Some Day We Will Be Together

***

За время этапа в Германии в моей голове мысли настолько запутались, что я чувствовала себя маленьким оленёнком в огромной чаще в полночь, что никак не может понять, куда идти, чтобы выйти к своему дому (или что там у них?). Жаль, я не оленёнок, и меня не могут сожрать волки, чтобы избавить от мучений. Я и без того не хотела видеться с Йоханнесом. От наших встреч, когда он здоровался со мной, иногда даже что-то спрашивал, пытаясь делать вид, что мы чуть ли не друзья, мне становилось тошно, а после его совсем недавней попытки поговорить, видимо, о чём-то серьёзном, я вообще испугалась. «Радости» моему мозгу прибавил ночной разговор с любвеобильным норвежцем, который, я надеялась до последнего, был моей больной фантазией на почве испуга. Мой разум отказывался принимать происходящее. Точнее, он не мог понять, что происходило. Мне казалось, что предмет моей любви тупо издевается надо мной. Может быть, он давно знал о моих чувствах? При каждой встрече он будто изучал мою реакцию на его появление. Также приходила мысль, что этот рыжей биатлонист, узнав о моей слабости к нему, хочет высмеять мою любовь и показать, что мне не на что надеяться. Где-то глубоко внутри я думала, что, если он это сделает, так будет правильнее. Резко отрубить всё. Понять, что шансов нет. Убедить себя уже в конце концов в этом полностью. Добить себя окончательно. Не зря же безнадёжные романтики нашего мира говорят, что, достигнув дна, не остается ничего, кроме того, чтобы вновь начать подниматься. Но я боялась. Боялась разрушить свои и без того хрупкие грёзы до конца и остаться одной. Без надежды. Я понимала, что после её исчезновения у меня ничего не будет в душе, кроме пустоты, той, что поглотила меня в нашу встречу после его провальной гонки в декабре. Правда, в следующий раз эта пустота будет другой. И с ней будет не так просто справиться, от неё меня не спасет ни алкоголь, ни сигареты. Что странно, при наших коротких встречах его взгляд всегда был печальным и виноватым. В моей голове не могло уложиться, что это из-за меня. Даже при том факте, что вне моего общества он был всё такой же веселый. Предположения о том, что его волнует моё отношение к нему, казались абсурдными. Я путалась ещё больше и формировала самые невероятные мысли в голове, хотя мозг уже давно подсказывал покончить со всем этим и все выяснить. «Пострадаешь и забудешь». А сердце сжималось и неприятно кололо от предчувствия чего-то плохого и упорно отговаривало меня от подобных действий. И ещё. Мне было действительно страшно. Я боялась до конца поверить в то, что я люблю человека, который никогда не полюбит меня в ответ. Да, он, безусловно, не испытывал никаких светлых чувств ко мне в тот момент, но я мечтала, что, может быть… Однажды… Я смогу ему понравиться? Может быть… Когда-нибудь… Если он перестал меня ненавидеть, вдруг сможет и полюбить? Эти мысли заставляли меня просыпаться по утрам, двигаться, дышать, работать и всё же ждать нашей новой встречи. Из того, что ещё стоит вам рассказать о немецком этапе, осталось лишь два разговора, пошатнувшие моё сознание.

После гонки преследования.

Я спокойно возвращалась к себе в номер, когда навстречу мне попались два норвежца. Рыженький и светленький. Бим и Бом, Чук и Гек норвежского биатлона. Я-то, безразлично уставившись в прекрасную стену, что была слева от меня, хотела спокойно пройти мимо, но Эмиль не дал мне это сделать. — О, привет, принцесса, — опять с издевкой (а он по-другому не может, похоже) произнес Свендсен. Йоханнес же одарил его хмурым взглядом и тихо поздоровался. Нам пришлось находится довольно близко друг от друга, так как коридорчик не радовал глаз своим пространством, и многие, проходившие рядом, заставляли меня еще больше придвигаться к норвежцам. Я мысленно проклинала длинный язык и распущенность этого противного ловеласа, который всегда руководствовался непонятной логикой в общении со мной. И чего он прилип ко мне? Я явно не походила на ту, что могла попасть в список его «очередных». — Привет, — ответила, вроде как, обоим биатлонистам, но недовольно уставилась на Свендсена. Тот, ответив мне улыбкой, положил руки мне на плечи, наклонился и поцеловал меня в щеку. Я резко отпрянула от него, лишь только почувствовала тёплое дыхание на своей щеке, врезавшись в кого-то из прохожих и, возмущенно дыша, с ошалелыми глазами рыбы, выброшенной на берег, скрестила руки на груди. А затем гневно выдала: — Какого черта? — наконец-то я произнесла то, что и подумала! Красным этот день в календаре обведите! Тот лишь усмехнулся (ну, а что еще было ожидать?!) и поднял руки вверх, чуть-чуть, насколько это позволяло пространство, отходя от меня. — Извини, больше так не буду. Когда он отошел, я смогла взглянуть на Рыжего. Еще один странный в этой компании. Он выглядел злым: челюсти сжаты, брови чуть сведены. И к этому всему добавлялись синяки под глазами и слишком ярко выраженная бледность. Да просто копия меня! Сердце неприятно кольнуло. Вдруг он злится из-за моего присутствия? Неприятно, что рядом глупая влюбленная дура. Да, мне тоже. Вот только у меня не было шансов от неё никак не избавиться, в отличие от него. «А может, он злиться, потому что Эмиль так нагло пристает к тебе?» — странная приятная мысль, сформированная мозгом, казалась фантастической. Скорее, Эмиль действительно хотел затащить меня в постель. Я скептически осмотрела ловеласа всея Норвегии, что победно усмехался в сторону своего сокомандника (черт, почему меня это не насторожило тогда?!) и поняла, что нет лучше решения в данной ситуации, чем побег. Это для меня всегда единственно правильное решение. А если бы я ответила ему хоть что-то в тот момент, то это было бы слишком грубо или жалко, или грубо и жалко. Я же ещё расплакаться могу, если он доведет меня. Я же теперь истеричка. А ему не составит особого труда это сделать. Хоть я и ревела уже перед этим рыжем созданием, а гордость упорно списывала этот момент в копилку чистых случайностей, которые больше никогда не повторяться, вокруг нас же были еще люди. И поэтому решение было принято. Я, гордо подняв голову, покинула радиус воздействия с этими биатлонистами. Никто не сказал ни слова. И не попытался меня остановить. Сердце вообще странно себя вело и рвалось обратно, желая узнать, что не так с его избранником, потому что его измученное лицо крепко запечатлелось в моей памяти. Я успокоила его тем, что я последний человек на этой планете, которого он хотел бы видеть и в горе, и в радости. Когда уходила, услышала, как Йоханнес что-то возмущенно прошипел Эмилю на норвежском. Ответ до меня не донёсся, и если бы и донёсся, то я всё равно его не поняла бы. Чертова Норвегия. Как меня это достало. Тошнота подступила к горлу. Это было отравление. Реальностью.

Поздний вечер. Перед отправлением из Германии в Италию.

Норвежец встретился мне, когда я направлялась за очередной порцией никотина в легкие. Он спокойно поздоровался со мной, хоть и выглядел слегка взволнованно, мы перекинулись парой обычных фраз, но как бы мне ни хотелось в тот момент, на этом мы не закончили. — Я всё понимаю, но неужели ты никогда не перестанешь на меня обижаться? — Йоханнес говорил с какой-то горечью и раздраженностью, уставившись прямо мне в глаза. Под этим взглядом мне хотелось только съежиться. И вот здесь начались слишком странные вещи, которые я не могла понять на протяжении долгого времени. — О чём ты? — вполне логичный вопрос слетел с моих губ, но, кажется, он не понравился моему собеседнику. — Об этом, — он сделал шаг ко мне, и я неосознанно отступила назад. А там уже была стена. Мне нельзя было подходить к нему ближе. Каждый раз это казалось слишком опасным. Он всё-таки вздумал меня убить? «А хороший вариант-то. Сначала втереться…» — мозг не был в состоянии формировать целые мысли и постепенно отключался. Бросил меня, подлюка. — Я не понимаю, — внутри все переворачивалось, а сердце кажется билось где-то в области горла. Он опять подошел ближе и наклонился к моему лицу. Вот это уже слишком. Легкая дрожь прошла по телу. Это как раз те моменты, когда перестаешь осознавать, где ты, а мир вокруг сводится только к ощущениям. — Перестань, я же не знал и даже подумать не мог… — он зажмурился на секунду, как будто вспомнил что-то не очень приятное. Я ждала чего угодно, но не этого! Он мог сказать, что его достало мое присутствие! Что он, в конце концов, узнал от Трифа о моих чувствах! Но не этого! — Чего? — я не смогла больше ничего спросить, уже глубоко утонув в его глазах и его близости. Теперь он растерялся. Раздраженность пропала. — Ты не… — он задумался на какое-то время, а когда вновь сфокусировал свой взгляд на мне, то что-то странное проскользнуло в нём. Он и так был ближе некуда, но наклонился ещё, оперившись одной рукой о стену рядом с моей головой. В тот момент я только и смогла завороженно смотреть в его глаза. Может я и нафантазировала себе чего (точно нафантазировала), но мне показалось, что ещё бы немного, — и он бы поцеловал меня. Да, позже я изрядно посмеялась над этим предположением, но именно в тот момент я была в уверена, что ещё бы чуть-чуть, совсем чуть-чуть! Увы, где-то неподалеку хлопнула дверь, послышались голоса, и он, чуть дернувшись, отстранился и прикрыл глаза. Мне так хотелось закричать. Ну почему? Почему мне было так хорошо? И почему это хорошо всегда должно заканчиваться? Внутри все заныло, требуя вернуть приятные ощущения, что появились минутой ранее. Мозг снова начал свою работу: «Тебе просто противопоказано находиться рядом с ним, ты умрешь или от счастья, или от нехватки воздуха». Что верно, то верно. Дышать я иногда забывала. Но оно того стоило. — Так о чём ты? — кое-как я смогла вспомнить сказанное им раньше. Бё не смотрел на меня. В ответ лишь покачал головой. — Тебе стоит бросить эту гадость, — он одарил меня взглядом, в котором уже не осталось ничего из прежних эмоций, и выразительно осмотрел мою левую руку. Пока я растерянно оглядывала свою конечность, он ушёл. В руке была пачка сигарет. «Она бросит только когда ты женишься на ней», — вставил своё мозг. Ага, то есть никогда. Может, стоило произнести это вслух?

***

После такого я, наконец, поняла, что просто слишком много не знаю. Ни черта я, на самом деле, не знаю. Что произошло, что он поменял ко мне отношение в тот момент? А тогда, в прошлом году? Но пока лезть в это не стоило. Моя надежда разрасталась. И не хотелось опять её спугнуть. Поэтому я решила просто наслаждаться тем, что снова могу общаться с ним. Тогда я могла позволить чувствовать себя лучше.