Неразлучные

Медленно жизнь возвращалась в прежнее русло. Настя вернулась в школу, ходила на уроки, писала контрольные на отлично, помогала отцу по дому, навещала мать в больнице. Только делала девушка все неосознанно, будто находилась на своей волне. На своей личной, никому непонятной волне. В классе никто даже не знал о том, что случилось. Да и учителя были не в курсе. Все, кроме классной руководительницы, которая сказала остальным учителям, будто Настя Белова заболела. В общем, все было как обычно. Почти все. Но почти за месяц девушка убедила себя, что у нее в жизни все хорошо. И не было вовсе никакой сердечной драмы. И ей вовсе нет дела до Кира Богрова. Она даже убеждала себя, что не хочет иметь с ним ничего общего. Разумеется, это была наглая ложь самой себе. Девушке просто безумно хотелось хотя бы просто поговорить с ним. Услышать его голос, в котором слышались такие теплые, чуть ироничные нотки, когда он разговаривал с ней. Хотелось снова почувствовать ту свободу, которую она ощущала в душе, общаясь с парнем. Удивительно, но Кирилл всего парой реплик мог задвинуть на задний план все ее проблемы. Разумеется, Настя никогда не признается ему в этом. Да и себе, кстати, тоже. Сейчас забота о родителях стала для нее самым важным. И в этой заботе она даже не замечала, что мама и папа беспокоятся за нее. Кирилл Богров теперь исправно ходил на уроки и вроде бы даже стал лучше учиться. Способствовали этому, естественно, родители, которые вдруг решили осесть на одном месте, перестав мотаться по командировкам. Но даже не это стало причиной резкого повышения успеваемости. Скорее повлиял отец, который привозил сына в школу, забирал его, когда получалось, и вдобавок, записал его ко всем возможным репетиторам. Богров-младший, конечно, был недоволен такими ограничениями. Еще бы! Такая любимая свобода вдруг стала просто мечтой. И Кирилл бы плюнул на всех репетиторов, школу и прочие заскоки отца, если бы не мама, которую он не хотел расстраивать. Маргарита Ивановна Богрова была удивительной женщиной. Она давала своему мужу необходимую его самолюбию уверенность в том, что он глава семьи, в которой все будет именно так, как он скажет. На деле же, именно она являлась всему головой. Именно она направляла Александра на верные решения, сохраняла уют и спокойствие в их доме. И именно Рита поддерживала сейчас своего сына, прекрасно понимая, как ему тяжело. Надо сказать, Кирилл даже и не пытался забыть Настю. Да, в школе они делали вид, что не знают друг друга. Но после уроков, если удавалось, Кир незаметной тенью провожал девушку до дома. Заговорить он так и не решался. Да и что сказать, парень не знал. - Кирюш, ты не спишь? – Маргарита Ивановна однажды вечером заглянула в комнату сына. – Я поговорить с тобой хотела. - Не сплю, мам, – ответил Богров, отрываясь от ноутбука. – Проходи конечно. О чем поговорить? - Ты опять со своим компьютером половину ночи просидишь? – негодующе воскликнула женщина. – Ну, да я не об этом. Скажи мне, что с тобой происходит? - О чем ты? – непонимающе спросил Кир. – Вроде правил не нарушаю, уроки делаю, школу не прогуливаю, питаюсь нормально. Что со мной не так? - Ты думаешь, что у тебя мама такая глупая? – с улыбкой спросила женщина, осторожно присев на край постели. – Я ведь вижу, что с тобой что-то происходит. - Мам, вы с папой ни с того ни с сего решили вдруг меня повоспитывать, – заговорил Кир. – Явились из своей командировки и начали устанавливать свои правила. Раньше я сам по себе был, и меня это устраивало. Нет, это не значит, что я не рад вашему возвращению. Я рад, и даже очень. Просто, мам… Я сейчас себя собой не ощущаю. Ей-богу, как в концлагере. Я знаю, конечно, я далеко не самый идеальный сын, но… Тебе не кажется, что перестраивать меня уже немного поздно? И вот эта вот вся чушь, которую отец устроил, меня уже бесит, серьезно. Я себя словно попугайчиком в клетке ощущаю. Давайте не будем играть в идеальную семью, а? У нас не получается, мы слишком все своеобразные. - Я тебя прекрасно понимаю, сынок, – женщина накрыла руку сына своей ладонью. – Мы с отцом очень виноваты перед тобой. Предпочли карьеру маленькому сыну, отправив тебя к бабушке с дедушкой. Мы не были с тобой во все важные моменты твоей жизни, но и ты нас тоже пойми. Отец не хочет тебе зла. Он просто заботится о тебе так, как может. Ну кто, скажи мне, знал, что ты у нас вырастешь таким свободолюбивым? Но разве дело только в этом, сыночка? – спросила женщина, заглянув сыну в глаза. – Мы же с тобой оба понимаем, что есть что-то еще, очень личное. Почему ты не хочешь поговорить со мной? Закрылся от нас с папой, а мы только добра тебе желаем. Ну скажи мне, ты ведь скучаешь по этой девочке? По Насте? - Мам, это не имеет никакого значения, – смущенно буркнул парень. – С чего мне вдруг по ней скучать? - Ну, может быть, потому, что она тебе нравится? – улыбаясь, спросила Маргарита. – Ведь нравится, я же вижу. Я еще тогда в больнице внимание обратила, как ты на нее смотришь. - Да причем тут Настя-то?! – недовольно спросил Кир. – Не в ней совсем дело. И не надо ее сюда приплетать. И не нравится она мне вовсе. - Кирилл, ты хотя бы самому себе признайся, что тебе небезразлична эта девочка, – твердила женщина. – Ты ведь хочешь быть с ней? - Очень, – тихо признался Кир. Парень вдруг понял, что просто очень устал за эти три недели. Ему просто было необходимо поделиться с кем-нибудь. Можно было позвонить Ромке, но друг все сам прекрасно видел, да и своих проблем у него было достаточно. Потому беспокоить его почти в час ночи парень не желал. А кому еще, кроме матери, можно доверить свои переживания, не боясь быть осмеянным? – И нравится она мне тоже очень. - Так почему ты ей не скажешь? – удивилась Маргарита, перебирая волосы сына. – Все было бы гораздо проще. Да, я знаю, что ты скажешь! Ей это не нужно, родители против, мы слишком разные, и прочее! Но можно ведь хотя бы попытаться поговорить! - А ты думаешь, я не пытался? – раздраженно спросил Кир, дернув ногой. – Она ясно дала понять, что видеть меня не хочет и не желает. Что мне теперь делать? Унижаться, что ли? Доставать ее?! - Если любишь человека, можно и унизиться! – воскликнула Маргарита. – Или ты думал, что она к тебе в объятия кинется? Да я бы на ее месте убила бы тебя еще в участке! Ты сам посуди, из-за тебя она влезла во все эти передряги. Я бы, знаешь ли, тоже не желала после всего этого тебя видеть! - Ну, спасибо, мамуль, утешила, – недовольно буркнул Кир, поджав губы. - Всегда пожалуйста, Кирюша, – ехидно отозвалась мама. – Ты вообще головой своей подумал, что может она и не считает так вовсе? Может быть, она просто не хочет расстраивать родителей? Или боится что-то менять? Ты должен с ней поговорить, хотя бы попытаться! - Хорошо, ладно, – сдался Богров-младший. – И что мне ей сказать? - А ты не думай об этом, – улыбнулась Рита. – Сердце само подскажет и найдет слова. И вообще, сходи сначала в больницу к Оле. Ты и перед ней, знаешь ли, виноват. - Мам, спасибо, – улыбнулся Кирилл. – Наверное, ты права, и попытаться и правда стоит. - Конечно, стоит, – ласково ответила женщина, нежно перебирая волосы сына. – Кирюша, какой же ты уже большой. Совсем взрослый стал. Глупый, правда, упертый, как баран. Ну и наглый тоже, – улыбнулась она. – Этим вы с папой похожи. Если уж что-то решили, своего добьетесь. А я… Я у тебя мать никудышная. Совсем не заметила, как ты повзрослел. Все тебя маленьким мальчиком считала. И рядом с тобой совсем не находилась. - Мам, перестань. – Кирилл потерся щекой о ладонь женщины, прямо как раньше, в детстве. – Ты у меня самая лучшая. - Глупости, – отрицала Рита, хотя в душе ей было приятно слышать это. Она чувствовала себя безумно виноватой, думала, что сын недолюбливает ее и между ними есть невидимая стена, которая обязательно в свое время не даст понять друг друга. – И вообще, Кирилл, пора спать. Школу никто не отменял, а время уже два часа ночи. – Женщина поднялась с постели и отправилась спать. – Спокойной ночи. И знаешь, что? Я поговорю с отцом, чтобы он немного смягчил свои правила. - Спасибо, мам, – поблагодарил ее Кирилл. *** Ольгу Николаевну Белову должны были выписать со дня на день. После операции женщина быстро шла на поправку. Немало способствовала этому ее заботливая семья. Муж с дочерью исправно посещали ее, каждый раз принося мандарины, от поедания которых у нее уже вот-вот должна была начаться аллергия. Родные заботливо откармливали свою жену и мать, старались как можно чаще находиться рядом с больной, запрещая ей даже передвигаться самостоятельно. Ольга возмущалась, заявляла, что она вовсе не инвалид и не нуждается в коляске и постоянном сопровождении. Но все ее недовольство было наигранным. По правде говоря, Оле была приятна такая забота. Но вот цветы, которые Настин отец через день приносил жене, ставить было уже некуда. Палата, в которой лежала Ольга Николаевна, больше напоминала цветочную выставку: все тумбы и подоконники были заставлены благоухающими букетами из самых разнообразных цветов. Хотя довольно скоро предприимчивая Оля нашла выход из положения и стала дарить цветы медперсоналу. К сожалению, мысли женщины были заняты вовсе не цветами, и даже не стремлением как можно скорее поправиться окончательно и оказаться дома, с родными. Ольга Николаевна очень переживала за дочь. Нет, конечно, Настя не превратилась в вечно страдающую истеричную девицу с расшатанной психикой. Настя по-прежнему хорошо училась, балуя отца и подбадривая мать хорошими оценками и похвалами учителей. Она по-прежнему была вежлива и послушна. В компании родителей девушка, обычно тихая и неприметная, не желавшая привлекать к себе излишнее внимание, словно раскрывалась, смеясь над шутками отца, охотно разговаривая с мамой, делясь своими планами. Но глаза – зеркало души – выдавали с потрохами. Во взгляде девушки поселились и грусть, и усталость, немного смешанные с тревогой. Не обращая внимания на взволнованные взоры родителей, Настя Белова пыталась жить как раньше, до встречи с Богровым и всех тех событий, связанных с ним. По правде говоря, получалось у нее очень плохо. В общем, как ни пыталась Ольга Николаевна разговорить дочь, выяснить, как Кирилл и Настя попали в участок, у нее не получалось. Настя виртуозно обходила неприятные темы. А Ольга Белова, в свою очередь, никак не могла поверить в то, что ее дочь могла напасть на человека, пусть и ради самообороны. А Настя не желала заводить разговор сама и волновать маму. Когда однажды утром в двери палаты показался букет из трех белых роз, Ольга мало удивилась. Но вот когда следом за цветами вплыла голова Богрова, с торчащим ежиком коротко остриженных темных волос, удивлению женщины не было предела. Кирилл, встретившись взглядом с женщиной , пристыжено опустил глаза, словно извиняясь перед матерью за то, что Настя из-за него сама не своя. Секунду назад серьезное лицо Ольги Беловой озарила светлая добродушная улыбка. "Точно такая же, как у Насти", – с замиранием сердца подумал в тот момент Кирилл. И правда, сходство между матерью и дочерью было настолько явным, что даже страдающий близорукостью незнакомец не сомневался бы в их родстве. У Ольги были такие же мягкие черты лица, изгиб губ, та же смоль волос. Настя, бесспорно, унаследовала от мамы всю красоту. И единственным различием были, пожалуй, залегшие в уголках глаз матери морщинки. - Добрый день, Ольга Николаевна, – нерешительно топтался у входа Кир. – Хотел вот узнать, как ваше здоровье… И извиниться перед вами. - Со здоровьем все хорошо, спасибо, – улыбнулась женщина. – А вот извинения… За что ты извиняешься? - За все неудобства, что принес вам и вашей семье, – виновато начал Богров. – И Насте. - Может быть, пройдешь и присядешь? – с улыбкой предложила Ольга Белова. – Я думаю, нам есть, что обсудить. Не так ли? Кирилл, кивнув, прошел и опустился на стул рядом с кроватью, предварительно поставив цветы в вазу. *** Примерно через час Кирилл вышел из палаты в совершенно другом настроении. Разговор с матерью вселил в него уверенность в том, что поговорить с Настей нужно. Но беседа с Ольгой Николаевной развеяла все сомнения. Удивительно, но она вовсе не была против их общения, даже наоборот. Она не злилась на Кира. И Богров теперь, кажется, понимал, в кого Настя пошла своей добротой. В общем, теперь парень был окончательно уверен в том, что Настя именно та, кто ему нужна. И он во что бы то ни стало добьется ее прощения.