Тишина

В этом мире всё заранее было предрешено судьбой. Абсолютная уверенность в этом была изначально. Жила в сердце, наполняло его и приносило что-то вроде надежды. Потому что госпожа Судьба никогда не приносила лишь испытания – не испытав счастья не познаешь и всей глубины горя. Поэтому всё это чередовалось в людской жизни, как насмешка всесильной богини, заинтересованной в том, сколько они, люди, смогут продержаться вот так. Звучало это ужасно. Но ей – внезапно дарило надежду. Потому что по этой схеме точно должно было произойти что-то хорошее. Хоть что-то хорошее, хоть на мгновение должно было появиться – ей бы этого хватило. Даже если после этого реальность бы навалилась намного сильнее, надавила на хрупкие плечи, заставляя опуститься на колени и сдаться – ей бы хватило. Всего одного яркого, ослепляющего всплеска счастья - и она смогла бы закрыть свои глаза и забыться спокойным сном. *** Мир Ханамару был наполнен тишиной. А ещё ровными рядами букв, напечатанных на листах книг. В тишине она тонула – вязкая, бесцветная, она неспешно утягивала на дно, осознавая своё превосходство и не желая спешить, расправляясь с добычей с особым удовольствием. Тишина наполняла всё вокруг, была неотъемлемой частью и в тоже время отторгалась самой девушкой. Эта самая тишина казалась неестественной, неправильной, а оттого давящей. Преследующая везде, она проникла в само нутро девушки, дотягивалась липкими пальцами до самой души и стремилась оставить на ней свой отпечаток. Мару хотелось кричать, кричать так громко как только возможно, сорвать связки в этом крике и потом, не желая замолкать, долго-долго хрипло плакать потому что это тоже должно разрушить тишину. Но должно только по идее. Ведь она-то своего крика бы не услышала. Глухая с самого рождения – она даже не знала причины, потому что не интересовалась. Знание подобного не изменит самого основного, возможно даже лишь больше расстроит, поэтому она лишь тихо смирилась, опуская руки и признаваясь себе в своём бессилии. Не знавшая звуков никогда она не совсем понимала утрату: только общаться с людьми было сложно. Хотя она почти ни с кем и не общалась, вечно находящаяся в пределах родного храма, при котором жила её семья. Кажется, когда-то давно её пытались отдать в садик, даже отдали, но дети на то и дети, чтобы быть жестокими. Эта затея закончилась провалом, Куникида вернулась в стены родного дома с щемящей болью на душе. Хотя на тех детей она никогда не злилась. Потому что понимала. Понимала, что они просто не могут принять что-то, не вписывающееся в их мир, понимала, что, скорее всего, они просто были напуганы и не знали как себя вести. Поэтому она всегда улыбалась. Заводила руки за спину, незаметно щипая себя, дабы не расплакаться, и улыбалась. Смотрела огромными, умными глазами и упорно искажала дрожащие губы в улыбке: и искренней улыбки было не найти. Обычно обидчики, видя такое, убегали. Она не могла слышать, что они называли её психованной и ненормальной, но догадывалась. Люди ведь должны злиться на подобное, бежать жаловаться и плакать, или пытаться дать сдачи. Странно – вести себя иначе. Странно – просто выкидывать это из головы. Странно - просто попытаться снова подружиться с теми, кто тебя люто ненавидят. Возможно, она даже жалела о своём уходе – ей постоянно казалось, что ещё чуть-чуть и у неё получится. Получится получить улыбку в ответ, получится почувствовать чужую руку в своей. И мир тогда засияет ярче – он и так безмерно ярок, но, всё-таки не совсем. Только вот это «чуть-чуть» было всего лишь иллюзией. И она, кажется, это всегда понимала. Но просто упрямо отводила свой взгляд, продолжая верить в то, что люди прекрасны – потому что не хотела, чтобы её маленький, красивый мирок рухнул. Не утонуть в тишине окончательно помогали книги. Она цеплялась за строчки и карабкалась вверх, как по лестнице, упорно отдаляясь от дна. Хоть этого самого дна и не было видно, но оно пугало на уровне инстинктов – и бледные пальцы продолжали упорно хвататься за строчки, создавая свой собственный путь вверх. Что там вверху – тоже непонятно, но отчего-то кажется более лучшим чем то, что внизу. Тоже на уровне инстинктов. Инстинктам нужно верить. В руках Ханамару всегда была книга – она и не помнила себя без неё. За пятнадцать лет жизни небольшая, скромная комнатка оказалась заставлена книгами по самое не хочу. Места на полках не хватало, книги хранились ровными стопками на полу, всегда доступные для прочтения и такие родные. Книги – единственные друзья. Безмерно дорогие и близкие, те, к которым она относилась с трепетом и заботой. Проводила всё время в их окружении, хранила в ящике стола толстую тетрадку, исписанную аккуратным почерком – робкие попытки написать что-либо. Конечно же она никому этого не показывала – да и некому было – считала эти попытки жалкими, придуманные истории нелогичными и глупыми. Но всё равно упрямо продолжала, не желая терять надежду. Слабый огонёк решимости пылал в сердце, не давая опустить руки. Из дома выбиралась крайне редко – её и не отпускали особенно. Не сказать, что девчушка была так уж беспомощна, но всё-таки…она понимала беспокойство близких. Отстояла своё право наведываться к морю – любила его до безумия, часам сидела на скалах или бродила у самого края воды, устремляя взгляд куда-то за горизонт. Там, далеко-далеко, находился мир ей абсолютно неведомый. Мир, о котором она читала в книгах, представляла в своей голове и грезила попасть туда. Наполненный чудесами, неведомыми местами и влекущими событиями. А ещё где-то там находились огромнейшие библиотеки и от осознания того, как много там книг перехватывало дух. Кстати о библиотеках. Ещё одно место, куда она систематически выбиралась. Точнее, практически каждый день, за исключением каких-либо особых обстоятельств. Но эти обстоятельства возникали крайне редко, посему Куникида являлась частой гостей в городской библиотеке. Её здесь знали с малых лет, привыкли к тихой девочке, всегда сидящей где-то в сторонке. Иногда её даже не было видно за горой набранных книг – только макушка и торчала. С каких-то пор она даже помогать стала – то книги по полкам расставит, то заполнит что-нибудь. Ей нравилось. Атмосфера здесь была особенная. Пропитанная запахом старых книг, пыли и неспешно текущего времени. И тишина тут – не такая мучающая. Она отступала, недовольно щурилась, шипела, но ничего не могла поделать, только в бессилии тянула тонкие пальцы к спрятавшейся за книгами Ханамару. Книги – её друзья и защита, вернее и дороже не найти. Ласково гладит переплёт полюбившегося произведения, пользуясь безлюдностью и устроившись на полу в тени одного из стеллажей. Чувствует себя внезапно спокойно и умиротворённо. Потому что здесь не страшно, потому что здесь слух не имеет особого значения – здесь тихо даже для тех, кто слышит. И это внезапно казалось безумно важным – словно делало её на пару шажков ближе ко всем остальным людям. Она привыкла к одиночеству, но не любила его. Поэтому робко тянулась, смотря из под пушистых ресниц и продолжала верить, что это небольшое отличие – не такая уж и большая преграда. Для единственной подруги – Руби – так и было. Познакомились они здесь, когда красновласка пришла за книгой. Безумно милая, робкая девочка в форме средней школы примостилась в уголке, а Мару устроилась неподалёку. Постоянно читать сидя рядом с друг другом стало каким-то их особым ритуалом. Не каждый день, но Куросава, приходя, неизменно замечала на всё том же месте Куникиду и невольно задавалась вопросом – как часто та здесь бывает? Обе робкие, тихие, абсолютно не знающие как к друг другу подступиться. А русоволосая ещё больше была растеряна: заговорить ведь даже не может. Поэтому когда Руби осторожно подёргала её за рукав – на щеках девочки тогда пылали лихорадочные пятна румянца – и что-то сказала Ханамару лишь грустно покачала головой, указав на уши. На душе тогда растеклось противно-горькое чувство. Она попыталась представить, каким может быть голос этой девочки - и не смогла. Она вообще не представляла каким может быть голос. Ранило. Иглы вонзались в сердце, впивались безжалостно и тишина наконец-то властвовала, с ужасающей улыбкой воззрившись на потерянную девчушку. Куросаву, однако, не остановило это тогда. Она лишь поспешно достала из сумки тетрадку и вывела буквы, тут же показала девушке, прячась за этой самой тетрадкой. Пальцы дрожали от волнения, а Мару чувствовала, что вот-вот расплачется от счастья и радости, потому что прочитав столько рассказов о чудесной дружбе она и сама грезила о подобном – и вот, эта самая чудесная мечта собиралась сбыться. В груди стало неожиданно тесно от чувств и она даже не сразу смогла написать ответ. А потом улыбнулась. Так, как не улыбалась уже давно. Абсолютно счастливо. Мир Ханамару был наполнен тишиной и ровными строчками букв, складывающимися в слова и предложения. А ещё очаровательной красноволосой девчушкой с по-детски округлым почерком и милейшей улыбкой. И тишина уже не казалась таким уж страшным врагом для неё.