Черный и алый

– Голову ровнее! Так, хорошо! А теперь мне нужен задумчиво-романтичный взгляд! Превосходно!!! Так, на этом все! Спасибо, Адриан! Как всегда великолепно! Вечно суетливый, шумный и строгий, фотограф знаменитого парижского агентства «Agresty» и на этот раз не сделал ему ни единого замечания. Стоящий под светом софитов парень холодно ухмыльнулся. Подобные похвалы он уже давно воспринимал как должное и никогда не ждал ничего иного, а нечто меньшее, чем «превосходно», уже давно воспринимал с отвращением. «Между прочим, он по-прежнему страшно вульгарно одет, – с легким раздражением подумал Адриан, стягивая с себя рубашку, которую только что рекламировал. – Почему он не видит элементарных вещей? Угольно-черный и ярко-алый вместе создают отвратительное сочетание. Сюда бы робкий пурпур или ночную малину – вот эти оттенки были бы кстати. А тут… Мог бы и додуматься. Не на заправке же работает, в конце концов!» Сам же Адриан был идеален. Без преувеличения. Так считали все, в том числе и он, и иного мнения тут быть попросту не могло. Накачанное стройное тело, до неестественности бледная кожа – настолько, что для пляжных съемок приходилось становиться постоянным клиентом соляриев, пронзительные зеленые глаза, натуральные золотые волосы… С самого рождения он был как фарфоровая куколка, предназначенная исключительно для высшей цели – для моды, и следовать другому пути он ни за что не собирался. «Как они вообще взяли на работу такого бездаря, явно ничего не соображающего в стилях? – все еще недоумевал Адриан, переодеваясь в обычную одежду. – Нет, костюм прошлогодней линейки Агрест еще ничего, но вот сочетание его с ядовитым красным из Брутте Лано — катастрофа!» Другое дело – он сам. Пепельный серый – узкие брюки с золотой строчкой, латунно-черный – майка классического покроя, жемчужный – накинутая сверху рубашка. Дополняют образ цепочка на шее и стандартные пепельные кеды. Все идеально. Идеально. Другого слова, более подходящего Адриану, он не знал. Никто не знал. В его маленьком узком мирке все вращалось вокруг его отца – главы компании. Но, хоть и Адриан добился славы не за счет Габриэля Агреста, восприятие действительности у парня было куда хуже, чем у обычных людей. Чего только стоила чрезмерная уверенность в себе, внушавшая ему, что весь мир разделяет его интересы… Адриан ревностно разгладил складки под лямкой фирменной сумки и, бросив еще один быстрый взгляд на зеркало, уверенно кивнул своему отражению и поспешил домой. Завтра у него в четыре сорок семь самолет — срочный рейс на фотосессию на Гаваях с Натаниэлем — вот уж кто действительно фотограф от бога. Слухов про этого гения ходило немало, а потому Адриан страшно обрадовался, когда отец сообщил ему о предстоящей работе с этим человеком. Адриану было семнадцать. Молодой, наивный, уже успевший повидать мир… но так его и не узнавший. Парень успел пройти два лестничных пролета, прежде чем обнаружил, что у него развязался шнурок. Раньше подобные мелочи страшно его раздражали, но с возрастом он научился неплохо себя контролировать. Адриан остановился и попятился назад, желая опереться на стену, и именно в этот момент его судьба совершила самый сильный, самый значимый поворот. – Эй, – раздался за спиной приглушенный голос, заставивший парня подскочить на месте. – Ты меня сейчас снесешь. Он стремительно развернулся, и первым, что он увидел, стали не пронзительно-синие глаза, не удивительные синие волосы, не такая странная, непривычная красота окликнувшей его девушки, а… угольно-черный и ярко-алый. Соединенные на ее костюме в самом ужасном из придуманных природой сочетаний — рисунке божьей коровки. Адриан изо всех сил постарался сдержать гримасу презрения, но, видимо, страшная ненависть к этим цветам вылезла наружу, потому что взгляд странной девушки моментально из безучастного стал ледяным. – Извиняться не собираешься? – равнодушно спросила она, поправляя висящую на плече круглую сумочку. Тоже в горошек. Адриана передернуло. – Сорри, – буркнул он и поспешил ретироваться. Но не успел. – Не подскажешь, где тут студия звукозаписи? – все тем же безразличным тоном спросила девушка. Парень украдкой обреченно вздохнул и кивнул в сторону коридора второго этажа. – Прямо до упора и налево. Третья дверь справа. – Четвертая, – донеслось до него, когда он уже собрался было уходить. Адриан остановился. – Чего? Девушка подергала себя за синюю челку и повторила: – Четвертая. Студия звукозаписи – четвертая дверь справа. А не третья. «Вульгарная, вульгарная, вульгарная особа!!!» – взвыл внутренний голос парня. Он сделал глубокий вдох, старательно успокаивая себя. – Раз знала, зачем тогда спрашивала? – сухо осведомился он. Девушка еле заметно пожала плечами. – Проверяла, – глухо ответила она. – Проверяла что?! – возмущению Адриана не было предела. Впрочем, все это были цветочки. А ягодами стал уже ответ этой особы. – Человек ты или манекен, – все так же равнодушно сказала девушка, и Адриан почти потерял над собой контроль. – Эй ты! – повысил голос он. – А что ты тут вообще забыла, а?! Одета как бомж, говоришь так же, а еще и тут ошиваешься. Если ты ничего не смыслишь в моде, то, будь добра, заранее проваливай. Я покажу, где выход. – Где выход, я знаю, – лениво отозвалась девушка. – Мне студия нужна. – Ты же знаешь, где она находится! – Верно. – Тогда чего ты мне нервы треплешь?! – Захотелось. – Знаешь, что?! – и парень, наконец потеряв терпение, подтолкнул ее к выходу. – Давай-ка ты пропадешь с концами до тех пор, пока не научишься нормально одеваться! Поняла? Пошла вон! По-шла-вон! Однако прежде, чем Адриан успел выдворить эту недо-неформалку на улицу, он ощутил чувствительный тычок в ребра, заставивший его невольно кашлянуть. А еще – наконец поднять взгляд и заметить, что у девушки, оказывается, удивительные глаза. – А теперь ты слушай сюда, желторотик, – леденящим тоном произнесла она. – Не тебе меня учить, лучше на себя взгляни: от горшка два вершка, а глаза накрасил, волосы гелем намазал, расфуфырился… А ума ни на грамм не прибавилось. – Не смотри на меня с высока, девочка, – высокомерно отозвался Адриан. – Мне почти восемнадцать лет, и в модельном бизнесе я провел большую часть своей жизни – с шести лет. Так что это еще кто кого учить будет. Знаю я таких, как ты, – чуть помолчав, добавил он. – Вы замыкаетесь в себе, наряжаетесь в мешки из-под мусора и сидите наедине со всякой чушью. «Грусть, депрессия, подоконник, кофе». Вам кажется, что чем больше вы страдаете, тем романтичнее у вас получается образ. А на деле это пустая трата нервов и лишний пафос. Ничего более. Все это время девушка стояла, слегка улыбаясь, чем вгоняла Адриана в заблуждение. А затем, едва он прервался, чтобы набрать в грудь побольше воздуха, заговорила. – Я тоже знаю таких, как ты, – изучая свои ногти, ответила она. – У вас нет сердца – вместо него сумочка от Диор, там, или еще чего. Вам принципиален только внешний вид, а людей вы судите по стереотипам. «Мне не важно, как он одет, важно, что у него внутри» – это изречение вам недоступно. Вы мелочны и бессердечны. А в восторг вас может привести новый кошелек от Прада, вне зависимости от того, что я могу купить за углом точно такой же, но в двадцать раз дешевле. Готова спорить, что тебя приводит в ужас то, что ремень не похож по цвету на сумочку. Узкомирый ты, вот кто. И девушка развернулась, пожав плечами. – Судить по внешности бывает опасно, – глухим голосом поставила точку она. И пошла было вперед… – На ботинки, – оскорбленным тоном заявил Адриан, заставив девушку остановиться, обернуться и посмотреть на него взглядом типа «Я же говорила». Парень зло фыркнул. – И вообще, ты говоришь не судить о внешности, а сама судишь! – сказал он. Ответа не последовало. – Эй? Ты куда это пошла, а?! Мы еще не закончили! Фигура в гороховом комбинезоне выплыла обратно из темноты коридора. – Чего тебе? – закатив глаза, спросила девушка. – Я считаю, что это все. – Это не имеет значения! – эта особа стала для Адриана настоящим комариным укусом: чем больше он с ней контактировал, тем сильнее она его раздражала и тем сильнее хотелось от нее избавиться. Но по каким-то неизвестным даже ему самому причинам этого сделать парень не мог. – Тебе так или иначе надо убраться отсюда. Девушка вопросительно склонила голову набок. – С какой это стати? – поинтересовалась она. – А с такой! – окончательно разозлился Адриан. – Здесь тебе не прогулочный парк! Кто ты вообще такая, что позволяешь себе так спокойно расхаживать по частному зданию? Тихий смех был ему ответом. – Не узнал? – растеклась по губам девушки холодная насмешливая улыбка. – Ну немудрено. Ты же у нас сам Адриан Агрест, сын директора, верно? Какое тебе дело до остальных людей? – Откуда ты?.. – Да брось, ты прекрасно знаешь, откуда. Твоя смазливая мордашка тут на каждом баннере, на каждой стенке болтается. Само собой разумеется, с высоты твоего звездного пьедестала не разглядишь лиц простого люда, что жемчужный оттенок от светлого серого отличить не могут. У Адриана мигом пропал весь пыл. Парень замер, озадаченно изучая эту странную особу. – Разбираешься в этом? – непривычно тихо спросил он. – Наугад ляпнула, – отмахнулась девушка, но по ее тону было ясно, что она врет. Адриан нахмурился. Эта девчонка просто-напросто не попадала под каноны его привычного мира. – Да кто ты такая? – даже топнул ногой он. Девушка только хмыкнула. Кажется, такая детская реакция очень ее позабавила. – Маринетт Дюпен-Чен, слыхал о такой? – подняла брови она. Адриан озадаченно начал перебирать в голове всевозможные имена и фамилии, но вспомнить ничего так и не смог. Маринетт криво усмехнулась. – Я одолжу, – неожиданно милым голосом заявила она и, не дожидаясь ответа, подошла к парню и в два рывка сдернула с него рубашку. – Имею право, – оборвала она дернувшегося было возмутиться Адриана и улыбнулась уже веселее. – Верну потом, когда у тебя мозги заработают, – и она невозмутимо прошла к коридору. – Да кто же ты такая, черт возьми?! – взвыл Адриан, едва не колотя руками по воздуху. Этот неожиданный поступок девушки окончательно сбил его с толку. Притом, настолько, что о том, что ей можно, вообще-то, возразить, парень даже не подумал. – Тебе имя Ледибаг ни о чем не говорит, желторотик? – усмехнулась Маринетт, оборачиваясь. – А студия звукозаписи ни на какие мысли не наводит? – Не называй меня желторотиком!!! – возмутился парень, мысленно пытаясь вспомнить, почему имя Ледибаг ему так знакомо. – Мне почти восемнадцать, а ты и на семнадцать не выглядишь!!! – Вот как... Адриан и сам не успел понять, как такое произошло, да только лицо девушки неожиданно оказалось совсем рядом, на расстоянии буквально одного сантиметра от его лица. Парень против воли вздрогнул. – Мне двадцать три, – просто сказала Маринетт. Синие глаза хитро сощурились, и пальцы девушки внезапно коснулись его подбородка, словно она приняла его за кота и собралась поиграться. – Но спасибо за комплимент. В следующее мгновение ее фигура уже растворилась в темноте коридора. А Адриан так и остался стоять столбом посреди лестничного пролета. Взлохмаченный, смущенный, красный. И все еще неподвижно смотрящий в точку, где только что еще была видна спина Маринетт. И все еще безуспешно пытающийся утихомирить бешеный стук... своего сердца?! Какого черта вообще?! Когда минула пара минут, Адриан словно очнулся. Он вдруг округлил глаза и, поозиравшись немного по сторонам, рывком стянул через голову свою майку и начал ожесточенно ее рассматривать. Искомое нашлось пару секунд спустя, когда тяжело дышащий, взволнованный парень наконец обнаружил знакомую метку, нашивающуюся практически на каждый товар фирмы Агрестов. И его сердце тут же забилось гораздо чаще… «М. Дюпен-Чен». И крохотный значок божьей коровки… Собственная эмблема главного дизайнера их компании. Он слышал про нее. Не так давно Габриэль как-то обмолвился, что их дизайнер, оказывается, пишет и поет песни и при этом обладает шикарным голосом. Упоминалось так же, кажется, что его попросят сделать музыкальное сопровождение к новой линии товара. – Ну конечно! Ледибаг! – растеряно хлопнул себя по лбу Адриан. Его отец говорил, что у нее забавный детский псевдоним, даже песню послушать предлагал, но парень отказался. «Надо будет послушать… – всерьез задумался Адриан, не отдавая себе отчета в том, что он сел на лавочку перед входом в фирму, забыв о том, что ему надо идти домой и отсыпаться перед вылетом. – Интересно, ей и правда двадцать три?..»