Ведьма Принстона

О кончине Натаниэля Браума сказали тихо, в надежде, что дальние ряды студентов не услышат, а может – не захотят обращать на это внимания. Однако, обеспокоенный ропот юнцов с непокрытыми головами заполонил все пространство высокого помещения парадной залы сразу же, как Ректор грубым сиплым голосом произнес его имя. Ошеломленные лица однокашников, глаза с расширенными от ужаса зрачками, тихие молитвы и ругательства, обращенные к небесам, окружили ошеломленного Кристофера, совершенно растерявшегося от ужасной новости. Быть может, это просто такая злая шутка. Или неудачный розыгрыш. Но, как и полагалось, Ректор не мог сказать им и слова лжи. Когда он пересчитал их головы, не найдя в списке одного, он не принялся, по обычаю, злиться или кричать, а лишь промолчал, сжимая белые пальцы в кулак и приговаривая что-то про себя. Значит, это было совсем не шуткой. Не было сказано лишнего слова об обстоятельствах смерти. Формулировка была предельно суха, будто констатировали смерть нелюбимого всеми чиновника. Но Натаниэль Браум не был строчкой в новостном листке – для них, несведущих в вопросах смерти, он все еще был живым, ибо правдиво изречение: покуда мы помним, оно существует. И оттого было не по себе всем и каждому, ведь только вчера Браум и не вздумал бы умирать. Хоть душа усопшего уже покинула тело, начиная свой вечный путь, тело Браума все еще находилось в юрисдикции университета. Ректор лично отвечал за него головой. Его следовало забрать из города, дабы провести панихиду в альма-матер, после чего первым же судном отправить труп родственникам. Они уже решат, что делать с ним: сжечь и развеять по ветру или же все-таки захоронить. На памяти Кристофера, да и его старших собратьев, это была первая смерть в Принстоне. Студенты никогда не были одержимы желанием жить и часто нарушали университетский устав, что изрядно сказывалось на их физическом благополучии. Бывало, кому-нибудь разбивали голову или ломали руки, ноги и ребра, но никогда такое не заканчивалось смертью. Это была такая жестокая саморазрушающая игра во взрослую жизнь: юные мужчины вечно дрались и задирались, и часто терпели от этого побои. Но смерть – смерть была явлением, не входившим в их систему координат. Угомонив толпу, Ректор объявил о том, что ему срочно нужно отправиться в город, дабы привезти Натаниэля, и ему необходим помощник, способный засвидетельствовать смерть студента от третьей стороны. Выжидающе старик вглядывался в испуганные лица, и никто не хотел вызываться добровольно. Может, потому что боялись сплоховать при виде мертвенно-бледного тела. Может, им просто казалось неэтичным лично отправляться за Браумом по причине сложной студенческой этики. Натаниэль Браум был, возможно, самым богатым студентом Принстона, и в толпе не было ни одного человека, кто не должен был мертвому хотя бы пенни. Теперь, когда все долги были аннулированы, многие вздохнули с облегчением, и ужаснулись тому, что в душе радуются уходу своего человека, который точно не был им врагом. И Кристофер тоже ощущал что-то подобное: заскорузлую корку внутри себя, неясное понимание происходящего. Такая таинственная и, не сказать меньшего, нелепая история произошла с человеком, который только вчера был живее всех живых. Еще нелепее было то, что, может, не вскройся его преступный акт с библиотечной книгой, то и он был бы сейчас уже объявлен мертвецом. Быть может, они стояли бы сейчас вместе с Натаниэлем Браумом у райских врат, и Петр зачитывал бы их прегрешения, позвякивая массивными ключами. Потому, быть может, Кристофер поднял руку и вызвался поехать с Ректором. Остальные студенты затравленно провожали его до кельи, где Кристофер спешно переоделся в дорожное и наскоро помолился на святой образ. Они встретились с Ректором у университетского хозяйственного двора. Перед своим выступлением, старый командор распорядился запрячь лошадь в скрипучую повозку. Занимался всем этим негр Касс – могучий исполин с красными от кровавых прожилок глазами. Он был настолько огромен, что вполне мог бы нести гроб Браума без всякой лошади. Кристофер застал черного слугу за последними приготовлениями. Сгребая монструозными лапищами свежее сено, Касс стелил его на повозку, чтобы путь до города был для Ректора более мягким.       - Мастер Крис, - почтенно приклонился слуга, и от его утробного голоса, напоминающего по мощи орган, у Кристофера застыла на мгновенье кровь. Он ничего не ответил, лишь кивнул, и забрался в повозку, пристроившись в углу. От свежего сена в теплый воздух поднимался дурманящий пар, вызывавший у Кристофера тошноту. Кроме того, всю прошлую ночь он провел за наказанием и спал меньше часа, перед тем как их позвали на общую молитву. Его разум дурманился и воображал вокруг себя магические фантомы, попрятавшиеся по округе и наблюдавшими за их экипажем. Ректор подошел к ним из кухни, неся с собой дорожную сумку. Бросив ее Кристоферу, Ректор самостоятельно, не принимая помощи от негра Касса, тоже влез на телегу, и они отправились. Касс прикрикнул на лошадь, и вот они уже выезжали со двора. В мешке Ректора покоился скудный завтрак Кристофера: головка сыра, краюха вчерашнего хлеба и подсохшая луковица. Пока все студенты отправлялись в трапезную, где их потчевали овсяной кашей с маслом, Кристофер уже катился вместе с Ректором и слугой по сельским дорогам. Хотя в нем не было и малейшего желания еды, Кристофер поглощал принесенное стариком съестное, чтобы соблюсти обязательный порядок. Старая повозка траурно покачивалась и подпрыгивала на камнях, вызывая головную боль от многообразия скрипов. Они ехали в объезд леса, по торговой дороге, связывающей Принстон и Нью-Йорк. Студенты здесь не ходили, и на то был ряд своих причин: во-первых, дорога делала крюк, и добраться по ней до города пешком было много дольше. Во-вторых, на торговых маршрутах часто можно было встретить британских солдат или настоящих разбойников, охочих до добычи. Еще неизвестно, что было хуже. Старый Ректор уснул почти сразу же, как повозка выкатилась с территории университета. Болтанка убаюкала его, и он лежал в сене, раскинув руки и разинув рот, будто больной, задыхающийся в теплый день. Слуга Касс, занимающий все козлы, возвышающийся над пассажирами, закрывал собой солнце, и тоже клонился вниз, дергаясь и причмокивая. Но Кристофер совершенно не мог уснуть. Вместо сна он проваливался в нездоровое забытье, чувствуя и наблюдая окружающий его мир через стеклянные призмы, выстраивающие в его голове мир жутковатых иллюзий. Сплетения веток проплывающего мимо дерева складывались в лица людей, в зеленом поле мельтешилась, заставляя траву подрагивать, неосязаемая сила. И даже руками, закопанными в сено, он чувствовал беспокойное движение маленьких жучков, ползающих в настиле. Может, и не было вовсе никаких жучков. Может, в дремлющем теле Кристофера просто бегала кровь. Ворота Принстона были закрыты, на его дощатых стенах Кристофер отметил красные сюртуки и белые патронташи. Как только их странная троица объявилась из-за холма, сонный гарнизон во главе со старым безногим инвалидом Джимсоном Ли, внимательно изучающим окрестности через трофейную испанскую подзорную трубу, дёрнулся. Когда он навел монокуляр в их сторону, Кристофер неловко приподнял руку, обозначаясь перед десятками готовых к выстрелу мушкетов, и старый вояка отдал беззвучную команду. Ворота неспешно отворились, и телега въехала в городские территории, словно выжженные разбойничьей рукой. И хоть время было более чем светлое, на улицах Кристоферу не попалось ни одного человека. Базарная площадь была абсолютно пуста, и за ратушей, где еще вчера волновалась толпа кровожадных поселенцев, занимая места ближе к виселице, теперь не было ни души. Словно весь город разом вымер. Кристофер, дергая головой от усталости, приподнялся с сена, как бы невзначай пнув Ректора в плечо ботинком, отчего тот недовольно вскрякнул и очнулся, и тут же принялся креститься на проплывающий мимо него крест кирхи. Какой же странной и иррациональной может казаться жизнь, рассуждал про себя Кристофер, пока слуга Касс провозил их через площадь к большому деревянному особняку, выкрашенному известкой. Лечебница святого Христофора, мифического христианского святого с головой пса, была, пожалуй, крупнейшей в регионе здравницей, к которой стягивались все мало-мальски цивилизованные больные с округи дистрикта. Менее цивилизованные обычно оставались лечиться от самых страшных болезней в своих домах, от чего порою вымирали, прихватив с собой зараженные деревни. Остановившись у входа, Кристофер и Ректор поспешно спустились на землю, и быстро, оглядываясь, обрели в дом. На входе их встречала лично сухая длинная фигура судьи Уильяма, облаченная в дорожный плащ с испачканными полами. Он встретил Ректора, распахнув свои костлявые руки в приветствии и поклонился старцу.       - Доброе утро, мой дорогой Профессор. Печально, что мы встретились по такому грустному поводу. Два почтенных мужа раскланялись. Поймав на себе недовольный, полный пепла, взгляд судьи, Кристофер на мгновение потупил взор, и тоже преклонил голову перед ликом городского правосудия.       - Печально не то, что это случилось, но как с этим мириться, - дребезжащим голосом ответил Ректор – Будь это смерть от цинги или от случайной раны, то мой студент умер бы как подобает джентльмену. А так – что за таинственное деяние. Не говоря уже обо всех этих условностях. Этой мой питомец Кристофер. Он здесь, потому как лично знал мертвого и сможет опознать его для нотариуса. Судья Уильям еще раз смерил Кристофера взглядом, полным безразличия, и пригласил их широким жестом войти. Пройдя под неустойчивую колоннаду, в широкий холл, Кристофер ощутил приятную медицинскую прохладу и запах жимолостного раствора. Это придало бодрости его духу перед испытанием. Втроем они прошли в молчании под лестницу, где, закручиваясь винтом, шел тесный лаз вниз, где царил тяжелый каменный мешок. Через каждый три ступени, выдавая копоть и чад, светили факелы, и трое обхватили свои дорожные плащи руками, чтобы те не подпалились от случайных искр. Кристофер сгорал от любопытства: как в холодную сносили покойников, если даже он, еще совсем неширокий в плечах, еле протискивался меж двух стен. Может, был в доме еще и специальный кран, запрятанный в дальнем углу, или же что-нибудь еще более хитрое. Крутая лестница заканчивалась тяжелой дубовой дверью с решетчатым окошком и прибитой поверх него статуэткой распятия. В полумраке Кристоферу удалось вычленить странную надпись, намалеванную черной краской над порогом: «Abiens, abi», что означало на латыни «Уходя – уходи». Странное для морга заявление. Судья Уильям постучал в чугунный молоточек, и им тут же открыли изнутри. На Кристофера дохнуло холодом и сладковатым запахом разложения, непривычно приторным, как вино. В просторной холодной, занимавшей весь подвал особняка, под факелами расположился ряд пустых дощатых платформ, на которых долженствовало лежать мертвецам. Однако занято было лишь две из них. Завернутые в белые простыни тела, окруженные медицинскими столиками, ярко выделялись на фоне каменных стен и потолка, и притягивали к себе все внимание. В холодной еще раз начались скучные процедуры взаимного приветствия. Когда Кристофер, Судья и Ректор вошли, в морге уже были еще двое господ. Мастер в белом халате, очевидно, местный лекарь и по совместительству – труповскрыватель, мистер Матри, нес в себе очевидные черты местных народностей, такие как нос картошкой и раскосые глаза. Когда они вошли, Матри как раз что-то показывал второму господину, и оба они были чем-то несказанно удивлены. Обернувшись, мистер Матри и неизвестный Кристоферу, не назвавший своего имени, быстро соблюли условности, даже не вслушиваясь в сладкие речи, и повели их за собой, к телам.       - Кто обнаружил моего мальчика? – спросил Ректор, напуская на себя искусственную скорбь.       - Как и полагается – я, - пояснил мистер Матри. Через его экзотические акцент, включающий в себя присвисты и протяжные гласные, Кристофер с запозданием вычленял слова - Для меня не секрет, что иногда по ночам в моем доме орудуют любопытные студенты. Обычно они мирно вскрывают какого-нибудь выпивоху, потом неаккуратно зашивают его и покидают помещение. Но на этот раз – вы видите сами. Я обнаружил его здесь. Проведя их к одному из столов, где лежало тело поменьше, лекарь остановил их рукой и опустил свечу, схваченную мясистыми пальцами, к полу, где обнаружилась обширная лужа.       - Он потерял решительно всю кровь, - буднично резюмировал мистер Матри – Если он настолько неуклюж, что порезал себя скальпелем от ног до гортани, то это великое чудо, что он дожил почти до двадцати. Кристофер мог лишь подивиться врачебному цинизму, выработанному годами и сотнями виденных смертей. Кровь Натаниэля Браума, слитая из его тела, по краям свернулась в бордовые сгустки, распускающиеся на камне, подобно лесному мху. Браум, судя по отсутствию следов, даже не смог после случившегося стоять на ногах.       - Я нашел его у стены, - продолжил мистер Матри – Вернее, то, что от него осталось. Сомневаюсь, что его можно опознать, так что зря вы привели своего подопечного. Корову проще узнать в мясной лавке, чем мальчишку после всех невзгод. Красные следы на стене, размазанные кляксами по тесанному камню, образовали узор цветов, Самый большой пучок, распустившийся на месте предполагаемого нахождения головы Натаниэля Браума, и вовсе – поражал воображение своей неординарной фактурой.       - Конечно, мы все собрали. Но я бы рекомендовал господину ректору не отправлять труп родителям в таком виде. Кремируйте его. Иначе… Когда врач снял покрывало с одного из тел, все, исключая безымянного человека в черном, отвернулись, чудом справляясь с чувством тошноты. И правда, распознать в груде парного мяса еще вчера здорового товарища Кристоферу было не под силу.       - К сожалению, голова присутствует лишь фрагментарно. Правую ногу мы отыскать не смогли, хотя перерыли здесь все вверх дном. А остальное – вполне соответствует по общей массе человеческому телу. В лохмотьях одежды мы нашли часы с гравировкой. Если их не подкинули, то очевидно, что это студент Браум. Ректор и Судья, не сговариваясь, принялись креститься и что-то лепетать, что было встречено Безымянным кривой ухмылкой. Его происходящее забавляло, и Кристофер закономерно проникся к нему здоровой антипатией.       - Что же могло с ним такое сделать? – угрюмо вопросил судья Уильям.       - Если смотреть на эту картину скептически, и не приписывать все это мистическим сущностям, то в морг ночью забрался медведь. Однако, такая глупость может прийти в разум лишь в поиске отговорок, - сказал человек в черном. Подойдя ближе к останкам Браума, он небрезгливо коснулся пальцем розового куска плоти, будто проверяя, насколько хорошо оно приготовилось – Однако, тайны здесь куда больше, чем нам бы хотелось. Доктор, покажите второе тело. Если месиво – вполне объяснимо с точки зрения своего появления – оно взялось из некогда живого человека, то вот здесь таится настоящая тайна. Мистер Матри на миг растерялся, но все-таки пригласил их вернуться к первому столу, рядом с которым они видели пятно.       - Он прав, - сказал доктор – если груда костей и мяса взялась из бедного мальчика, то как объяснить это – мне неясно. Перед смертью Натаниэль Браум вскрывал тело осужденной на повешенье ведьмы, и если бы оно исчезло после событий – это имело бы смысл. Но оно – все еще на месте. Вторая простыня была гораздо чище первой. Если Браум лежал под странным флагом, белоснежным, с красными от крови узорами, то ведьма, чью казнь Кристофер вчера наблюдал, была абсолютно чиста.       - Заметьте, тело совершенно не утратило живого цвета, хоть и пролежало здесь в холоде всю ночь. Тело ведьмы было неаккуратно вскрыто по грудной клетке – рука Браума при совершении разреза, дрожала, и срез выходил неровным, практически зигзагообразным. При этом сама девчонка, даром, что совершенно мертвая и бездыханная, оставалась поразительно живой на вид. Будто бы просто пребывала в летаргическом сне.       - Кто-нибудь из присутствующих желает убедиться сам в странностях этого тела? – спросил Безымянный, и, о ужас, запустил руку в грудную клетку ведьмы. Вытащив ее назад, на глазах у одуревших от представления людей, он продемонстрировал, что он осталась совершенно чиста.       - Давайте же. Вот вы, молодой мистер. Вы же не боитесь адских мучений? Когда Безымянный указал пальцем на Кристофера, тот вздрогнул и попятился назад, но странный человек не желал отступать.       - Да не бойтесь вы, - повысил голос он. Затем, подавшись вперед, он крепко схватил Кристофера за локоть, и притащил к телу, практически насильно вытянув руку Кристофера и погрузив ее в раскрытую грудную клетку – Не смотрите на меня так, будто я собираюсь вас укусить. Скажите господам, что вы чувствуете?       - Ничего, - честно произнес Кристофер дрожащим голосом – совершенно ничего. Одна пустота.       - Верно! Вытаскивайте руку и не тряситесь так! – Безымянный победно хлопнул в ладоши – Ничего! Пустота! Тело ведьмы, вскрытое Натаниэлем Браумом, не несет в себе ничего, что принято Господом для человеческого организма. В теле этой девочки нет ничего: нет хребта, легких, печени, сердца, репродуктивных особенностей. Это – очень правдоподобная кукла. Фантом. Университетские ученые мужи учат нас, что человек не может жить без сердца. Судейское расследование доказало, что эта девчонка ведьма лишь по разрозненным показаниям солдат, уверяющих, что видели ее полет в воздухе. Стоило только привести вскрытие, и оба полюса нашего мира, наука и право, умылись горючими слезами. Настоящее чудо Дьявола. Ректор и судья Уильям холодно отнеслись к подколу неизвестного мужчины, сделав вид, что пропустили его высказывания мимо ушей. Кристофер же и вовсе похолодел изнутри, и его всего била дрожь. То, что видел он своими глазами, выходило за рамки рациональности, логики, биологии и физики. Это было совершенно невозможно.       - Может, это Браум извлек из нее все органы, - со слабой надеждой произнес он, но Безымянный лишь положил руку ему на плечо, призывая думать головой:       - Тогда студент провел свою работу блестяще. Он не только смог обработать тело до состояния вазы, но еще и удалил все кости, не повредив и сантиметра плоти. Будь он жив, я непременно попросил бы у него пару уроков… Кристофер больше не мог смотреть на происходящее вокруг него безумие. Сделав пары шагов к выходу, он еле устоял на ногах, и судья Уильям удержал его, хоть и с брезгливостью на лице.       - Господин ректор, ступайте на улицу. Мы еще побеседуем здесь и потом сразу же вынесем вам гроб. Заберите своего студента, пока он не испортил мне ботинки, - сказал он, передавая Кристофера в руки Ректора. Старик обхватил Кристофера как игрушку, и потащил к выходу, продолжая изрыгать неясные религиозные песнопения.       - Бедный мальчик, - причитал он с внезапно пробудившейся жалостью – Не бойтесь, все кончилось. Этот сатанинский ритуал любого сведет в могилу. Вы не так плохо держались, особенно когда этот грязный герметик взял вас в оборот.       - Герметик? – переспросил Кристофер, все также изучая свои чистые руки, пытаясь найти в них отличия. Одна из них только что побывала там, где ее закономерно должно было искупать в крови. Однако, она была, быть может, даже чище другой.       - Герметик, мальчик, герметик. Это Джим Клайд, представитель Герметического корпуса в Британских колониях. Я боялся, что он приедет.       - Герметический корпус, - еще раз произнес Кристофер, осмысливая эти слова – Выходит, он алхимик?       - Самый грязный из рода алхимиков. Выйдя на улицу, Ректор заставил негра Касса взять Кристофера на руки и аккуратно положить его на телегу, как статую. Уставившись в небо, Кристофер, разинув рот, перебирал события последних минут, и его пальцы крючила странная судорога. Милостивый Господь, думал он, перебирая в руке четки, что же такое происходит? Что за страшное чудо? Вскоре после этого, из госпиталя вынесли свежий, пахнущий деревяшками, гроб, и положили рядом с Кристофером. Распрощавшись со всеми, Ректор тоже взобрался в повозку, перекрестив заколоченный ящик, и приказал Кассу гнать что есть мочи, пока они не покинут это ужасное место. Развернувшись, они помчали, ветер засвистел в ушах. Приподнявшись, Кристофер увидел герметика Джима Клайда, наблюдающего их поспешный побег из Принстона. Увидев, что и Кристофер смотрит на него, мужчина снял свою треуголку и поклонился, не скрывая самодовольной ухмылки. Странно, но алхимик обладал очень странным свойством – Кристофер не смог запомнить его лица, потому как оно было похоже сразу на все лица мира.