Eternity

      Громкая музыка доносилась из колонок, разносясь по всему залу клуба. Пол и стены переливались всеми цветами, а от зеркального шара на потолке отскакивал яркий свет. Город погружался в ночь, но никто и не думал спать. Лучше уж танцевать до упаду, чем скучать в пустой квартире, и слушать дробь музыки, чем тишину, лишний раз напоминающую об одиночестве.       Хейли Маршалл терпеть не могла одиночество. Да, она часто нуждалась в спокойном уединении, но ведь это нечто совсем другое. Ей просто смертельно не хотелось постоянно оставаться одной. Порой она сама боялась своей чуть нездоровой тяги к общению, потому и занимала себя насущными делами, чтобы не навязываться окружающим её людям. А единственным её делом и её вечной заботой была работа. Будучи уже опытным следователем Хейли осознала, что расследуя историю чьей-то смерти, ограбления или уличного нападения, необходимо серьёзно подходить к работе и отстранять личную жизнь, заботясь о чужой. В мире тысячи людей, которым нужна помощь, а Хейли не могла пройти мимо, понимая, что может эту помощь оказать. Для неё нравственность — не пустое слово. Если ей потребуется сделать какой-то нравственный выбор, то он будет точно не в её собственную пользу.       Сейчас телефонный звонок от начальника, конечно, не ставил её в ситуацию нравственного выбора, но немного отвлекал. Хейли только собиралась опустошить рюмку текилы, но ей пришлось недовольно поставить ёмкость на стол и начать поиски мобильника в сумочке.       — Слушаю, — сказала она в трубку.       — Хейл, у нас подозрение на самоубийство, — ответил мужской голос с лёгкой хрипотцой. — Приезжай, адрес скину сообщением.       — Но сейчас почти полночь, — воскликнула она, но в ответ услышала лишь короткие гудки. Её босс был неумолим к своим подчиненным и даже не хотел слушать чьих-то недовольных речей.       А Хейли сейчас была в негодовании. Да, она всегда честно выполняла свою работу, справляясь со всеми непосредственными обязанностями. Да, она не могла оставить преступника, тем более, убийцу, на свободе, но после тяжелой трудовой недели ей тоже хотелось отдохнуть. Она же не робот, чтобы работать на износ почти без продуха.       Но что поделать, если долг зовёт? Пришлось Хейли подняться на ноги с мягкого дивана и, кинув пару купюр в оплату за спиртное на стол, направиться к выходу из клуба, который ещё долго встречал посетителей яркими огнями.

***

      Жёлтая машина остановилась около высотки в центре города. Хейли выбралась из такси и закинула голову, чтобы взглянуть на ровные ряды балконов. Свет горел лишь в нескольких квартирах, в одну из них, находящуюся на семнадцатом этаже, Хейли и предстояло пойти. Мысленно делая вывод, что в таком доме живут лишь обеспеченные люди, потому что квартиры тут стоят целое состояние, она зашла в здание. Ей уже приходилось тут бывать. Когда какой-то несчастный парень выпрыгнул из окна последнего этажа, Хейли приходилось осматривать его место жительства. А теперь снова суицид, в том же самом доме, в том же подъезде. Хейли просто не понимала, как человек может сознательно пойти на смерть. Она бы не стала обрывать собственную жизнь, даже если бы весь мир восстал против неё, она продолжала бы бороться. За жизнь надо бороться, отдавать нечто важное, чтобы продолжать существовать. Смерть не требует взамен ничего, значит, тот, кто идёт к ней навстречу, потерял последние силы и ищет самый лёгкий выход.        Поднявшись на нужный этаж, Хейли огляделась по сторонам. Облагороженная лестничная клетка, яркое освещение, отполированная до блеска напольная плитка. Чудесное место, если забыть, что в этом доме минимум два человека свели счеты с жизнью.       Сегодняшнее происшествие не осталось без внимания. Около квартиры, огороженной красной изолентой, столпились проживающие на этаже люди. Двое полицейских отказывались отвечать на их вопросы о том, что же случилось, и только пытались оттолкнуть любопытных зевак в сторону.       Хейли, извиняясь, протиснулась через группы людей и проскользнула под своеобразным ограждением и прошла в квартиру. Её вниманию предстал коридор, заменяющий холл. Мягкий свет от люстры освещал помещение, но не давил на зрение. Должно быть, это было уютное жилище для своего владельца. Кому теперь оно достанется?       Не забивая голову лишними мыслями, Хейли двинулась вглубь квартиры. Её тотчас встретил начальник отдела. Предпочитая не обращать внимания на вызывающий вид подчиненной, он спокойно произнес:       — Я уж думал ты не приедешь, Хейли, хотя могла бы и не приезжать, — пожал плечами он. — Ничего необычного у нас нет, но я ведь знаю, что ты любишь дела с изюминкой.       Хейли едва заметно закатила глаза. Её начальник, Стефан Сальваторе, никогда не славился остроумием и хорошим чувством юмора, но когда какое-то подобие шутки слетало с его губ, Хейли его слова раздражали. «Уж лучше, когда он молчит и старательно изображает сосредоточенный и беспристрастный вид», — думала она.       — И вам здравствуйте, босс, — выдавила она, стараясь забыть о прошлых словах начальника. Были ли они скрытым обвинением в непрофессионализме? — Все же, что по этому делу? Типичное самоубийство? — более серьёзно спросила Хейли.       Вообще она постоянно отказывалась верить, что сталкивается с чистым суицидом, каждый раз проверяя и подмечая каждую мелочь, чтобы не перепутать самоубийство с убийством и не закрыть дело без расследования.       — Линда посвятит тебя в подробности, — как-то небрежно ответил Сальваторе, а потом, жестом подзывая рыжеволосую девушку, удалился.       Заметив копны огненно-рыжих волос, принадлежащие Линде Браун, Хейли нервно вздохнула. Из всех во их коллег она не переносила только Линду. Неумелые шутки босса она могла стерпеть, но ехидные подколы Браун — нет. Порой у Хейли было ощущение, что она не на работе, а в школе. Там над ней тоже издевались заносчивые красотки. Линда Браун от них мало чем отличалась.       — Мисс Маршалл, — нарочито вежливым тоном обратилась к ней рыжеволосая, — мы предполагаем, нет, мы почти уверены, что это суицид. Судя по словам соседей, в квартире жила двадцатилетняя девушка по имени Ребекка Майклсон. Но квартира оформлена не на нее, — скучающий тон Линды начинал выводить Хейли из себя. Она не могла понять, как можно так неуважительно относится к работе, будто играешь в какую-то неинтересную игру. — Никаких улик мы не нашли, следов насильственной смерти на теле погибшей нет, — продолжала Линда, а Хейли слушала её уже вполуха, искоса смотря в соседнюю комнату, где патологоанатом уже осматривал тело мертвой девушки.        — А что именно указывает на самоубийство? — все же вернув свое внимание к Линде, спросила она.       — Перерезанные вены, окровавленное лезвие, все как по привычному сценарию, — вяло оповестила Линда.       Хейли кивнула и задумчиво посмотрела в пол, опустив глаза. Привычный сценарий. Как можно так цинично оценивать ситуацию? Видимо, для Линды убийство человека схоже со скучным представлением в театре. Только там несколько действий, а в жизни второго акта, чтобы все исправить, не бывает.        Хейли зашла в спальню погибшей, чтобы наконец своими глазами взглянуть на тело девушки. На полу лежала миловидная блондинка, её кожа приобрела иссиня-бледный оттенок, а глаза были безмятежно закрыты. Казалось, что она сейчас, в любую секунду, может встать, словно проснувшись. Но, к сожалению, у людей только одна жизнь, и её нельзя восстановить, просто набравшись воздуха.        Хейли подошла ближе, стараясь не наступить на алые пятна от крови, которые несимметрично разукрасили белый ковер. Создавалось ощущение, будто, прежде чем умереть, светловолосая девушка шагала по комнате, а капли крови падали с поврежденных рук.        Сейчас кровь на ее запястьях уже засохла и образовала корочку. Но эксперт, Давина Клэр, продолжала осматривать глубокие порезы, словно могла увидеть в них ответы на все возникающие вопросы. На ее руках были белые медицинские перчатки, однако они не ограничивали чувствительность, только позволяли не запачкаться. Хотя Давина вовсе не боялась вида крови, не морщила брезгливо свой носик. В свои двадцать пять, едва закончив университет, она уже стала отличным специалистом в своей области, и без её профессиональной экспертизы не могло обойтись ни одно дело. Помимо этого Давина опровергала стереотип о том, что такие милые, добрые девушки, которые ещё даже не успели выйти из детских лет, не могут работать в полиции. Она может, и ей эта работа по нраву. А своим серьёзным подходом к расследованию каждого преступления Давина уже давно вызвала у Хейли уважение. Они даже стали хорошими подругами, а не только напарницами.       — Ди, — обратилась Хейли к приятельнице, сократив её необычное имя до минимума. — Что у тебя?       — Смерть наступила около трех-пяти часов назад, синяков, царапин или чего-то примечательного на теле я не вижу. — Давина подняла глаза и пожала плечами. Было видно, что такая скудная информация её саму не удовлетворяла.       Продолжая исследовать запястья погибшей, Давина нащупала пальцами что-то, словно нацарапанное на коже под тонкой тканью окровавленной блузы. Она подняла рукав и, нахмурившись, внимательно посмотрела на обнаруженный порез. Относительно свежие ранки, схожие с какими-то насечками, образовывали некий узор. Царапина была совсем свежая, чего не скажешь о вскрытых венах, а значит, была нанесена позже смертельных ран. Соответственно, уже тогда мертвая Ребекка Майклсон не могла оставить на своей коже ещё один след. В квартире был кто-то ещё. Вот и первая зацепка, которая указывает на убийство другим человеком.       — Что это, Давина? — опускаясь на корточки рядом с телом, спросила Хейли, которая обеспокоенно смотрела на непонятный узор, ярким пятном выделяющийся на бледной коже.       — Это знак бесконечности, и царапина слишком свежая, почти не успела покрыться корочкой, но вены были вскрыты намного раньше. Видишь разницу? — приподняв бровь, спросила она у Хейли. Теперь они обе понимали, что в этой квартире было совершенно не типичное самоубийство. — Погибшая не могла сама поставить себе этот знак, — продолжала Давина. — Тем более, он высечен с идеальной точностью, а когда человек теряет кровь, координация и точность ухудшается в разы. Эту метку не она поставила, — абсолютно уверенно утвердила она, закончив выставлять свои доводы.       Хейли поняла, что её теория о самоубийствах в данном случае оказалась правильной. Скорее всего, вены Ребекка не сама вскрывала. Умелый убийца имитировал её смерть как самоубийство, и более того, не оставил совершенно никаких улик. Очень аккуратная работа, и только знак на руке погибшей может вывести на след преступника. Но только как символ, высеченный на коже, связан с убийцей? Почему именно этот знак? Хейли терялась в лабиринтах вопросов, понимая, что ни на один из них не может найти ответа.       Ее мысли, которые уже перепутались, мигом вылетели и головы, когда она услышала чей-то крик из другой комнаты.       — Пропустите меня! — доносились до её слуха громко произнесенные слова.       Хейли оставила Давину в комнате и устремилась в коридор около входной двери. Там двое её напарников пытались удержать мужчину, который отчаянно рвался в квартиру. Только этого сейчас не хватало.       Вздохнув, Хейли отодвинула двух полицейских, показывая, что сама разберется с незванным гостем. Он хотел проскользнуть мимо неё, но девушка одной рукой его остановила, не позволяя и шагу ступить.       — Вы кто? — как можно спокойнее спросила она у мужчины. На самом деле, она просто хотела за шкирку вытащить его прочь из квартиры, чтобы не столкнуться с ненужными проблемами.       — Я брат Ребекки, — ответил он, но уже более тихим, даже подавленным, голосом.       Хейли замерла на месте. Значит, он родственник, судя по всему, ближайший, возможно, единственный. Как же ей хотелось его пропустить, чтобы он в последний раз увидел сестру, но и без того печальные глаза мистера Майклсона заставили её вспомнить важное правило: родных к месту убийства не пускать. Мало ли как может отреагировать человек, увидев окровавленное тело близкого. К тому же, Хейли на себе испытала боль от потери матери, она отлично помнила, как плакала перед её могилой. Никому не пожелаешь таких страданий, которые разрушают душу изнутри, разрывают сердце на части.       — Мистер Майклсон, — сказала она после недолгой паузы. — Вашей сестры больше нет, поймите, я не могу вас к ней сейчас пропустить.       — Да идите вы к черту, — гневно бросил он, а потом неожиданно и резко оттолкнул Хейли в сторону.       Она еле удержалась на ногах, но быстро опомнилась и бросилась за Майклсоном, который уже пересек всю квартиру, направляясь к спальне погибшей сестры. Она увидела, что на пороге он словно остолбенел, а его тело пробила легкая дрожь. Казалось, что даже его дыхание остановилось в момент, когда он увидел навсегда закрытые глаза Ребекки и её мертвенно-белую кожу. Именно такой реакции ожидала Хейли и потому пыталась его удержать. Слишком много боли, которая наносит на душу все новые и новые раны. Такие раны не заживают.       Хейли даже вздрогнула, когда Майклсон порывисто повернулся к ней. Его взгляд был настолько холодным, что она едва не поежилась. Создавалось ощущение, что это он её винит в гибели сестры. Так всегда и бывает: раненое сердце хочет найти виноватых.       — Я вам сочувствую, — пролепетала Хейли, понимая, что должна порвать нить молчания. — Простите, но я вынуждена спросить, где вы были сегодня в шесть часов вечера, — она не могла ни на секунду забыть о своих обязанностях, хотя и понимала, что в данный момент подобные вопросы будут неприемлемы.       — Что? — едва слышно прошептал он в ответ, судорожно вздохнув. — Вы подозреваете меня в чем-то?       Тут Хейли стало немного стыдно. Она должна была подумать, прежде чем задать вопрос, так явно указывающий на её предположения. Зачем она вообще его об этом спросила? Не могла же она подумать, что он убил собственную сестру? Видимо, могла, потому что в ней вдруг проснулось немыслимое хладнокровие, с которым мясники обычно разделывают сырое мясо. Не самое лучшее сравнение, но именно безжалостным мясником Хейли себя и чувствовала.       А взгляд Майклсона был стальным и холодным, но Хейли была уверена, что в его душе пылает пламя, которое сжигает его изнутри.