Возвращение в крепость

Вновь гремели пушки и мортиры. Ядра крушили каменную кладку, рвались гранаты. Со стен хлопали польские орудия. Над крепостью продолжал развеваться истрепанный стяг с белым орлом. Сашка в мрачном оцепенении сидел на валу шанца. Приступ не удался, царь приказал играть отступление, когда до победы было рукой подать. А ведь он уже вошёл в дом!... Вскоре после того, как стрельба стихла, стало известно, что на южном направлении поляки умудрились взорвать захваченную стрельцами башню и убить много ратников. Некоторые, особенно немецкие урядники, говорили, что, прояви царь настойчивость, крепость была бы уже взята. Но Алексей Михайлович предпочёл сберечь жизни своих воинов. Мимо шла траурная процессия, рейтары несли тело фон Друшке, погибшего на Антипинской башне. Бравый силезец, успевший повоевать и в немецкой войне, и в далёкой Англии, недолго командовал полком, но успел снискать любовь своих воинов. За фон Друшке несли тела ещё полутора десятков рейтар. Что же теперь?... Ответ дал скрип телег – к армии подошли ещё две осадные пушки. Вновь пушкари расчищали позиции и ставили габионы, вновь даточные люди махали кирками и лопатами. Государь не собирался отступать после первых неудач. Вскоре воевода Трубецкой доставил под Смоленск трофеи битвы под Шепелевичами. Алексей Михайлович распорядился выставить на позициях знамёна побитого Радзивилла – пусть поляки ведают, что помощи им ждать неоткуда. Обстрел крепости продолжался, войска готовились к новому приступу. Но новый приступ не состоялся. В начале сентября Филипп Обухович вступил с царём в переговоры. Воевода желал потянуть время, чтобы дождаться помощи. Он рассчитывал продержаться в крепости до ноября, но дело испортила смоленская шляхта. Часть знати тайно снеслась с Алексеем Михайловичем и изъявила желание сдать город. Этой партии удалось перетянуть на свою сторону часть гарнизона, а некоторые солдаты и горожане просто перебежали в русский лагерь. Обуховичу ничего не оставалось делать, кроме как подписать капитуляцию. Ранним утром 23 сентября Алексей Михайлович во главе всего войска, с крестом и державой в руках встал перед Молоховскими воротами. На ветру трепетали знамена с золотыми орлами. Утреннее солнце сверкало на жемчугах, украшавших одежду царя, бояр и свиты, отражалось на копьях и бердышах. Ворота распахнулись, из крепости выехали воевода Обухович и полковник Корф. За ними выступили ещё несколько десятков потрёпанных солдат и шляхтичей. Это были все, кто не пожелал остаться в Смоленске. По команде Обуховича поляки остановились перед царём, конные спешились. Воевода и полковник преклонили колени перед победителем. На землю легли польские знамёна. – Властью, данной мне Яном Казимиром, Божией милостью королём польским, сдаю сию крепость, – отчеканил воевода, протягивая лежавший на бархатной подушечке ключ от города. Ключ принял Богдан Хитрово. – Ты смело бился, воевода, – ответил царь. Побеждённые выпрямились. Обухович скомандовал «На коня!» – и поляки отправились на запад. – С почином, государь! – негромко произнёс Афанасий Матюшкин. – Война только начинается, – ответил Алексей Михайлович. В городе армию встретило ликование. Во всех церквях звонили в колокола, знать и горожане высыпали из домов и приветствовали русского царя. Над башней немедленно поднялся стяг золотым двуглавым орлом. Пушки дали салют. Смоленск наконец вернулся в Россию. *** Оставив сотню на пятидесятников, с чем-то странным на сердце Александр шёл по родному городу. Шёл – и не всегда узнавал его. Многие дома оказались разрушенными, на их месте высились новые. Что-то за давностью лет просто стёрлось из памяти. Но вот знакомый дом, а вот церковь, где давным-давно прислуживал светлой памяти Фёдор… В глазах старого сотника защипало. Да, это был дом. Наконец-то… *** Город гулял. Пока государь давал торжественный пир воеводам и польским вельможам, простой народ развлекался по-своему. В трактире под лихую музыку веселились стрельцы, горожане и несколько немцев. Вино и пиво лились рекой – пусть гарнизонные запасы и оскудели, скоро в Смоленск потянутся крестьянские и купеческие обозы – и тогда в городе будет вдоволь всего. Напротив Александра, сидевшего в углу с кружкой вина, тяжело опустился на скамью седоусый поляк в латаном кунтуше. – Ваша взяла, московит! – произнёс он, дыхнув вином. – Эх, не та нынче шляхта, что при круле Сигизмунде… – И верно, лихие были, разбойники, – согласился Александр. – Сколько на наши обозы нападали… – Да что обозы! Мы и на стены ходили смело! Вот когда мы с товарищами к Смоленску приступали… Эх, проклятая угорская голота! Штурмовать не любит, а как мы на стены ворвались – так они первые пошли грабить. Если бы вместо них было вдвое меньше немцев, или вчетверо меньше доброй шляхты – мы бы два года под крепостью не сидели… – Все вы там грабили, – махнул рукой сотник. – Как сейчас помню – чуть не получил саблей от кого-то из ваших… Поляк с удивлением взглянул на Александра, в его глазах отразилось нечто осмысленное. – А ведь я тебя помню, – произнёс он. – Мы как раз Авраамиевскую башню взяли, там двое ваших в живых осталось, и ещё ты. – Точно, – кивнул сотник. – И я тебя вспомнил. Спасибо за тот пирог… – Да что там… Теперь тебе угощать! – усмехнулся поляк. – А я возьму нам вина, благо, я при серебре. Помолчав, старые солдаты сдвинули кружки. Их войны близились к завершению. А война между двумя державами только начиналась.