Some Day We Will Be Together

***

Очнулась я на мягкой постельке, скорее всего. Даже моя была не такой мягкой. В нос ударил противный запах нашатыря. Лицо было влажным. Меня, наверное, всеми способами пытались воскресить. Я поморщилась.  — Слава Богам, наша принцесса очнулась спустя столько времени, целых двадцать минут! — прозвучал довольный голос Ильи где-то слева от меня. Кто-то засмеялся. Так. Стоп. Он говорил на английском. Я открыла глаза и повернула голову… Лучше бы я этого не делала. Во-первых, стало больно, будто голову разрубили на части. Во-вторых, я увидела напряженную физиономию ЕГО, то есть предмета моей неудачной односторонней любви. Тело обдало жаром, а во рту образовалась горечь. Пришлось отвести взгляд. Мозг все же успел оценить его. Кажется, он стал еще красивее. Похудел, ибо скулы на лице выделялись ещё больше. Бледно-голубые глаза будто акварелью вырисованы. В детстве я баловалась разными видами творчества, и сейчас дико захотелось вернуться на урок рисования, чтобы отобразить это чудо света. Лиза, не дай этому преступлению над своей гордостью свершиться! Держи себя в руках! Также там было еще одно создание из его же сборной. Они сидели на соседней кровати. Корреспондент расположился на стуле возле изголовья ложа, где валялось мое бренное тельце. Вот это да. Передо мной два норвежца и один российский спецкор-садист. Вопрос извечный: «Что делать?» Когда дар речи ко мне вернулся, я выдала первые вопросы, что сформировались в моей проблемной головушке. — Что случилось? Где ты взял это? — я выразительно посмотрела на вату с нашатырным спиртом у Илюшки руках. Я все-таки говорила на английском, все потому, что журналистский голосок в моей голове верещал о соблюдении норм какого-то приличия в языковых барьерах. Уверена, такого не существует. Я просто слишком сердобольная, сочувствующая и тупая. После рассказа Трифа о случившемся, я впала в прострацию на несколько десятков секунд. Я грохнулась в обморок. По счастливой случайности, а у меня карма похоже отсутствует напрочь, я сделала это в тот момент, когда наши, то есть Илюхины, норвежские друзья поднимались по лестнице. Совпадение в доли секунды, понимаете? Я везунчик. Счастливчик. Удачник этого мира. Застрелите меня. Так вот. Илюха открыл дверь после долгого затишья и обнаружил Эмиля Свендсена, склонившегося надо мной. А дальше попытки оживления спящей красавицы (шутка, вы что, поверили про красавицу?), паника спецкора и желание вызвать скорую. Оказывается, в номер меня занес сама его величество любовь моя. После этой информации мне стало жутко неудобно находится в том месте и в то время. Я все кидала заинтересованные взгляды на Йоханнеса, а в голове зрели саркастические мысли. Как же ты, моя прелесть, решил помочь столь приятному тебе человеку? Что-то внутри меня возмущалось только что услышанной истории. Значит, он может прикоснуться ко мне, лишь если я в бессознательном состоянии? На самом деле, я согласна притворяться, что я без чувств хоть всю свою жизнь, лишь бы он был рядом. Лиза, что за сопли?! Ты гордая, уважающая себя девушка. Одинокая. Подавленная. Гордая. Во мне проснулась злоба на мир. — Какие ощущения? — заговорил Эмиль. Я в этот момент перевела на него взгляд. В голове все еще ворошились мысли про рыжее создание, как куча листьев осенью. Знаете, еще чувство такое прекрасное возникает, когда идешь, почти не поднимая ног, смотришь на хмурое небо и думаешь о прекрасном, и в такой атмосфере и возникает то самое вдохновение писателя. Понимаю, почему Пушкин любил осень. Так вот о моих мыслях. А этот биатлонист будет потом руки антибактериальным средством обрабатывать? Я же так противна ему, как он только переборол себя? Мирамистин ему подарить надо будет. Жаль, не возьмет. — Все отлично, — в подтверждение своих слов я медленно поднялась и села на этой божественно мягкой кроватке. Может, я сильно приложилась?  — Спасибо за помощь… Вам… Большое. Я еще и говорить разучилась. Пять лет универа коту под… Пришлось одарить Йоханнеса взглядом, жаль он этого не заметил, так как смотрел в пол. Что там может быть интересного? Линолеум? Коврик у кровати? На что я могу надеяться, если эти предметы ему интереснее меня? Так, а кто здесь надеется? Я, что ли??? — Не могу сказать обращайся, — Эмиль повеселел и подмигнул мне. Я хотела улыбнуться в ответ, но получилась гримаса, ибо в голове вновь ударило. Молоток по наковальне, блин. Интересно, это у нас у русских такое мышление дебильное, что нам самые неподходящие ассоциации в башку приходят, или нет? А, может быть, я индивидуальность такая? Шизанутая… — Ну вот и отлично, — подал голос Илья. — Спектакль окончен, можем расходиться. Спектакль, блин! Такого даже самый одаренный автор не сочинит. Хотя, я тогда была бы не против, чтобы всё было по Шекспиру… Эмиль поднялся, подошел ко мне чуть ближе и, ослепительно улыбаясь знаменитой ловеласной улыбкой, произнес: — Выздоравливай. А дальше. Я готовилась что-нибудь ответить, но мой мозг перестал думать. В следующую секунду Эмиль наклонился и коснулся моих губ своими. Нет-нет, не поцеловал по-нормальному, а просто прижался губами. Этого бы хватило, наверное, для того, чтобы я еще раз упала в обморок, но уже от шока. Хорошо, что я стойкая. Шутка опять, конечно. Ощущение, будто меня ударили под дых. Я пораженно замерла, мыслей в голове не было. Глаза широко раскрылись. Пока я была в коматозе, этот заядлый бабник развернулся, что-то сказал Бё, и они покинули номер. После звука захлопнувшейся двери мой мозг включился, но его прервал Трифанов, он-то явно меньше меня удивился: — Вы что… с Эмилем… эээ… Лицо его можно было фотографировать и отправлять на конкурс «Живая Эмоция». Такое красочное замешательство мало у кого получится. Он даже поднес вату с противной жидкостью к своему лицу. Нет, друг, мы в сознании. Остается шанс на массовые галлюцинации… — Нет! Ты что… Я… У меня просто не было ни объяснений, ни оправданий. Просто ПЕСЕЦ. Что произошло только что??? — Мы с ним никогда не… Да даже не общались толком! Я не знаю, что это было и зачем. Похоже Илья понял, что это чистая правда и, покачав головой, вздохнул. — Ладно, это же норвежцы, они все, что угодно могут сделать. Дааа, блин. Просто аут. Почему я? Почему я здесь? Почему я есть? Мне хотелось разреветься. Чувство, что мной воспользовались. Может, надо было отказаться от этой командировки? Эээй, там сверху, а можно от жизни отказаться? Поменять? Пройти заново? Хотя, не думаю, что получиться лучше… — В состоянии идти? — в голосе Ильи проскальзывал смех, я явно выглядела странно. Убого. Как всегда. Я перевела на него взгляд. В него я вложила весь свой трагический настрой. Триф сразу стал серьезным. Он же что-то спросил, значит я должна ответить. Хорошо, что я помню принцип диалога. — Верни сигареты, — моим голосом можно было бы убивать впечатлительных людей. Столько обреченности, горечи и безысходности. Они бы явно убегали, как жертвы в фильмах ужасов, и молили о пощаде. Меня одолели волны подавленности и апатии. Мне даже показалось, что мой милый друг поежился. Подействовало. Он засунул руку в карман толстовки и достал «мою прелесть». — Извини, это из-за меня так все получилось. Я поднялась с кровати, слегка покачиваясь, взяла пачку из его рук. Я надеялась, что мне хватит сил, чтобы дойти до номера. В голове бессознательно возник ответ: — Нет, не из-за тебя… Мысли сразу ушли далеко. Кажется, ничего не изменилось. Мне не хотелось его убить. А вот вариант с изнасилованием казался всё более притягательным… Да, я, безусловно, была зла, но кому до этого дело? Кому вообще до меня дело? Отвяжитесь все. Я устала.