Обезьяньи записки

Облака расступились на мгновение, словно с той стороны завесы по ним полоснули чем-то острым: хлынувший тут же в прореху свет заставил отряд остановиться. — Потрясающе, — только и шепнула Клауд, вскинувшая руку козырьком ко лбу. — В Луизиане звезды ниже. И не такие яркие — ленивые и жирные, — покачала она головой, когда смогла найти слова. Звезд виднелось с десяток, но Тьедоллу все равно захотелось проморгаться — этот десяток набивался ему стеклянным крошевом под веки и резал, резал глаза до выступающих слез. Он сдавил уголки глаз на секунду — за закрытыми веками белые точки продолжали плясать, складываясь в теперь уже призрачное созвездие. Ковш с кинжально острой точкой — Полярной звездой. Удивительно яркой, даже для нее. Искатели задрали головы, Клауд вертелась на месте, не отнимая козырька от лица, то так в небо заглядывая, то эдак, сам Фрой старательно жмурился: проверял, хорошо ли запомнилась картина (какая жалость, что этюдник на дне рюкзака!). От воцарившейся тишины (даже цикады смолкли, оглушенные светом) Тьедоллу стало немного даже не по себе. И в голову пришла одна недурственная идея. — Винтерс… — начал он. — …погадай, — закончила за него Клауд, повернувшись к Сокаро. Сокаро на небо не смотрел вовсе — попинывал камушки на дороге, казавшиеся совсем уж белыми в молочном свете, и выглядел заинтересованным в небесной иллюминации не больше, чем в соли без текилы. Но Тьедолл отлично знал — Винтерсу не нужно пялиться на вещь, чтобы ее видеть. Краем глаза, бегло, исподволь, походя, мельком — так он видел гораздо лучше и, можно было поспорить, куда больше, чем все искатели, Клауд и Фрой вместе взятые. На странную просьбу искатели недоуменно переглянулись: на их памяти погадать обычно просили смуглых дамочек, дежурящих в своих цветастых юбках по дешевым пивнушкам — таких, позвякивающих серьгами и блестящих улыбками с обещанием сладостных утех (и удара чем-нибудь тяжелым по макушке, конечно). Уж никак не двухметрового лба с ножнами от мачете на поясе. Им, вышедшим с Винтерсом на задание впервые, кое-что было невдомек. Сокаро никогда не ошибался. Он с точностью до градуса угадывал температуру за окном — куда там спиртовому термометру. Мог сказать, в какой час изменится погода. Легко мог ошарашить словами: «Будет град», — даже в самый яркий полдень. И град действительно начинался через каких-то полчаса, как с пустого места брался: Фрою так и вовсе иногда казалось, что тучи только по воле Винтерса и появляются. Он за неделю до нашествия угадывал, когда народится новое комарье, и гонял пинками обслуживающий персонал Ордена, заставляя его конопатить все дыры в оконных рамах. И вызывал откровенно недовольные взгляды набожного начальства в свой адрес после странных присказок: «Как на солнце поворот» и «Так мне ясень говорит». — Винтерс вырос в деревне, — Тьедолл рассказывал эту историю Клауд, когда они жались под крохотным утесом, куда их едва ли не оттащил Сокаро, коротко рубанув: «Сейчас начнется буря». — Он знает с тысячу погодных примет. Как переехал в Англию — выучил все здешние. А детали и мелочи видит он отлично. Ну, еще у него кое-какие шрамы иногда ломит. Трясшаяся от холода и дергавшаяся от ударов градин по шее Клауд пошмыгала носом: сам Сокаро под утес не полез, так и стоял ярдах в двадцати от товарищей, задрав ухмыляющееся лицо навстречу холодному дождю и кускам льда — жадное лицо, чуть ли не голодное, слегка безумное и слепое. — Не думаю, что он учил какие-то приметы, — чихнула она тогда. — По-моему, он просто на «ты» с природой. Да ты глянь на него — он как будто трахается с бурей! — добавила она вполголоса. Фрой посмотрел на Винтерса, на разведенные чашечками в стороны ладони и блаженный оскал первобытного восторга. И не мог не отметить, что в чем-то Клауд права. — А вы что, приросли к этому камешку? — прореготал Винтерс через пять минут: мокрый до костей, с распушившимися во все стороны волосами и синяками от градин (похожими, к слову говоря, на засосы), он выглядел самым счастливым человеком на свете. — Вылазьте, все через две минуты кончится. Шпарить будет знатно. И действительно — через десять минут Клауд изнывала от жары и душного пропаренного воздуха, пахшего поникшими от бури полевыми травами. Привычку перед каждым заданием спрашивать Сокаро о погоде Клауд переняла у Фроя незамедлительно. «Такие яркие звезды непременно что-то да значат», — нетерпеливо и с намеком потопала Клауд ногой. Сокаро лениво поднял голову. Поводил носом — шумно и глубоко принюхался. Похрустел шеей и сощурился на дыру в облаках — что удивительно, просвет немедленно «зарос» новыми тучками. — Хоро-о-оший будет день, — с удовольствием протянул Винтерс, оскалившись и захрустев камешками под сапогами. — Что встали? Давайте-давайте, нам до Вустершира ползти и ползти. Клауд и Тьедолл вздрогнули как по команде (вместе с не слишком осведомленными искателями, что удивительно) — «хороший день» в представлении Сокаро мог означать что угодно. В том числе и то, в чем приятного не было ни на грош.