Их поженили Посейдон и Гелиос

Попутный юго-западный ветер туго надувает парус, корабль мчится по сверкающим волнам подобно низко летящей морской птице. На палубе, у самого носа, стоят две женщины: одна молодая, другой лет сорок, по тем временам это старость; одна хочет скорее добраться до места назначения, другая не разделяет её энтузиазма. — Андромаха, — обращается старшая женщина к молодой, вдруг хватая её за руку. — Пойдём под тент (2), а то у тебя лицо покраснеет от солнца и ветра, — старуха, наверное, служанка: в её интонации слышатся одновременно и фамильярность, и почтение. Наверное, она нянчила Андромаху с самого её появления на свет — тогда волосы служанки были ещё золотыми, а не седыми, как сейчас. — Я постирала и просушила твой свадебный пеплос (3), я никогда не видела льняной ткани тоньше, и он белый, как снег. Ты же наденешь его, пожалуйста… А то твой старый шерстяной делает тебя похожей на продавщицу на базаре. Молодая женщина пожимает плечами. Ей лет пятнадцать самое большее, может быть — тринадцать: детство уже закончилось, но женская красота ещё не распустилась в полную силу. Подросток, высокая, но ещё угловатая немного, на шее у неё — золотая цепочка из тех, какие носят взрослые, но в руках она вертит игрушечную деревянную лошадку. — Давай, пошли — или ты думаешь, что король Приам и народ Трои хотят, чтобы наследник их престола (4) женился на замарашке в потёртой одежде? — улыбается нянька. Андромаха не отвечает. — Ну, хотя бы дай тебя причесать… — Если Гектору не понравится, как я выгляжу — он может отправить меня домой, — роняет Андромаха. — Я не просилась за него замуж, — запускает пальцы в волосы, растормашивает пряди и подставляет их морскому ветру, те спутываются ещё больше. Нянька обречённо вздыхает и, повернувшись, направляется по палубе к ведущему вниз люку. — А я ей говорила, что так будет! — возмущается старая женщина. — Ты у неё совсем от рук отбилась, строже надо было с тобой… «Так её можно будет послать только к амазонкам» — вот что я говорила твоей матери! «Хорошей невесты из неё так не выйдет» — вот что я говорила! Андромаха делает вид, что ничего не слышала, однако как только нянька спускается в люк — девочка прижимает к груди игрушечную лошадку, заставляя ту тыкаться мордой в повязанный под грудью строфион (5). Быстро запускает в волосы пальцы свободной руки, кладёт лошадку рядом и обеими руками наскоро заплетает волосы в косичку, открепляет от своего гиматия (6) полосу ткани и обвязывает ею лицо для защиты от ветра. Её пальцы беспокойно теребят бахрому гиматия, но вид мерно набегающих и уходящих вдаль волн успокаивает девочку, возвращая её мысли к хорошим и добрым воспоминаниям. *** Как и во многих других портовых городах, на рыночной площади Элефсиса (7) продаются товары со всего мира. Продаются здесь и доспехи, и оружие — бойкая торговля ими идёт круглый год. А на этой неделе — именно сейчас празднуются Элевсинские мистерии (8) — город наполнен ещё и паломниками из отдалённых городов: даже из Дельф, Аргоса и Спарты. Быстроглазая спартанская девушка пришла сегодня на рынок с несколькими служанками, чтобы купить красок для окраски ста скейнов (9) недавно начёсанной шерсти, которые пока сложены у неё дома. Вдруг девушка замечает четверых молодых парней, спешащих куда-то сквозь толпу — а за ними следует кто-то невысокого роста. Для случайного наблюдателя эти пятеро ничем не отличаются от пёстрой окружающей толпы паломников и местных, но спартанка замечает, что их одежда и выправка выдают принадлежность к какому-то королевскому дому. Заинтересовавшись, девушка следует за ними. Четверо останавливаются около уличной кузницы и начинают горячо спорить, а спартанка видит, что там же, рядом, мелькает какая-то подозрительная тень. Девушка затаивается за углом, внимательно слушая их разговор. — У меня тут лучшая бронза, не хуже критской, — кузнец замечает спрятавшуюся девушку и обращается к ней как к возможной покупательнице. — Твои рабы будут рады работать моими инструментами. Да и стеклянная посуда у меня отличная! — Неплохо сработано, — говорит спартанка. — И то, и другое. Но инструменты мне пока не нужны, а посуду я предпочитаю глиняную — она не такая хрупкая, да и руке от неё теплее. — Если мы не вернём её до начала церемоний… — говорит один из тех четверых парней. — Да знаю я, знаю, — откликается другой. И снова они куда-то спешат, а спартанская девушка останавливается и выбирает несколько маленьких посудинок с тирским пурпуром и ещё одну совсем маленькую — с шафраном (10), они продаются тут же поблизости, а потом говорит, не обращаясь ни к кому конкретно: — Я знаю, ты не вор, ты шёл слишком далеко позади них, а если бы уже украл — то скрылся бы давно… Почему ты следовал за ними вот так тайком? *** Впервые она увидела Гектора только несколько дней назад. Все говорили, что это большая честь — то, что наследный принц Трои посетил их город — поэтому в его честь на городской площади перед храмом Гелиоса накрыли столы с угощениями для всего народа. Андромаха была немного озадачена тем, что на этом пиру её усадили сразу рядом с Гектором. Он был вежлив и явно не злоупотреблял благовониями (в отличие от многих других знатных мужчин), девочка нашла своего жениха красивым и сильным, и это ей понравилось, хотя со слов няньки она вообще ожидала увидеть полубога. А после пира, когда все мужи города и прибывшие с Гектором знатные троянцы уже разошлись, Андромаха тайком наблюдала, как Гектор дарил её отцу оружие и коней в качестве выкупа за невесту, но потом пришла мать и велела девочке собираться — в неблизкий путь до Трои. Андромаха спросила: а почему? — и мать ответила ей, что Гектор Приамид будет её мужем, так что уже завтра нужно отплывать в Илион. Андромаха идёт в свою комнату, которая её с детства, окидывает взглядом знакомые вещи и знакомый пирамидальный тополь за окном, вспоминает остающихся здесь родных людей, плачет. Но девочка знает, что должна — и поэтому вытирает слёзы и укладывается спать: поздно уже. А утром — в храм Артемиды, чтобы отдать богине свои детские игрушки, все, кроме маленькой деревянной лошадки, ведь сестра Аполлона может без неё и обойтись? Потом — обратно во дворец: выкупаться, попрощаться со своими восемью братьями, которых теперь когда ещё удастся увидеть… И — на пристань, где на новенькую трирему уже грузят её приданое. И сам Гектор берёт её за руку и ведёт на борт чёрно-смолённого корабля. И вот теперь — корабль бежит в сторону Трои. Андромаха плотнее заворачивается в свой гиматий, а ветер усиливается, немного холодит плечи. Девочка смотрит на море, закусывает губу, вытирает подолом слёзы — но кроме дельфинов и чаек видеть этого некому. Её будущий муж, Гектор, поднимается снизу по скрипучей деревянной лесенке, встаёт рядом. — Когда мы прибудем в Трою, — говорит он: — У тебя будет лучшая одежда во всех пяти королевствах. — Но мне нравится моя старая, — девочка смотрит на волны, теребит в руках край гиматия. — Мне в ней тепло, — а не собирается ли он впечатлить богатствами Трои, а? Смотрит, наверно, как на необразованную девочку чёрт знает, откуда, почти что варвара… Не знает он про папины склады золота и жемчугов, и ляпис-лазури из восточных земель, и платья из самого тонкого на свете шёлка… А ветер крепчает, поднимая на море волны с пенистыми барашками. Палуба корабля качается под ногами, Андромаха хватается за поручень, чтобы не упасть, со смешанным чувством страха и какой-то непонятной радости. Гектор моментально придерживает невесту за плечи. — Ты была раньше в море? — спрашивает он. — Конечно, — отвечает девочка. — У нас есть вилла на берегу, недалеко от Фисбы (11), — Андромаха улыбается, вспоминая, как они зимой ездили туда, зимой там хорошо, и как волны набегали на берег, и как самый младший её брат, Подэс, рисовал палочкой на мокром песке карты древних стран и сражений, и как золотая колесница Феба — солнце — погружалась в море на западе… Именно там, на той вилле, Андромаха научилась ездить верхом и бросать в цель настоящее копьё, а старшие братья — на всякий случай, мало ли что — научили её защищаться кулаками и даже ножом: на всякий случай, так они говорили… И там же ей не разрешали купаться в море, когда между её бёдер проступала месячная кровь. *** Склонившись над прилавком с красками для ткани, девушка говорит: — Они пошли на церемонию без меня… Но я тоже хочу! — Я знаю. Ты чувствуешь себя брошенной, поэтому и бежишь, да? Андромаха кивает. — Но это не такая вещь, о которой можно спокойно говорить каждому, — спартанская девушка встаёт на колени, так что они теперь лицом к лицу. Она молода — может, всего-то на пару лет старше Андромахи, её внешность тоже ещё частично детская, но эта девушка — главная среди жриц Деметры и Персефоны. Её золотые украшения старомодны — но это и понятно, им уже несколько веков — её одежда красива и изящна, сработана из тонкой, почти как шёлк, шерсти. — Они боятся, что тебе могут причинить вред. Давай я отведу тебя обратно, пока ничего плохого не случилось? Андромаха качает головой. — А я расскажу тебе секрет, — говорит спартанская девушка. — Однажды у тебя будут собственные мистерии, да. — У меня? Когда? — Мы, женщины, устраиваем собственные мистерии, — говорит спартанка. — Мужчины их не могут понять. — Но я не хочу быть женщиной! — возмущается девочка. — Я хочу делать, что делают мои братья! Мужчины дерутся. И ездят верхом, и управляют колесницами… — Это правда, да, — старается успокоить девочку спартанка. — Но даже самому Фебу нужны кони, чтобы везти его колесницу, — жрица снимает свой обшитый бахромой гиматий (надетый поверх хитона) и заворачивает в него Андромаху, потом прикасается к украшенному вышивкой краю этой одежды. — У мужчин есть слава, — говорит она: — Но подумай вот о чём: как колесничему нужен конь — и кто-то, кто будет управлять конём — так и мужчины не могут без нас. Потому что без нас некому будет ткать им одежду — и они замёрзнут. Без нас некому приготовить для них еду и даже вскипятить воды — и они умрут от голода и жажды. Без наших утешений они будут пить с тоски, без нашей любви — да перевешаются они все просто… *** — Я не твой конь, — отрезает Андромаха, грозно глядя ему в глаза. Гектор выглядит шокированным. — Нет! Конечно, нет. С чего ты вообще это взяла? Клянусь, я никогда не буду так с тобой обращаться. — А как ты будешь обращаться со мной? — Со всем уважением, которого заслуживает моя жена и мать моих детей, — совершенно серьёзно говорит Гектор, а потом улыбается: — Даю тебе слово, если хоть кто-то посмеет назвать тебя моим конём — я заставлю его сказать это и мне, потому что муж и жена тянут колесницу семьи вместе. Андромаха отворачивается. Муж и жена. Она представляет себе своё будущее: дома она часто играла и помогала на отцовой конюшне, много раз видела, как кобылы рожают жеребят. А тогда, в Элефсисе, та жрица из Спарты сказала ей: без детей, которых вынашиваем и рожаем мы, мужские имена и могилы были бы забыты. Сердце Андромахи замирает, когда она вспоминает и ещё кое-что: как жеребцы покрывают кобыл, это ей тоже приходилось видеть. Раньше у неё почему-то не было такого странного чувства по этому поводу… Она вытягивает из ткани своего гиматия длинную нитку. — Эта шаль… Она принадлежала кому-то для тебя важному? Андромаха кивает. — Мне её подарили, когда я маленькой девочкой совсем была, — она не знает, как объяснить ему, что до сих пор ценит этот подарок незнакомого тогда человека. Девушка поднимает глаза и смотрит на своего будущего мужа. Гектор улыбается, и это успокаивает её. Как так получается, что он — понял, а её мать и нянька не поняли тогда ничего? Девочка погружена в свои мысли — а на горизонте уже появляются белые стены и башни Трои, возвышающейся на холме над широкой равниной и морским побережьем. — О чём задумалась? — спрашивает Гектор. — Эти стены построили Посейдон и Аполлон для моего деда, короля Лаомедонта. — А у вас город в хорошем месте, — говорит Андромаха. — В смысле? — Гектор ничуть не смеётся. — Стратегически расположен, говорю, вот, — а сама возвращается мыслями к тем картам сражений, которые братья рисовали для неё на влажном песке. — С холма вам видно всё, и море, и берег, и ни с моря, ни с суши к вам толком не подойдёшь. Девочка ожидает, что Гектор тоже — как и братья — нарисует ей карту, покажет, как расположена гавань Трои, откуда город берёт пресную воду и всё такое — но парус уже спускают, и гребцы под палубой осторожно, чтобы не сломать длинные вёсла о дно, подводят корабль к берегу. Около сотни солдат в сверкающих на солнце доспехах встречают корабль на песчаном пляже, тут же, рядом, стоит и колесница, запряженная парой белых коней. Они уже почти сошли на берег, но тут Андромаха заметила две фигуры под богато украшенным навесом. Они ждали Гектора. Ждали её. — Знаешь, у меня… есть пеплос специально для процессий, — говорит девочка, вспоминая наставления своей няньки. — Некогда уже переодеваться, — Гектор берёт её за руку. И так они и сходят с корабля на берег, и Андромаха понимает, что сейчас она должна вести себя как настоящая принцесса. Поэтому девочка высоко поднимает голову и позволяет Гектору спокойно вести себя туда, где под богато украшенным навесом сидят король Приам и королева Гекуба. — Милая, — Гекуба только немного удивлена. — Добро пожаловать в Трою. Андромаха склоняется до земли, стараясь не замечать упрекающего взгляда своей няньки, а потом идёт вместе с Гектором к его отцу и матери. Разговор ожидаемо кружится вокруг Андромахи, а та кидает любопытные взгляды на запряженную белыми конями колесницу. А колесница сверкает золотыми пластинами, буквально слепит глаза. И даже запряженные в неё белые кони кажутся в этом сиянии какими-то нереальными, как будто они сделаны из белой морской пены. — Ну, поздоровайся с ними, если хочешь, — Гектор имеет в виду коней. Девочка чуть ли не бежит к лошадям. Оба животных тянут к ней головы, приоткрывают мягкие губы: вдруг угостит хлебом или морковкой? Руки девочки пусты, но они всё равно облизывают её ладони, как это всегда делают лошади. Андромаха обнимает их за тёплые шеи, слушает их дыхание — и на мгновение девочке кажется, что она опять дома… — Думаю, Андромахе понравится поехать со мной в город на них, — это Гектор говорит своим родителям, а потом его сандалии скрипят по влажному прибрежному песку: парень идёт к своей невесте. — Ты тут ни при чём, — говорит девочка, поднимаясь на колесницу и вставая рядом с будущим мужем. — Я люблю лошадей. Он смеётся и берётся за вожжи, и кони трогают с места, и колесница мчится по дороге, сверкая подобно солнцу.