О любимых палачах и узких подоконниках.

Я пытаюсь проветрить голову, распахиваю окно. По дрожащим рукам из запястий течёт тоска. Недостаточно, чтобы уснуть навсегда, Но Уже где-то цветёт гробовая моя доска. Ваша радость – фальшивка, Моё счастье зовут Карим. Он ругается за таблетки и голодовку, Смотрит пафосно, но на деле всегда мил, Любит кофе без сахара, Мальборо и готовку. А потом меня начинает нещадно крыть, Всё ломается. Карточный домик. Песочный замок. - Я на улицу, Рим, ненадолго, я покурить. На четвёртый день его ярость из всех рамок. Приезжает по первой смазанной СМСке, Матерится, кричит, но укладывает в кровать. А на утро все фразы колки, слова резки. Смотрит зверем: не выгнать, не выманить, не узнать. С того утра прошли две вечности и февраль На холодный бетон с тонких пальцев стекает ржавчина. Мне до боли в груди Мне до одури нас жаль. На хребет мокрым снегом ложится моя «тактика». Наступает такая мёртвая тишина, Что я слышу остатки сна. Рим приносит с собой мою гибель и никотин, А табачно-вишнёвая горечь ему под стать. - Давай просто закончим? Тебе не вернуть хитин. Он бросает мне лезвие, Вяло тянусь поймать. Равнодушие разливается, как волна. Оступаюсь И медленно падаю И з о к н а.