Солнце

Босые, гладкие ножки касаются мягкого, слегка мокроватого после дневного и знойного дождя, теплого ковра. Зеленые ворсинки проходят сквозь белые пальчики, роняют с остреньких кончиков прохладные капельки, в прозрачной глубине которых собралось рыже-розовое желе вечернего неба, и морозят каждую клеточку, оставляя на выпирающих косточках влажный, узкий след. Ветер шумит, играется с листьями, подбрасывая их кверху или прижимая к сухому асфальту, заглядывает в коляски к маленьким детям, целует их в пухленькие щечки и бежит к набережной, ныряя в смутно-синюю воду и бережно, словно мать над младенцем, гоняет пенистые колебания по глади. В ее светлых ручках зажата пара кроссовок с высокой платформой, их шнурки слегка болтаются в развязанном состоянии. Русоволосая, ступая легким шагом, ходит по аллее возле берега Невы, прикрывает глаза, когда в ресницах путается пряный бриз, и глубоко вдыхает, когда невидимые ручки того же самого жителя Питера перебирают локоны ее густых волос. Черная облегающая футболка и рубашка в клетку нараспашку подчеркивают грудь и талию, а джинсы с подворотами красиво выделяют очертания худых ног. Через пальцы незанятой руки просачивается свет последних лучиков солнца, которые так и цепляются за ее ладони. Это обычный летний вечер, спокойный и приятно пахнущий пыльным зноем, господствовавшим несколькими часами раннее. Лиза каждый вечер гуляет по этой аллее, смотрит по сторонам, улавливая в числе редких людей молодоженов или влюбленных, а потом подходит к белому гранитному парапету, опирается на него и смотрит на воду, на ее стеклянную поверхность, ища в глубине ответы на свои вопросы. Река лишь звенит своими острыми каплями, волнуясь, и в спокойном ритме ударяясь о твердый и гладкий камень, с резными узорами и сероватыми линиями, напоминающими впечатанные внутрь молниями. Она по обычаю тяжело выдохнет влажный воздух. Босые ножки постепенно будут леденеть от холода каменной набережной, а на воду постепенно опуститься шлейф густой дремы, и исчезнет розово-желтое желе, сменившись иссиня-черными сумерками. А сегодня привычный ритуал был нарушен: маленькие кусочки кристалликов не пожелали скатиться с румяных щек и солнышко, ныне так ярко и заботливо окрашивавшее мокрые дорожки на нежной коже, увидело счастье. Настоящее счастье, чье проявление огненному гиганту так мало удавалось видеть. И, если бы у огромной звезды оставалось еще хотя бы пара минут, она бы с удовольствием полюбовалась на улыбку той, которая затеряла способность улыбаться в недрах своей темной квартиры с острым, прокуренным воздухом и пахнущими кровью тенями. Но, к сожалению, солнцу придется расспрашивать о столь редком явлении, как счастье, у луны. Лучи еще немного поцеплялись за облака, будто кошачий язычок, покрытый мелкими крючками, цепляется за гладкую, человеческую руку, а потом, перекинувшись пару раз на лица бегущих домой, скрылись за горизонтом. Дима аккуратно накинул на ее плечи свою куртку. Он точно был уверен, что девушка до ужаса замерзла, и прекрасно осведомлен, что она никогда об этом никому не расскажет. Потому что только он знал о пугливости подруги, которая только прикрывается своей жесткой холодной маской, выставляя себя бесчуственным и колким существом. А ей просто не хватает нежности, любви и настоящего счастья, кое сейчас таким бурным фонтаном брызгает из ее глаз. Присев перед водой, девушка запустила руку в обжигающую холодом воду. Поводив нежной ладошкой по поверхности, она будто желала ей спокойной ночи, обещая вернуться как можно скорее. И гладь ее беспрекословно слушала: буйная река постепенно стихала, пена растворялась в глубине, а волны, прежде делавшие реку волнистой, уходили ко дну. До утра. Теплые, контрастные с ледяным воздухом, пальцы переплетались между собой, замыкаясь в крепкий, неразрушимый замок. Они шли по дорожке, смотрели вдаль, шутили. Смех лился шумным водопадом по улицам, трогал заснувших на лавочках птиц и гнал их ввысь. Пернатые шатром взлетали в небеса, казалось, трогали пышными перьями спустившуюся на город ночь, и теневой купол, отбрасываемый благодаря голубо-белому свету луны, несся по земле, перекрывая яркость светила. Дойдя до дома, девушка аккуратно поднялась на носочки, обняла парня за шею и утянула. Утянула в нежный, как лепестки бутонов, поцелуй. Парень обнял подругу за талию, придвинул согревшееся тело ближе. Он чувствовал нечто невообразимое: невероятный вкус ее губ. Какой-то сладковатый оттенок с крапинками солоноватых разводов, влажный, вперемешку с суховатой прелестью искусанной кожи. Гладкий, льющийся, греющий, смешанный вместе с трещинками на устах, которые складывались друг между другом, как пазлы. Это было настолько ярко, насколько ни один бы источник света не смог бы передать сочность всех ощущений. И Дима чувствовал, как она улыбается. Улыбается настолько сильно, что, если бы он посмотрел на улыбку, вряд ли смог бы оторвать взгляд от ее красочности и живости. Восседая над черными облаками, луна смотрит на все, что происходит в окрестностях ее владений: своим световым лучом далекое тело, как тросточкой старик, ощупывает подвластную территорию. Дотрагивается до спящей реки, исследует прикорнувшие цветы, случайно бьется о закрытые окна и дико радуется, когда находит одную единственную распахнутую форточку. С любопытством ребенка, насыщенная нить проскальзывает в комнату, натыкается на жесткий пол и, не обнаружив на нем ничего интересного, ползет к кровати, зацепившись за раскинутые по подушке длинные, густые волосы, поменявшие цвет от голубоватости света с русого на седой. А, распутавшись, лучик кидается на красные щеки, чью шелковистую поверхность расцеловывают в качестве извинения за принесенную боль. Дальше свет уже пробраться не смог — оконная рама наставила защитный штык, не пропуская пытливого гостя дальше. Только и без этого Госпожа Луна, перевернувшись на другой бочок, все видела: парень, млевший от долгого поцелуя, будто сросся с ней воедино, проникнув в девичье, еще ни кем нетронутое, лоно. Утром, с рассветом, мир уже не сможет увидеть этот шторм эмоций, который только недавно бушевал в ее маленькой квартирке. Люди поспешат на работу, дети выбегут из домов на улицу и никто даже не подумает о том, что минувшей ночью в четырех стенах происходили взрывы эмоций, нежности и счастья вперемешку. А солнце, что так хотело увидеть улыбку серого лица, будет очень долго наблюдать через ту же форточку за воздымающейся вверх, оголенной грудью девушки, покрытую темными печатями чувств, и за парнем, чья спина теперь раскрашена алыми нитями, тянущимися от самой поясницы. И оно точно будет радоваться вместе с ними, укрывая сцепившихся влюбленных воздушной, свежей шалью наступившего дня.