и прекрасная белошвейка – одно лицо, а Атос делал вид, что продолжает верить этой сказке. Между выпадами и защитой, Арамис заметил, как д'Артаньян перебросился словами с Атосом и ушел, старательно делая вид, что отказ товарища нисколько не задел его самолюбия. Почему Атос не хочет скрещивать свою шпагу с их другом? Ведь у Точелли он с Арамисом это пару раз проделывал? И, конечно же, остался в победителях. А однажды Арамис пришел немного раньше, и ему привелось увидеть, что может показать Атос с достойным партнером. После этого он больше не просил о тренировочном бое своего старшего друга: ему хватало и того, что он видел на настоящих дуэлях. Атос действительно мог считаться одним из самых сильных фехтовальщиков французского королевства. Но он этим не кичился, никак не акцентировал своего умения. Его руку просто знали и старались не попадаться ему на дороге. Неужели д'Артаньян этого не понимал, не сознавал, что Атос просто щадит его гордость? Понимал, скорее всего, но, в силу своего задиристого характера, хотел в этом убедиться, а, если повезет, и выиграть. Разве мог Арамис подумать, что спустя много лет это незнание руки и приемов Атоса в бою едва не приведет друзей к катастрофе. **** Ночь была безлунная или тучи на небе ее заслоняли, Арамис и Атос внимания не обратили: было не до того; они придерживали лошадей, вслушиваясь в то, что происходило на дороге. Впереди был отряд, окружавший Бофора, позади – погоня; по звукам выстрелов, ржанию лошадей, человеческим крикам ярости, ясно было что там шел бой. В их отряде было пятьдесят дворян, за ними гнались не менее двадцати. Место боя окружала плотная туча пыли, и им приходилось только догадываться, что там происходило. - Пора, - негромко произнес Атос и тронул коня. Арамис последовал за ним, оскалившись той страшной улыбкой, которая у него означала готовность к бою. Шагах в двадцати от них замаячили на дороге два всадника; Атос и Арамис продолжали оставаться в пыльном облаке, что давало им некоторое преимущество, но разглядеть толком, что за люди расправились так лихо с многочисленными противниками, они не могли: темнота и пыль мешали и им. Темная масса на дороге походила на лежавших вперемешку людей и лошадей, а перед ней выступили силуэты преследователей. - Именем короля! – мужской голос, хрипловатый от усталости, требовал так, словно перед ним должны были распахнуться любые ворота. – Пропустите нас! - Королю тут нечего делать! – звучный баритон Атоса действовал отрезвляюще на всех, но не на этого неизвестного вояку. - Отлично! Посмотрим, не раскроется ли и здесь дорога королю, – самоуверенности и нахальства преследователю было не занимать. - Ну, посмотрите! – по голосу друга Арамис понял, что Атосом овладело раздражение. Почти одновременно, раздались два выстрела: один прозвучал со стороны преследователей, другой был сделан Арамисом. С Атоса сбило шляпу, а со стороны противника раздался отчаянный стон смертельно раненной лошади. Атос разозлился, но пока еще не позволял себе ввязываться в драку. К тому же он еще был в седле, его невидимый собеседник – тоже: граф слышал, как лошадь переступает копытами по пыльной дороге и позвякивает сбруя. - В последний раз: куда вы едете? – спросил Атос и в голосе его, властном и строгом, явственно прозвучало предупреждение. - К черту! - Ах, так! Будьте покойны, к нему вы попадете! – Атос, который, в кои-то веки, дал волю своему гневу, поднял мушкет и старательно прицелился туда, откуда доносился голос нахала: он уже достаточно ясно различал его конный силуэт на фоне неба. Граф нажал на курок в ту минуту, когда его противник поднял коня на дыбы. Пуля попала в лошадь, та повалилась на землю, но всадник с невероятной ловкостью сумел соскочить с коня раньше, чем он придавил его своей тушей. – Вот как! У нас здесь лошадиная бойня, а не сражение для мужчин! - Атос не считал нужным таить насмешку, явственно прозвучавшую в его голосе. – Шпагу наголо, сударь! – он соскочил с лошади. – Шпагу наголо! Противник обрадовался: похоже было, что и ему этот обмен любезностями поднадоел и он горел желанием взяться за дело, более надежное, чем стрельба из мушкета в потемках. - За шпагу? Это дело по мне! – в два прыжка он оказался перед графом и скрестил с ним клинок. Достаточно было всего нескольких ударов, чтобы они поняли, что судьба столкнула каждого из них с достойным противником. Они толком не видели друг друга, но угадывали движение бойца, ориентируясь скорее на дождем сыпавшиеся искры. Противник Атоса вынужден был дважды отступить, потом прибег к какому-то хитрому приему, который граф сумел отбить: накопившееся напряжение и недовольство тем, что так долго пришлось убегать от погони, вылилось в желание драться. Атос сам себя не узнавал: словно ветром с Пре-о-Клер подуло на бывшего мушкетера. Противник был силен, но тем сильнее охватил графа былой азарт боя. - Черт возьми! - воскликнул неизвестный с таким характерным гасконским акцентом, что Арамис вздрогнул, а Атос и вовсе отскочил назад и пригнулся, стараясь рассмотреть лицо своего противника, затененное полями шляпы: сердце пропустило удар. Человек, прятавшийся за трупом лошади, напомнил друзьям, что у него в запасе два выстрела и Арамис предложил ему стрелять первым. Грохот выстрела и вспышка, осветившая поле сражения, заставила вскрикнуть Атоса и его противника в один голос: - Атос, - вскричал мушкетер, опуская клинок. - Д'Артаньян, - воскликнул Атос, поднимая шпагу. - Арамис, не стреляйте! Господи, - подумал он, - ты уберег нас от страшной беды ***** Что могло быть глупее сложившейся ситуации? Драться двум друзьям, не ведающим, с кем их свела на поединок судьба и темнота? Друзья, едва не убившие друг друга, не узнавшие руку друг друга? Два таких отменных фехтовальщика не узнали боевых приемов соперника? Арамис думал об этом всю дорогу в Париж. Как такое могло случиться? Атос молчал, подавленный происшедшим: он всегда болезненно реагировал на удары по дружеским отношениям, а то, что это произошло с д'Артаньяном, которого он любил больше всех (Арамис в душе сильно ревновал графа, но не показывал этого), произвело на него гнетущее впечатление. Настолько гнетущее, что по прибытию в Париж он отказался брать оружие, идя на встречу. Арамису удалось его убедить не делать этого, только надавив на чувство ответственности перед их общим делом. Атос уступил, но с неохотой. Пока они добирались до Королевской площади, аббат все же решил расспросить Атоса, как он мог не признать руку д'Артаньяна. Ответ поразил его. - Я никогда с ним не скрещивал клинка, - пожал плечами граф. - Ни разу? – опешил Арамис. - Ни разу. Я не хотел его обидеть. - Атос, вы уверены, что у вас не было даже учебного боя? - Абсолютно уверен, иначе я бы признал его обманный прием. Он был для меня полной неожиданностью. - Но вы все же сумели отбить его! - Я когда-то сам применял его. Помните дуэль с англичанами? - Д'Артаньян мог видеть его. - Несомненно! И запомнить. Наш друг – хитрая бестия и отменный фехтовальщик. - Арамис увидел, как по лицу графа де Ла Фер скользнула ласковая улыбка. Он все равно любил гасконца. Неожиданно Атос прямо взглянул на д'Эрбле. - Арамис, я не понимаю вас. То, что случилось сегодня – досадное недоразумение, не более того. А вы словно обрадовались возможности оказаться в противостоянии с нашими друзьями. Неужто для вас былая дружба ничего не значит? - Вы сами ответили на свой же вопрос, граф. Именно былая дружба. Мы задели самолюбие д'Артаньяна, мы перекрыли ему и Портосу путь к чему-то, что им очень важно. - Д'Артаньян не продвигается по службе уже двадцать лет. Кто знает, может Мазарини ему что-то обещал за поимку герцога. - А Портос? - Портос мечтает о баронском гербе. - Мазарини получил повод ничего не платить, - подвел итог аббат. Атос только вздохнул. После клятвы, данной в тени Роанского сада, между друзьями было заключено соглашение, что каждый будет соблюдать свои интересы только так, чтобы они не задевали их преданности дружбе. Пользуясь тем, что его отношения с д'Артаньяном снова восстановлены, Арамис при первом же удобном случае поднял вопрос о сражении на Вандомской дороге. Но гасконец разочаровал его: он тоже не узнал Атоса. - Как это ни странно, - но я так и не могу припомнить случая, чтобы мы с ним встретились один на один с рапирами в руках. Я его приемы видел, запомнил, применял частенько, но руку его почувствовать до этой истории не привелось. - Ну, и какова она оказалась в деле? – Арамис не смог себе отказать в этом маленьком подвохе. - Знаете, Арамис, - задумчиво произнес д'Артаньян, - зря Атос щадил меня в прошлом, отказывая мне в бое. Знай я его руку на деле, я бы сразу его распознал. - Хорошо, а голос? Голос его вы могли узнать? Ведь он же вас признал, в конце-концов! - Только тогда, когда я выругался. А я его таким надменным и раздраженным не припомнил. Если бы он не прореагировал на мое "черт побери", бог знает, чем бы все закончилось.

- Не зря говорится: " Благими намерениями вымощена дорога в ад", - покачал головой д'Эрбле.