Чудо и спящий

Зигфрид лежал в снегу, и снег сыпался сверху. Казалось бы, чему удивляться – это же Асгард, тут всюду снег! – но он так привык к мысли, что умрёт, что не сразу понял, что ощущает не смертельный холод Хельхейма, а обычный мороз земной зимы. Тело не слушалось, и, повернув голову, он увидел, что снег вокруг окрашен в алый цвет. Бронзовые Святые так старались его убить… Он сам так старался убить Сирена Сорренто… Мысль о Сорренто заставила его приподняться. Руки тряслись и не желали поддерживать тело, во рту пересохло; тогда Зигфрид сел, зачерпнул ладонью горсть чистого, не измазанного кровью снега и поднёс к губам. А всё-таки, почему он не умер? Где Сорренто? Где он сам? В начинающемся снегопаде глаза видели недалеко, но это точно был не Асгард. И не окружающие земли: их он знал. Вокруг не было видно никакого человеческого жилья, а следы – если они были – стремительно исчезали под белым покровом. Поев снега, Зигфрид почувствовал себя немного лучше и усилием воли стряхнул сонное оцепенение. Нельзя было спать: раз уж он пережил битву с Бронзовыми Святыми и с Сорренто, глупо было бы умереть вот так, просто замёрзнув в снегу… Он попытался встать на ноги, но голова закружилась, и пришлось опуститься на четвереньки. Подумав, он стащил изломанный, весь в трещинах нагрудник Одеяния Бога и так и оставил валяться в снегу – его доспехи были мертвы, они тянули к земле, как камень, и совсем не согревали – так зачем было продолжать за них цепляться? Без тяжёлого нагрудника дышать стало легче; Зигфрид поднял голову, находя вдалеке ориентир – высокая сосна, возвышавшаяся над окружающими деревьями, как мачта, и видимая даже сквозь снегопад, подходила как нельзя лучше – а затем пополз, медленно, не пытаясь выжать из тела больше, чем оно сейчас могло. Руки подкашивались, все раны болели. Глаза горели и слезились, а двигаться становилось всё тяжелее, но Зигфрид не позволял себе остановиться. Доползти бы до людей, и пусть он не знает, в какой стороне Асгард – люди подскажут. Его Космо сильно, оно и его молодое, сильное тело справятся с этими ранами, и он сможет вернуться – вернуться, чтобы защитить её… Он полз, пока в глазах не потемнело, а руки не подломились, не выдерживая больше. Зигфрид упал в снег, успев подумать, что не должен спать, иначе он так и умрёт, Хель получит его, и никогда больше он не увидит леди Хильду. Он успел подумать, что надо двигаться дальше, несмотря ни на что – и потерял сознание. Новое пробуждение было не в пример приятнее предыдущего. Зигфрид лежал на чём-то мягком, заботливо укрытый одеялом. Сбоку чувствовалось тепло: он открыл глаза и увидел языки пламени. Камин. – Он проснулся! Папа, он проснулся! – раздался высокий голос совсем рядом. Следовало бы повернуть голову и посмотреть на кричащего, но почему-то для этого не хватало сил и оставалось только продолжать смотреть в пламя. С другой стороны послышались шаги, и очень скоро в поле зрения появился человек. Высокий, седеющий мужчина в домашнем костюме, на открытом, добром лице написана тревога. Он опустился на колени рядом с кроватью – или диваном, Зигфрид не знал – где он лежал. – Ты слышишь меня? Он хотел кивнуть, но обнаружил, что даже это короткое, скупое движение ему не по силам. Поэтому разлепил пересохшие губы: – Да. Ему показалось, что голос прозвучал не громче шёпота, но мужчина услышал. – Ты из Асгарда? – Да… Этот вопрос успокоил. Об Асгарде знали только те внешние населённые пункты, что находились совсем недалеко. По крайней мере, он не оказался где-то за тысячи километров. Да и вопросов наверняка будет меньше… – Как тебя зовут? – продолжал тем временем мужчина, тревожно вглядываясь в его лицо. Казалось, два коротких произнесённых слова лишили его всех сил; клонило в сон. Но он всё-таки смог заговорить снова: – Зигфрид… «Альфа Дубхе», – добавил мысленно, чувствуя, что вслух этого сказать не сможет. Глаза слипались, и он не стал противиться этому. Он не ощущал опасности, эти люди явно не замышляли против него зла, да и холод ему уже не грозил – и Зигфрид окунулся в сон, как в омут, сквозь туман услышав всё тот же звонкий голос: – Папа, он снова отключился?.. – Похоже на то. Принеси… Сон унёс его, и больше он ничего не слышал. Ему снилось прошлое. Как будто они с леди Хильдой опять стали детьми и играли в снежки во дворе дворца. Хаген и леди Фрейя были ещё слишком маленькими для таких игр, поэтому сидели на скамейке и слушали сказку, которую читал им Зигмунд. Вообще, брат должен был присматривать за всеми четырьмя, но малыши полностью поглотили его внимание, и, улучив момент, Зигфрид схватил леди Хильду за руку и потащил за ворота, туда, где начиналась улица. Там, конечно, было гораздо интереснее: люди, запахи, звуки, Зигфрид шарахнулся от копыт едва не наступившего на него коня, но это не убавило его любопытства. Леди Хильда держалась за его руку, её глаза вдохновенно сияли, а щеки раскраснелись, но всё равно Зигфрид подумал, что она самая красивая девочка из всех, кого он знает. – Пойдём на рынок? – шепнула она ему на ухо, и Зигфрид ощутил, как обожгло кожу её горячее дыхание. Он так и проснулся с этим ощущением, таким явственным, словно не прошло с момента их запретной прогулки больше десяти лет… Хорошо хоть вслед за этим не вспомнилось, как выпорол их отец – и его, и не уследившего за младшими Зигмунда… Его лица коснулась влажная ткань, прошлась по лбу, щекам, подбородку, шее. Прикосновение оказалось неожиданно приятным, освежающим, и Зигфрид открыл глаза. Обтиравшая его полотенцем девушка ойкнула – похоже, не заметила, что он проснулся – а затем мучительно покраснела. – Вы не спите, – пробормотала она. Зигфрид ощущал, что тело уже не такое обессиленное и непослушное, как раньше, хотя всё ещё сомневался, что даже сесть сможет без посторонней помощи. Впрочем, говорить он, похоже, уже мог, и не преминул этим воспользоваться: – Где я? Звучание собственного голоса ему не понравилось: он был слабый и жалобный, совсем не похожий на его обычный голос. Но чего ещё он мог ожидать? Девушка опустила полотенце в миску с водой и ответила. Название населённого пункта ничего Зигфриду не сказало, но девушка сама поняла, что он хочет знать: – Отсюда до Асгарда около семидесяти километров, ваши здесь бывают, когда во внешний мир выбираются… – она пожала плечами. – Ты же оттуда? Зигфрид кивнул. – Мы тебя нашли в долине неподалёку, следов никаких не было, как будто ты с луны свалился, – «Ну, не совсем с луны, но определённо свалился», – подумал Зигфрид, вспоминая противостояние с Сорренто. – У мелкого кошка сбежала, именно в сторону долины рванула, он плакал весь день, так жалко его было, что мы с отцом даже в снегопад пошли эту скотину искать… А нашли тебя. Не убеги она, ты бы там и замёрз, туда мало кто в такое время ходит… Девушка говорила, а Зигфрид её рассматривал. Русая и голубоглазая, похожая на того мужчину, которого он видел раньше, симпатичная, пожалуй – но не леди Хильда. Далеко не леди Хильда… – На тебе живого места не было, весь израненный, – девушка покачала головой. – А отец врач, он тебя на носилках приволок, устроил, обмыл-перевязал… Да, – вдруг спохватилась она. – Мы твоё имущество тоже собрали! Зигфрид повернул голову туда, куда она указывала, и увидел, что на низком столике рядом с камином лежат части его Одеяния Бога – исцарапанные и изломанные. – Не стоило, – прошептал он. – Всё равно оно мертво… – Что ты говоришь? – то ли не расслышала, то ли не поверила девушка. Зигфрид прикрыл глаза. – Кошку-то нашли? – Да, – она, кажется, удивилась. – Она вернулась первой и сидела под порогом, когда отец тебя принёс… – С кем ты разговариваешь, Кари? – послышался неподалёку мужской голос. – Неужели наш гость пришёл в себя? Девушка вскочила, уступая место на стуле кому-то ещё, и перед глазами Зигфрида снова появился уже знакомый мужчина: он был в пальто, светлые волосы покрылись изморозью, неотличимой от седины. – Пойди приготовь обед и о больном не забудь, – напутствовал он дочь и, когда она убежала, сел на стул, уставившись на Зигфрида прозрачными голубыми глазами. – Тебе уже лучше? – Немного… – прошептал он, и хозяин дома фыркнул: – Немного! Да любой обычный человек от твоих ран и пары часов в снегу окочурился бы, а ты ничего – выздоравливаешь потихоньку… Я не знаю, как у вас в Асгарде растят молодёжь, но вы явно крепче, чем обычные люди. «Это Космо», – подумал Зигфрид, но на лекцию об этом у него сейчас точно сил не хватило бы, так что он решил промолчать. – Меня зовут Арне, – мужчина пригладил волосы. – Я врач местный. В этой глуши нет больницы, только медпункт, поэтому я хотел тебя в город переправить, но понял, что по этим снежным заносам ты умрёшь быстрее, чем доедешь. Так что притащил домой и вспомнил всё, что слышал в университетском курсе хирургии, – он вдруг улыбнулся. – Кто тебя потрепал так? – Да так… одни… там… – Зигфрид чувствовал, что история противостояния со Святыми подождёт, а как ответить одним словом, он не знал. Но Арне, похоже, не обиделся за его немногословность. – Дочь мою, Кари, ты уже видел. Есть ещё младший сын Бьорн, но он сейчас в школе. Это они, преимущественно, тебя выходили: я сделал, что мог, а уход на их плечи лёг. Но не беспокойся, тебя это ни к чему не обязывает. – Долго я… так? – Да уж почти две недели. Пришлось капельницы с глюкозой тебе ставить. Время от времени ты просыпался, но в сознание не приходил, на наши голоса не реагировал и скоро засыпал обратно. Вот только раз очнулся полностью, имя сказал. Зигфрид, верно? – Да, – ответил он. – Простите, я не хочу быть обузой… Арне фыркнул. – Я врач, забыл? Да и в любом случае, никто не бросил бы замерзающего в снегу парня. Это не по-человечески, – он встал. – Ты как, есть хочешь? Зигфрид прислушался к своему телу. Голод был, но слабый – как будто телу не хватало сил даже его испытывать. – Не очень. – Всё равно тебе надо поесть хоть немного, я велел Кари бульон сварить. Не волнуйся, критический момент миновал, пара месяцев – и от твоих ран и следа не останется! Зигфриду очень хотелось в это верить. И, хоть пара месяцев казались сейчас невыносимо долгим сроком, он уверен был, что это время пролетит как миг. А потом он вернётся в Асгард. Вернётся к брату и леди Хильде. Он много спал и не мог понять – необходим этот сон его телу, чтобы побыстрее восстановиться, или же его ум прятался в этих снах. Там всегда были Зигмунд и леди Хильда, там были воспоминания – даже те, которые он, казалось, позабыл. Во снах он переносился в Асгард, он тренировался с братом, он становился на колено перед леди Хильдой, готовый защищать её от любой угрозы. Во снах было лучше, чем в реальности, хотя он не мог сказать, что с ним дурно обращались. Арне, Кари, даже маленький Бьорн – все заботились о нем, ничего не прося взамен. – А у тебя в Асгарде кто-то остался? – спросила однажды Кари, разминая его руку. Зигфриду трудно было шевелить ею, поэтому Кари сгибала и разгибала его пальцы, возвращая им чувствительность и подвижность. – Брат, – тихо ответил он, а потом, поколебавшись, добавил: – И жена. – Жена? – поразилась Кари. – Ты же вряд ли старше меня, ты успел жениться? – Мне девятнадцать. В Асгарде в таком возрасте уже создают семьи. Она вздохнула, отпустила его правую руку и взяла левую. – Наверное, она чудесная девушка… «Самая лучшая», – подумал Зигфрид, но вслух этого не произнёс. Но на его память эти слова подействовали, как пароль: он вдруг вспомнил глаза леди Хильды, её серебристые волосы, её мягкую улыбку, тепло её рук. Вспомнил даже то, о чём приказал себе не вспоминать: темноту, скрип кровати и шелест простыней, робкие, но нежные прикосновения и почему-то пахнущую яблоком кожу. Вспомнил, как она просила его называть её по имени, а он не мог. Они перед лицом Одина принесли брачные клятвы, они отдали друг другу всех себя, а он так и не отучился называть её «леди Хильда»… Зигфрид отвернулся, надеясь, что Кари не прочтёт все эти воспоминания в его глазах. Это было слишком тайное и личное, чтобы делиться пусть и с очень милой, но всё же случайной в его жизни девушкой. – Твой брат похож на Бьорна? – спросила она. – Я заметила, как вы хорошо поладили, ещё думала, что, наверное, у тебя есть младший брат… Зигфрид усмехнулся. Ему действительно нравился Бьорн – он чем-то напоминал самого Зигфрида в детстве. Зигфрид не был так серьёзен и не так сильно любил читать, но в глубине души что-то общее с этим мальчиком ощущал и не сомневался, что тот вырастет в довольно похожего на него юношу. – У меня старший брат, так что, скорее, я сам похож на Бьорна, – отозвался он. – А ещё там, в Асгарде, я командовал четвёркой мальчишек, младшему из которых было тринадцать, а старшему – пятнадцать, так что я натренировался общаться с подростками. – Ты кем-то командовал? – удивилась Кари. – Расскажи! Мы тут про Асгард почти ничего не знаем, а интересно ведь. Вас пятеро было, и ты главный, да? Вместо того, чтобы оборвать её – «Какая разница, всё равно сейчас они все мертвы» – Зигфрид зачем-то заговорил. Наверное, несмотря на все деловые отношения, что связывали его с другими Воинами Бога, они все привязались друг к другу, и теперь так проявлялась его тоска по ним. – Нас было семеро, это постоянное количество защитников Асгарда. Тор и Сид просто старше, ближе ко мне по возрасту, но из них няньки были аховые, так что приходилось с младшими мучиться в основном мне. И если тихий Миме проблем не доставлял, то Хаген, Альберих и Фенрир – сущее наказание… И да, я пытался быть главным, насколько мог. – А сейчас, когда ты здесь, кто ими командует? – безо всякой задней мысли спросила Кари. Зигфрид осёкся. – Мы проиграли, – ответил он. Она захлопала голубыми глазами. – И что? Он замолчал, не зная, как объяснить ей то, что произошло в Асгарде. Он и сам, если честно, не совсем понимал, почему ареной битвы между Афиной и Посейдоном стал именно Асгард. Если бы не эти два бога, он бы до сих пор был дома. И если бы не они, никто бы не погиб. – Ты веришь в богов? – спросил после паузы. Кари пожала плечами. – Отец атеист и нас с братом воспитывает так же. Я слышала, в Асгарде все язычники, верят в Одина и пантеон древних богов, но у нас тут лютеранская церковь в посёлке. А почему ты спросил? Зигфрид не ответил. Он был слишком слаб, чтобы заниматься какой-либо деятельностью, поэтому всё время, пока не спал, не разговаривал с Кари или Арне или не слушал читающего ему вслух приключенческий роман Бьорна, он тратил на воспоминания. Перебирал их, как драгоценности в шкатулке, как Сапфиры Одина – величайшее сокровище. Вот ещё жив отец, и он рассказывает им с Зигмундом о том, к какому великому роду они принадлежат. Зигмунду скучно, он корчит рожи каждый раз, когда отец отворачивается, и Зигфриду приходится тратить всю свою крошечную силу воли на то, чтобы не рассмеяться. Он бы хотел, чтобы брат перестал гримасничать: пусть Зигмунду скучно, но ему, Зигфриду, очень даже интересно, ведь не зря он сам носит имя прославленного предка… Вот похороны отца. Зигмунд держит его за руку, и Зигфриду хочется реветь, но он знает – он не имеет права плакать. Теперь они с братом остались вдвоём, он маленький, но и Зигмунд ещё совсем не взрослый, и он больше не может плакать – не может взваливать на брата ещё и это. Но тот непостижимым образом понимает его, обнимает, прижимая к себе, и, уткнувшись носом в его плечо, Зигфрид всё-таки всхлипывает… Вот леди Хильда молится Одину, и Зигфрид ощущает, как нисходят на него покой и радость. Брат стоит рядом, его лицо красивое, вдохновлённое, и Зигфрид знает, что сам он выглядит так же. Но, в отличие от брата, вряд ли он так возвышенно воспринимает именно молитву. Если заглянуть в глубину души, в самый тайный её уголок – скорее всего, вовсе не Один повинен в его настроении, и вспоминать он будет не статую Одина – а тонкую девичью фигурку в светлом платье… Вот леди Хильда касается пальцами его щеки, отводит в сторону непослушную прядь и шепчет на ухо – так тихо, что ему приходится напрягать слух, чтобы расслышать её слова. Она говорит о том, что он и так знает – что жрица Одина не должна принадлежать земному мужчине, что все её помыслы должны быть устремлены лишь к её богу, поэтому если жрица влюбляется и хочет выйти замуж, она должна сперва подготовить себе замену и передать пост другой. «Но разве Один против любви, а супруга его Фригг не хранит семейный очаг?» – спрашивает леди Хильда с сомнением, и Зигфрид не знает ответа на этот вопрос, он знает только, что сладко замирает сердце, и пусть его осудят брат и жители Асгарда – он не может отдать её другому. Даже если этот другой – сам Один… Вот леди Хильда воздевает копьё… Нет. Об этом Зигфрид тоже запретил себе вспоминать. Он всецело верил в Святых Афины, знал, что они нашли способ спасти леди Хильду и Асгард – ведь если бы это было не так, слухи о разрушении Асгарда и таянии льда уже дошли бы до этого посёлка. Он знал, что брат и леди Хильда живы, знал, что рано или поздно вернётся к ним – и не хотел вспоминать плохое. Пусть лучше хорошие воспоминания дарят ему волю к жизни и к выздоровлению, а воспоминание о леди Хильде в тёмном платье и копье в её руках будет навсегда похоронено в глубинах памяти. Иногда он прислушивался к Космо. Никаких странных или пугающих всплесков со стороны Асгарда не доносилось, и это тоже успокаивало. Зигфрид перебирал воспоминания, черпая в них надежду когда-нибудь вернуться домой.