***
— Ставлю новые кисти от «MAC», что Лиса засматривается на фотографа! — Красимира начала пищать сразу, как вся шайка зашла в комнату, а за Алисой закрылась дверь. На кровати около двери сидела совершенно домашняя Вероника. Эта девушка, похоже, не любила шумные празднества. В руках у новой знакомой подруг была толстая книга. — Погуляли? — увидев соседок, Ника улыбнулась. Мельникова раздражённо отмахнулась от, по её мнению, глупых вопросов девушки. — Мирочка, ты же знаешь, что если много пиздеть будешь, будет плохо? — улыбаясь, Мельникова саркастично погладила лучшую подругу по голове. — Я тоже тебя люблю! — Мохова, жеманно улыбаясь в ответ, лениво сняла косуху, обнажая худые плечи. — Лиса, признайся, у тебя как от герыча осознание реальности пропадает, когда этот фотограф появляется, — разглагольствовала уже лежащая на кровати Европа. — Я, если что, тоже заметила! — из-под койки выглядывала только задница Доры, которая пыталась достать из чемодана свои любимые тапочки. — Да суки-и-и… Ненавижу, — прошипела Мельникова и прямо в шортах и в футболке легла в кровать. — Я, видимо, лишняя… — грустное подытоживание Вероники прервал командный голос Васильевой. Подростки выскочили в коридор. — Семёрочка! Ну и шестёрочка… Огоньков у вас не будет, всем надо выспаться! У вас есть час, чтобы сходить в душ, умыться, почистить зубы и лечь в кровать! В одиннадцать отбой! Иначе лично введу кровопролитие! — такую родную многим речь рыжеволосой девушки подростки наградили щедрыми аплодисментами и свистом, чем вызвали у вожатых смех.***
Настя в последний раз зашла в общий девичий туалет на этаже. У самой последней раковины, под небольшим окошком стояла Алиса. Девушка, лениво двигая щёткой во рту, буравила своё отражение. Тёмно-синий кафель обжигал холодом. Из приоткрытых маленьких окон тянуло свежестью. — Лиса… Ты чего? Пять минут до отбоя, — у барменши был сиплый, усталый голос. Мельникова как-то безразлично взглянула на вожатую, после чего недоверчиво покосилась на экран телефона. — Шесть, — отрезала Девочка-Пиздец, сплёвывая ментоловую белую пену. — Что опять? — культуролог недовольно искривила губы, скрестила руки на груди и перенесла вес тела на правую ногу, отводя в сторону бедро. — О чём ты? — будто играя, ответила Лиса. Девушка погоняла во рту водопроводную воду, сплюнула остатки пены и оскалилась, смотря на себя в зеркало, разглядывая ряд не очень то и идеально белых и ровных зубов. — Не знаю, мне иногда кажется, что по одному твоему дыханию могу уловить что-то, — Васильева горько усмехнулась, подходя ближе к Мельниковой. — Потому что знаешь меня лучше других… Русоволосая особа обернула зубную щетку, пасту и какой-то скраб для лица в полотенце, оставила все эти приблуды на давно остывшем подоконнике и медленно подошла к барменше. Вдох-выдох. Девушки встали рядом, приобнимая друг друга, смотря на своё отражение в длинном зеркале. — Просто пообещай, что рано или поздно всё расскажешь, даже если это сущий пустяк, — буквально взмолилась Настасья. — Обещаю, — прошептала Лиса, будто боясь, что её ещё кто-то услышит. В туалете они были одни. Рыжая, крепко обнимая Мельникову за плечо, гипнотизировала отражение. — Не жалей его. Он здесь, а значит, что вы — одно целое. Один механизм. Пусть вырабатывает. Слова Оли. Разве не так? Наставление всем вожатым. Даже я помню, — шептала Девочка-Пиздец, наслаждаясь золотым блеском рыжих волос в зеркале. Васильева устало улыбнулась, но промолчала, потому что не могла обещать, не могла взвалить всё на Порчи. — В кровать, на три, — попросила вожатая, отпуская Лисицу из объятий. Музыкантша забрала вещи с подоконника и покинула туалет. — Спокойной ночи, лисёнок, — сама себе проговорила Васильева, зная, что Мельникова это почувствует. Чёрт возьми, как же она её любила. Как младшую сестру. Этот маленький, но уже такой опасный огонёк. И ради такого ребёнка не грех было и горы свернуть. Только вот Лиса перед миром уже давно не ребёнок.***
Дарио бросил напуганный взгляд на свою напарницу. Васильева положила почти невесомую руку на широкое мужское плечо. «Давай, я в тебя верю». И он пошёл. Это было так странно. Битмейкер переходил из комнаты в комнату, желая мирно лежащим в кроватях подросткам спокойной ночи, получая самые искренние улыбки и объятья. И Порчи это чертовски нравилось. Мужчина от макушки и до пят был благодарен Насте за такую возможность. Ведь если бы не она, он бы никогда не узнал такого счастья. — В восемнадцатой даже не шептались. Я зашёл, а они уже все спят, — Дарио не спеша вышел из тёмного коридора в уютный освещённый холл, где на диване сидела Васильева. — Шайка что-ли? Да ну… Странно, — на лице у Насти появилась усталая улыбка. — Шайка? — рэпер прищурился. — Лисья шайка. Алису все зовут Лисой, а её подружки — её верная шайка. Не знаю. Как-то привязалось, — улыбаясь, рыжая опустила взгляд на колени. — Там… Вместе с Алисой… М… Мира? — опускаясь на диван рядом с напарницей, начал рэпер. — Брюнетка? Да, Мира. Красимира, — одобрительно начала кивать вожатая. — Она, — брюнет сделал паузу и, не удержавшись, прыснул от смеха, — не на своём месте. С Лисой спит. — Вот дурочки… Не парься. Это сложная схема. Из них четырёх Алиса и Мира прямо самые лучшие подруги. Они в лагере всегда вместе спят, сколько бы я их не разгоняла, ночуют часто друг у друга. Лиса с Мирой была знакома ещё в детском саду, они с ней обе с Пушкина. А с Женей и Дашей, одна из которых с Питера, а другая с Петергофа, познакомились в школе. У Алиски с Красимирой связь особая. Ты ничего не подумай. Это скорее защитная реакция. Всегда вместе, чтобы не сдохнуть. Не тепличные девочки. Всё на инстинктах. С завтрашнего дня нужно будет разгонять, хотя это и бесполезно… Не парься, — закончила Анастасия, опрокидывая голову на широкое мужское плечо. Дыхание у Виейры было размеренное, спокойное, убаюкивающее. — Ты спать идёшь? А я дежурю? — переспросил битмейкер. — Нет. Иди на боковую. Я посижу. Тебе надо выспаться, — Васильева заглянула в такие знакомые мужские глаза и улыбнулась. Её левая рука соскользнула на диван. Тонкие женские пальцы коснулись широкой мужской руки. Вдох-выдох. Вдох-выдох. — Ты уверена? — поднял брови брюнет. — Иди спать, — отрезала вожатая. И он ушёл, оставив напарницу в одиночестве. Рыжая перевела дыхание и уставилась в темноту длинного коридора перед ней. У барменши позорно срывало башню, когда она только видела своего друга. Васильева умела держать себя в руках. Умела не делать из себя героиню мелодрамы. Умела забивать и вырабатывать на полную. Вечная жертва. Героиня другого жанра фильмов. А он был не из её мира. Спустился откуда-то с небес, хоть по факту и был ребёнком улиц гетто. Но теперь, с высоты его двадцати с лишним лет, они были не парой. Просто друзья. Такие, как они, скорее вытворяют всякую фигню, чем романтично смотрят, обнимаясь, на закат. Грустно. И Настя всё это понимала, но всё равно продолжала делать из себя жертву, мутируя в ту самую тёлку из мелодрам. Вопреки словам Алисы она отправила рэпера спать. Дура. Аукнется тебе ещё это.