«I know I could lie but I’m telling the truth Wherever I go there’s a shadow of you I know I could try looking for something new But wherever I go I’ll be looking for you»
*Два года спустя*
Вот уже, который день в Лондоне стоит непривычно солнечная погода, ведь чаще всего, летом, тут бывает облачно, хоть и жарко. Но видимо в этом году погода решила порадовать и поиздеваться над жителями «туманного» города. Уже третий день на улице стояла невыносимая жара, градусов эдак под тридцать пять, а всё это, ещё и дополняли нещадно палящие лучи солнца. Жители города спасались, как могли кто-то всё время проводил на озёрах, кто-то скрывался от назойливых лучей шляпами, кепками и зонтами, а кто-то выходил на улицу лишь рано утром или поздно вечером, когда температура была значительно ниже, а солнце не так пекло. Последний вариант и приглянулся блондину. Стрелка часов медленно ползёт к пяти часам, когда худощавый парень, одетый в свободные пижамные штаны в бело-серую полоску и серую футболку со странным цветастым кругом посередине, поднял окно, открывая его, и уселся на подоконник, скрестив ноги. Блондин сидел на подоконнике и смотрел на мирно прогуливающихся людей, слушал отдалённые гудки машин и курил. Сколько раз он говорил, что бросит, но так и не бросил. Томасу уже двадцать восемь, а его до сих пор просят предъявить паспорт при покупке алкоголя или того же самого табака, ему двадцать восемь, и это так странно, осознавать, что ты можешь купить тоже самое, что и остальные взрослые. И вот сейчас сидя на подоконнике, в когда-то пустующей комнате, Сангстер смотрит на детей, что носятся внизу, играя в рыцарей, что пытаются уговорить родителей на покупку ещё одного мороженого, говоря, что не забелеешь, он смотрит на наивных сорванцов, в самом деле, знающих и понимающих куда больше этих… «взрослых». Блондин смотрит на них и вспоминает, как сам залазил на деревья в Гайд-парке, как играл в разбойников с друзьями, как воровал кассеты, и пластинки с чердака, он был таким же, да и сейчас не изменился, лишь иногда прячет детскую наивность и некую солнечность за серьёзностью и напускным раздражением. Выпустив очередную порцию дыма, парень услышал тихий щелчок фотокамеры. Блондин вздрогнул, чуть не упав на пол, и перевёл взгляд на место, от куда донесся звук. Возле двери стояла рыжеволосая девушка, в её руках была камера, и она, смотря в небольшой экран, улыбалась, показывая ямочки на розовых щёчках. — И как это понимать? — затушив сигарету, и швырнув её в окно, интересуется Сангстер, и с мягкой улыбкой поворачивается к девушке лицом. — А мисс? Вы вроде как за кофе ушли? — шутливым тоном продолжает Томас, свесив ноги с подоконника, и уперевшись локтями в колени, положил голову на свои сплетённые пальцы. — Я уже сходила, мистер Сангстер, — положив камеру на когда-то чистый столик, который теперь был весь покрыт пятнами от масляных красок, девушка подошла к блондину и потрепала его итак до безобразия лохматые волосы. — Ваш «Флэт уайт» стоит на кухне, — быстро чмокая его в кончик носа, пролепетала зеленоглазая. — Кстати, надо бы тут убраться, — как, между прочим, изрекает она, продолжая стоять между ног сидящего на подоконнике парня и обнимать его за шею. А ведь и вправду комната нуждалась в уборке… желательно генеральной. На полу валялись различные кисти, тюбики красок, упаковки из-под струн, да и сами струны валялись в дальнем углу. Груда бутылок, что накопились тут за месяц, и теперь под солнечными лучами ярко блестят зелёными и коричневыми боками, а где-то на полке, в шкафу, где хранились какие-то рисунки, старые сценарии и прочая дребедень, пристроилась пепельница, которой ещё ни разу не пользовались. В углу тихонько тикал метроном, а на стене весело несколько старых, полумёртвых гитар. По полу стелился ковёр из нотных листков, неудавшихся рисунков и каких-то фотографий. Стены тоже больше не были идеально чистыми, возможно когда-то они и были белые, но теперь на стене были отпечатки ладоней, какие-то птицы нарисованных простыми синими и чёрными галочками. По правой стене проходила большая пробковая доска, которая понравилась Сангстеру ещё в тот момент, когда он был на съемочной площадке «Волчонка» пару лет назад. Однако тогда он не знал, куда и как её втюхать в квартире, а вешать её, в когда-то пустую комнату, казалось глупым. Но зато теперь на доску было прикреплено множество фотографий, рисунков, как карандашных, так и акварельных и масляных, различных вырезок из газет или интересных фраз из старых книг, различного цвета ленты, билеты и прочее, что обычные люди назовут мусором. Но не для этой парочки и их друзей. Для них всё это воспоминания об совместных поездках по Америке, прогулках в два часа ночи, дружных пьянках в номере, об игре «правда или действие», о бессонных ночах в палатках где-то в засушливой части штатов. Но всё это было таким родным… — Уберёмся, но не сейчас, — шепчет в ей в губы блондин, после чего крепко обхватывает девушку за талию и мягко целует её алые искусанные губы. — Всё потом, моя милая Кристен Мэри МакАдамс, — оторвавшись от губ девушки, шепчет Томас. — Хорошо, мой любимый Томас Броди-Сангстер, — шепчет в ответ Кристен, глядя на улыбающегося парня, который хитро сузил глаза, а после схватил её двумя пальцами за подбородок и впился в губы резким поцелуем.«Some people try but they can't find the magic Others get down on their knees and they pray I come alive when I'm close to the madness No easy love could ever make me feel the same Make me feel the same»