Глава 11 Любовь и море по колено
12 марта 2017 г. в 07:38
Так они и поладили. Граф к калиточке в глубине сада принялся таскать корзинки с засахаренными фруктами да шкатулки с испанскими сластями, те, что господа испанцы из Нового Света доставляют — шоколадом называется. Вот ведь кучу денег ухлопал! Шоколад-то на вес золота! Да букеты, да сонеты собственного сочинения. Всё, что в таких случаях полагается.
В общем, совершал граф разные безумства, что влюблённые проделывают, и совершал он это с удовольствием.
Одно из них стоит упомянуть особо. Решил граф предмет своего обожания серенадой осчастливить. Женевьев музыку страсть как любила. Музыкантов — подобрал, певцов самых лучших — разыскал, придворного итальянского тенора, как солиста — нанял. О как! И расположились музыканты не перед самым дворцом барона де Ла Роша, а чуть поодаль, на прилегающей улочке, чтобы барон подвоха не заподозрил. Играли они так прочувствованно, что барон взвыл, если помните, он покой очень любил. Отправил барон своих лакеев, чтобы они музыкантов прогнали, а те, музыканты то есть, инструменты свои подхватили, и на другую улочку перебрались. И там уже развернулись. Барон их опять гнать, а они на следующую улочку. Так улочками да переулочками дворец барона кругом и обошли. И на каждой остановке итальянскими песнями слушателей радовали. Весь квартал развлекали. «O, bella-a-a-a-a! -– La tua gioia, il mio diletto-o-o-o!» — разносилось под вечерним парижским небом. Кроме барона никто не бушевал, все заслушались. Но Барон де Ла Рош просто из себя выходил, а Женевьев была в восторге от проделки графа и оценила её по достоинству: что и пеньем усладили и дяде досадили. После этого она, по просьбе графа, ленту ему вышила и Жак де Леви подарок к эфесу шпаги своей прицепил.
С Шомбергом и Можироном Женевьев познакомилась.
Если граф на дежурстве в Лувре занят был, то его приятели доставляли ей графские подношения. Когда, наши господа, нагруженные дарами, в первый раз пробирались к калитке, разговор их заслуживал внимания:
— Ты помнишь, Можирон, что заявлял Жак зимой на свадьбе у Сен-Люка, и ещё таким громким голосом? — говорил Шомберг, прижимая локтем к боку том Ронсара и Метаморфозы Овидия, в переводе Маро, перевязанные ленточкой. (Как мы знаем, Женевьев читать любила и граф её охотно книгами снабжал).
— Как же, помню! Пафосно выкрикивал: «Я?! Влюбиться, чтобы жениться?! Да никогда!!» — пыхтел Можирон под тяжестью корзины на этот раз с «citrus sinensis»: в переводе с латыни «сладкими апельсинами», (которые граф де Келюс из Прованса исхитрился достать), и пытался прикрыть её плащом. Каждый фрукт был также перевязан ленточкой.
— И где сейчас это никогда, Можирон?
— Никогда ушло в никуда, Шомберг. Зимой заявляет, а летом что вытворяет? Всё к этому идёт.
— Ветреник какой — слова не держит.
— Да, непостоянная натура!
Кавалеры — друзья графа, с Женевьев вели себя крайне почтительно, раскланивались низко и Жака нахваливали. Очень они его любви сочувствовали.