Моя муза

Жить в своей старой квартире в Сеуле теперь как-то некомфортно. Особенно одному. Юнги осматривается, думая о том, какая же эта квартира родная и чужая одновременно. Тут знаком каждый уголок, и каждый одновременно скрыт таинственной завесой. Юнги просто уже потерял то ощущение, которое у него было, когда он приходил домой. Теперь даже дешёвая гостиница в Пусане казалась ему домом. Но не эта квартира. Пианино стояло всё на том же месте, возле окна. Бывало, что Юнги, ища вдохновения, просто выглядывал на улицу, и оно тут же появлялось. Может, если сделать это сейчас, то ему повезёт? Юнги подошёл к окну и, немного замешкавшись, всё же выглядывает. Серое небо, которое обычно бывает таким перед дождём, ни капельки не вдохновляло. Ровно как гнущиеся от ветра деревья. Оценить всю мощь биения веток в стекло Юнги не мог - до его последнего этажа они никогда не достанут. А иногда хотелось. Чтобы хоть какой-то звук был в этой слишком безмолвной квартире. Пианино уже привычно молчало - Юнги всё ещё не вернул свой дар и уже вряд ли когда-нибудь вернёт. "Она верила в тебя". Нет, Мин обязан сделать всё, что только возможно и невозможно. Он не имеет права сдаваться. Не тогда, когда он бросил вызов небесам. Не тогда, когда Юра при смерти... Причину такого состояния девушки сказать не мог никто. Врачи лишь пожимали плечами, иногда говорили, что ещё можно помочь. Но практически все утверждали, что лучше отключить аппараты жизнеобеспечения. Потому что они нужны другим людям, а вот полутрупу они уже явно ни к чему. На помощь Юнги пришёл Намджун. Ким оплатил все счета, заплатил ещё сверху за то, чтобы аппараты не отключали, и привлёк все свои связи лишь для Юнги. Иногда Мин думал, что Намджун - это его ангел-хранитель, который помогает абсолютно во всём. У Намджуна благодаря работе денег водиться предостаточно. И, судя по всему, сливать своё состояние на Юнги - его хобби. Первые аккорды раздались тоскливо, глухо. Кончики пальцев кольнуло, и Юнги, поморщившись, убрал пальцы с клавиш. Наверное, он слишком долго не играл. Да. Никак иначе. Юнги вздохнул и, немного поломавшись, вновь взял аккорд. На этот раз вышло чуть мягче, и Юнги, окрылённый этой маленькой победой, принялся играть дальше. Пальцы резво пробежались по нотам, не цепляя ни единого лишнего звука, играя так идеально, как уже давно не играли. Юнги прикрыл глаза и улыбнулся - кажется, ещё не всё потеряно, раз пальцы не потеряли свою прыткость. Мелодия, подобно ручейку, струилась сквозь пальцы Мина. Трели, лёгкие аккорды, частое стакатто - всё это придавало мелодии оттенок игривости. Будто ручеёк бежит по свету, переливается, журчит, рассказывая свою историю всем, кто готов его слушать. Техника идеальная. "Мин Юнги снова на высоте", - вспомнилась парню излюбленная фраза Намджуна, и Юнги лишь кивнул, давая понять, что да, он снова на вершине. К концу мелодия стала замедляться. Пальцы немного путались - отвыкли от такой сильной нагрузки - но, в целом, всё довольно неплохо. Аккорды стали тяжелее, давая понять Юнги, что он ещё не до конца восстановился. Парень закусил губу, однако продолжил играть, отдавая всё своё внимание пальцам. Пальцы, будто почувствовав, что хозяин сосредоточился, снова стали играть как надо. Последний аккорд, долгий, становился всё тише и тише, пока не угас совсем. Ручеёк пересох, осталась лишь лужа на ещё сырой земле, и то до первой же засухи. Юнги опустил руки на колени и выдохнул с облегчением. Вышло довольно недурно, а, учитывая его состояние раньше, это и вовсе прогресс! Однако до былого мастерства ещё далеко. Этот ручей когда-то был морем. И он должен стать им обратно.

***

Медсестра его пустила с явной неохотой - у Юнги есть пропуск, разрешение главврача, а значит, что претензий к нему нет. "Зачем ходить к полутрупу?", - пробурчала себе под нос медсестра. Юнги заскрежетал зубами, но сделал вид, что не услышал. Палата Юры была в конце коридора. Медсестра проводила Юнги, и он уже собрался приоткрыть дверь, как медсестра схватила его за руку и прошептала: -Вы знаете, что ей уже не помочь? Это факт, не отпирайтесь. Просто не рвите себе душу, дайте отключить аппарат жизнеобеспечения и уходите. Юнги на это лишь вырвал руку из захвата и, ни капли не колеблясь, зашёл в палату, оставив недовольную медсестру позади. Юра лежала на кушетке ("Сволочи, нет что б кровать поставить", - пробурчал Юнги про себя) и, казалось, просто спала. Руки лежали вдоль тела, при этом в правую была воткнута капельница. Лицо было наполовину прикрыто маской, глаза закрыты. Веки даже не подрагивали, будто напоминая Юнги, что Юра не спит. Она в коме. Парень пододвинул стоявшую у окна табуретку к койке и присел на неё. -Ну, привет. - Выдохнул Юнги и замолк. Не видеть реакции Юры на приветствие на самом деле больно. Вообще видеть Юру такой - бледной, как смерть, с растрёпанными волосами, еле дышащей - больно. Юнги не может сдержать себя, и едва слышное, но чёткое: "Блять", - вырывается из его рта и тут же пропадает, наверняка оказывается съеденной тишиной палаты. От белого света у Юнги слезятся глаза, и парень немного прищуривается, дабы не ослепнуть. -Странно видеть её такой. - Слышиться позади. Речджин становится с другой стороны койки и смотрит на сестру с печалью. Юнги заметил - муза стала ещё бледнее, будто вот-вот свалиться, станет такой же, как Юра. -Ты вообще спишь? - Вырывается у Юнги, и ему сейчас плевать, что не в его характере заботиться. -Да, иногда выпадает такая возможность. - Говорит Речджин и тут же зевает. - Иногда...аааах...и по нескольку часов. -Не перетруждайся, иначе так же валяться будешь. -А тебе-то с этого что? Я для тебя же стараюсь, а ты "не перетруждайся". - Речджин передразнивает его и вымученно, но всё же улыбается. Юнги делает вывод, что она в порядке. Раз язвит и ухмыляется, значит, не стоит волноваться. -Кстати, это именно из-за тебя я такая вымученная. - Говорит Речджин в обвинительном тоне и тычет пальцем в Юнги. - Все соки из себя выжала, чтобы ты смог кое-как сыграть эту детскую песенку. -Эй, это моя любимая мелодия! - Возмутился Юнги. - Выходит, что я смог сыграть только из-за тебя? -Ну, не совсем. - Уклоничво ответила муза. - Скажем так, я просто дала тебе пинок железным ботинком по заднице, чтобы ты прекратил чувствовать себя говном и начал играть. Но остальное ты сделал сам. Молодец, успех есть. Юнги лишь улыбнулся уголком рта и перевёл взгляд на Юру. -Неужели скучаешь? - Склонив голову на бок, спросила, прищурившись, Речджин. -Да. - Не стал отпираться Юнги. Да, он действительно скучал по Юре. Даже больше, чем по пианино, наверное. Юнги слишком привык быть с ней рядом, говорить с ней, чувствовать её присутствие каждый раз, когда он садится за пианино. Он не любит привязываться к людям именно из-за этого. Потому что когда человек уходит, он забирает часть тебя. А когда от тебя отрывают части, это всегда больно. Он помнит робкое объятие, когда её аккуратные, тёплые руки оказались на его плечах. Помнит, как они легонько сжали, а потом тут же пропали, будто растворились - Юра отскочила и, смутившись, ушла. Плечи закололо в тех местах, где когда-то лежали руки девушки, и Юнги машинально повёл ими, старась избавиться от этого чувства. Потому что больно. -Рада слышать. - Ответила Речджин. Девушка присела на краешек койки и, уставившись в окно, внезапно начала рассказывать: -Я чуть старше Юры, и, как и подобает практически любой старшей сестре, не особо обращала на неё внимание. Когда мы были маленькие, мы много играли вместе. Бегали по полям, собирали цветы и плели из них венки. Её венки получались лучше моих, и тогда я злилась, хватала её венок и распускала его. Я завидовала. Речджин замолкла, переводя дыхание. Кажется, воспоминания давались ей нелегко. Юнги прошептал: -Если тебе тяжело, не рассказывай. Но Речджин лишь помотала головой и продолжила: -Так вот, зависть душила меня. Юра была лучше с самого детства. Было обидно - моя нянечка, и та любила её больше. Как-то раз я отказалась идти с ней на поле, и она ушла одна. Вернулась она через несколько часов с изумительным венком в руке. Переплетения стеблей, яркие цветы - выглядело так красиво, что тогда у меня замерло дыхание. А она подошла ко мне, протянула его и сказала: "Это тебе, сестрёнка. Я люблю тебя". Муза перевела немного отрешённый взгляд на Юнги. -Знаешь, если бы музы плакали - я бы ревела в три ручья. - Хмыкнула Речджин. Дальше она продолжила, смотря прямо в глаза Мину: -Мы выросли, отдалились друг от друга. Нам дали подопечных, и времени на встречи просто не стало. Иногда мы пересекались, обменивались парой слов, и она всегда спрашивала о моих делах. А я лишь говорила, что нормально, и торопилась уйти. Так и было из года в год. Однажды она вломилась ко мне с горящими глазами. "Я нашла талант!", - восторжённо крикнула она и потащила меня куда-то. Мы перенеслись в земной мир. Это был обычный людской дом, бедный, но вполне ухоженный - его любили, за ним следили и не давали разрушиться. Она провела меня на второй этаж, остановилась перед одной из дверей и легонько приоткрыла её. За дверью была комната, напоминающая детскую. Довольно светлая, с кучей старых, но вполне приличных игрушек. В самом центре комнаты сидел маленький малыш. С самого первого взгляда было ясно, что он нелюдим. Он не улыбался, как остальные дети его возраста. В его взгляде было что-то такое, что было присуще лишь взрослым. Мальчик сидел на коврике и рассматривал новенький игрушечный синтезатор. "Ему родители подарили на день рождение. Ему сейчас два года.", - прошептала сестра, не отрывая взгляда от мальчика. Тем временем он нажал своими крохотными пальчиками на какую-то кнопку, и из динамика полилась музыка. Но она ему не понравилась, и он тут же выключил её, снова нажав на кнопочку. А потом он, ни секунды не колеблясь, одним пальчиком проиграл гамму до мажор, и его губы растянулись в слабом подобии улыбки. "Правда он гений?", - спросила Юра меня. А я на это лишь усмехнулась и утащила её домой. -И кто это был? - Поинтересовался Юнги, чувствуя, как ревность кольнула в самое сердце. -Не перебивай, потом узнаешь. -Махнула на него Речджин. - Так вот, с тех самых пор она говорила лишь о том мальчике. Она говорила, что он самый одарённый из всех, что талантливее его нет на Земле. Я слушала и не верила. Как же такие умы, как Моцарт, Бетховен, Шопен, Штраус... Я напоминала ей имена великих композиторов, признанных всем миром. Но Юре нравился лишь один - двухлетний нелюдимый мальчик, играющий на синтезаторе для малышей. Потом мальчик вырос, пошёл в музыкальную школу. Он учился так себе по всем предметам, кроме специальности. Когда он садился за инструмент, затихала вся школа - все слушали только его. И Юра слушала. Я знала, что это фанатизм, но Юре было всё равно. И, когда мальчику исполнилось 15, она сказала только мне, пряча глаза и широко улыбаясь: "Я, кажется, люблю его...". Речджин замолчала, и Юнги нетерпеливо спросил: -Так кто это был? -А ты ещё не понял? - С ноткой грусти в словах спросила муза. - Это был Мин Юнги. Это был ты. Всю твою жизнь она любила тебя, оберегала, была твоей защитой, твоим помощником. Она стала твоим наставником, мольбами вымолив это место. Она любила тебя, любит и будет любить даже после смерти. Даже иронично, что она погибла из-за тебя. Хотя этого стоило ожидать. Голова кружилась. Юнги чувствовал, как его разрывает от жалости, признательности и ещё миллиона других светлых чувств. Почему Юра не рассказала об этом? А он бы тоже на её месте не рассказал. Это действительно похоже на фанатизм, и Юнги, видимо, тоже стал фанатиком. -Я люблю её. - Три слова вырвались из Юнги, и тут же он почувствовал облегчение. Будто он пытался взлететь, но не мог из-за тяжёлого валуна, привязанного к его ногам. Но теперь валун упал, Юнги свободен. Юнги летает. Мин повернул голову к Юре и, осмелившись, сжал её ладонь. Чуть сильно, но так, что, казалось, Юра почувствовала. -Я тоже люблю тебя. Может, не так сильно, как ты меня. Но если бы у меня был выбор между пианино и тобой, то я бы выбрал тебя. В глазах окончательно потемнело. Юнги почувствовал гладкую поверхность пола -свалился с табуретки. Колени пронзило острой болью - кажется, он упал на колени. А дальше - темнота. Без единого проблеска света.