Жизнь за Ареной

POV Эффи На то, чтобы привести весь дом в нормальное состояние ушел не один день. К вечеру, мы буквально валились с ног, засыпая только добравшись до кровати. Зато, через несколько дней наш дом засверкал чистотой. Жизнь потекла своим чередом. Поначалу Хеймитчу было тяжело без спиртного. Он несколько раз срывался. Так хотелось накричать на него, пристыдить, но видя утром его виноватое лицо, я не могла сделать ничего, кроме как обнять любимого. Как ни странно, это подействовало даже лучше. Хеймитч стал сдержаннее. Если и выпивал, то немного и редко. Меня это безумно радовало. Наше тихое и спокойное существование не нарушали никакие происшествия, пока я не приболела. Точнее, это я вначале подумала, что чем-то отравилась, но вскоре поняла, что так долго тошнить от испорченного сыра не может, к тому же, вскоре я заметила и другие изменения, происходящие в моем организме. В общем, я поняла, что жду ребенка. Вот только как об этом сказать Хеймитчу, я не знала. Все произошло как-то само собой. В один из вечеров, Хеймитч, нервничая и запинаясь, попросил меня стать его женой. Честно сказать, не ожидала от него такого предложения, но естественно согласилась. Когда он, наконец, расслабился и успокоился, я огорошила его еще одной радостной новостью. Никогда не забуду лицо любимого, когда я сообщила, что у нас будет ребенок. Ступор, завладевший моим дорогим женихом на пару минут, сменился безумной радостью. Вскоре мы поженились. Никакого пышного торжества, кучи гостей и прочих атрибутов Капитолийской свадьбы не было, мы просто тихо расписались, отпраздновали в тесном семейном кругу с Китнисс и Питом. Пит, правда, приготовил и украсил для нас торт, который мне безумно понравился. А еще мы соблюли традицию Двенадцатого Дистрикта с хлебцем. Надо было видеть счастливое лицо Хеймитча. Хотя, я, наверное, светилась от радости не меньше, чем мой теперь уже супруг. Хеймитч настаивал на том, чтобы съездить в столицу, чтобы меня осмотрел врач, но я отказалась. Мне очень не хочется возвращаться в этот город, пусть даже на пару дней. В итоге мой любимый нашел мне врача в Двенадцатом. Оказалось, что одна из жительниц Тринадцатого Дистрикта, устав от подземелья, а заодно влюбившись в жителя Двенадцатого, переехала жить к нам в дистрикт. Миранда была в Тринадцатом врачом и, поселившись в нашем городе, заменила на этом поприще маму Китнисс, так и не нашедшую в себе силы вернуться. Осмотрев меня, Миранда сообщила, что с моим здоровьем и здоровьем малыша все в порядке. Правда, у нее под рукой нет высокотехнологичного оборудования, как в Капитолии, или в Тринадцатом, но знания ее до сих пор при ней. В итоге, она дала мне несколько советов, соблюдать которые мне не составило труда. Во-первых: чаще бывать на свежем воздухе и гулять. Я итак все время дышу чистым воздухом и часто гуляю с Хеймитчем у кромки леса. Во-вторых: правильно и разнообразно питаться. Ну, с этим проблем тоже нет: у Хеймитча достаточно денег, чтобы обеспечивать семью, к тому же, Китнисс часто балует нас свежим мясом, добытым на охоте. Теперь я понимаю девушку: свежая дичь действительно самое вкусное мясо. А дома есть все, что только душа пожелает, ведь с тех пор, как Хеймитч узнал, что я беременна, он очень внимательно следит за тем, чтобы продукты в доме не переводились. И вообще, он стал таким заботливым и внимательным, терпит все мои капризы. Однажды, в тот период, когда меня уже перестала мучить утренняя тошнота, а на смену ей пришли странные спонтанные пожелания в еде, мне вдруг безумно захотелось жареную белку по рецепту Пита. Я пробовала мяса этого зверька только один раз, и мне не очень понравилось, но будучи беременной, так сильно захотела это блюдо, что ни на что другое смотреть не могла. Бедняга Хеймитч уговорил Китнисс пойти на охоту. Девушка почти полдня бродила в лесу, выискивая белок, которые как нарочно все попрятались. Все полдня я ходила за мужем чуть ни по пятам и ныла, что хочу есть, но на предложение съесть пока хоть кусочек булочки, говядины или какой-нибудь фрукт, отвечала решительным отказом. Когда к нам пришла Китнисс и с видом выполнившего обязательство должника поставила на стол тарелку с белкой, я чуть не расплакалась от радости. Наверное, в тот момент в моих глазах отражалось такое безграничное вселенское счастье, что спустя пару минут, хмурая, уставшая Китнисс заулыбалась, глядя, как я терзаю тушку бедного животного, отрывая куски мяса прямо руками. Девушка даже пошутила, что беременность лишает меня хороших манер. Хеймитч громко рассмеялся на это ее замечание. А мне, честно сказать было все равно. Я просто наслаждалась безумно вкусным жареным мясом. Кстати, после этого случая я больше ни разу не ела бельчатину. Беременность протекала без каких-либо осложнений, но Хеймитч все равно очень переживал. Так забавно было наблюдать, как он волнуется из-за любой мелочи. Помню, как впервые почувствовала шевеление моего малыша. Мы с Хеймитчем сидели на полу в гостиной. До этого, я долго не могла найти удобное положение и, наконец, примостилась, привалившись всем весом к Хеймитчу, который обнял меня со спины, положив руки мне на живот. Я сложила ладони поверх рук мужа и, откинув голову на его плечо, слушала его размеренное дыхание, когда почувствовала толчок, как раз в том месте, где была рука Хеймитча. Мужчина, шептавший мне на ухо о том, как любит нас с малышом, замолк. Мы вместе сидели и прислушивались к своим ощущениям. Я впервые почувствовала, как мой малыш двигается во мне. Еще больше радости я испытывала от того, что мой любимый почувствовал это впервые одновременно со мной. - Чувствуешь? – улыбаясь, произнесла я. - Да, - с каким-то незнакомым мне трепетом в голосе, ответил он и погладил мой огромный живот. С этого самого дня моя относительно спокойная жизнь закончилась. Теперь что бы я ни делала и куда бы ни ходила, мой малыш всюду напоминал о себе то легкими толчками, то настолько сильными пинками, что я чуть не вскрикивала. Через пару недель Миранда сообщила, что мой малыш достаточно вырос, чтобы можно было услышать его сердцебиение. На очередной осмотр она принесла с собой какую-то воронку, сообщив, что это поможет ей услышать сердечко моего ребеночка. Хеймитч ждал за дверью нашей комнаты, пока Миранда проводила уже привычные для меня процедуры: измеряла окружность живота, его высоту и проводила прочие измерения. Затем она попросила меня полежать спокойно и начала приставлять к моему животу ту самую воронку и прислушиваться. Вначале она спокойно слушала, но потом вдруг ее лицо из умиротворенного и светлого стало задумчивым и серьезным. Я забеспокоилась. - Что-то не так? Миранда жестом попросила меня помолчать. Да какое тут помолчать? У нее такой вид, как-будто случилось что-то страшное. - Миранда, что с моим малышом? – почти захныкала я. - Тихо! Ты начинаешь нервничать, твое сердце стучит сильнее, и я не могу расслышать их сердцебиения, - рявкнула врач. - Как мне не нервничать, когда… стой… их? Ты о чем? – пытаясь приподняться, спрашиваю я. Видимо отчаявшись закончить работу спокойно, Миранда тяжело вздохнула и помогла мне сесть. - Эффи, я услышала два сердечка, - сообщила Миранда, глядя мне в глаза. Наверное, на моем лице было написано глубокое непонимание всего происходящего, потому что Миранда, засмеявшись, выпалила: - У тебя будет двойня, Эффи! Боже! Двойня! Двойные хлопоты, двойные заботы, двойные проблемы и двойное счастье, которое, несомненно, перевешивает сотни других аргументов… - Ты уверена? – осторожно уточняю я. - В принципе, да, но для твоего спокойствия, могу послушать еще раз. Хотя не различить было невозможно. Они лежат как-бы валетом и сердечки слушаются в разных местах. Спутать я не могла. Давай, ложись, - командует она. Я послушно легла и замерла, пытаясь дышать ровно и спокойно, чтобы Миранде было проще. - Ну вот, все точно. Поздравляю! Тебя ожидает двойная радость, - сообщает Миранда, после того, как помогает мне встать. Я на радостях обняла врача и по совместительству – подругу. После осмотра, мы вышли из комнаты вместе. На вопросительный взгляд Хеймитча, Миранда лишь хитро улыбнулась и ушла. С минуту муж буравил меня взглядом, а потом не выдержал: - Ну, как дела? - Хеймитч… в общем… - начала я, заметив, как лицо мужа приобретает настороженное выражение, - у нас будут двойняшки, - глупо улыбаясь, сообщила я. - Как? Ты серьезно? - Конечно, любимый. - Я… это просто… счастье, - наконец выговаривает Хеймитч и обнимает меня. Как и предупреждала Миранда, носить сразу двоих малышей нелегко, хотя, подозреваю, что и одного выносить непросто. С каждым днем я все больше походила на колобка. Впереди меня теперь идет мое пузо, а потом уже и я сама. В последние месяцы я вообще присвоила себе обувь Хеймитча, потому что в свои ботинки я больше не влезаю из-за отекших ног. Ночью я сплю очень беспокойно: то мне холодно и я жмусь к мужу, то жарко и мало места, и я чуть ли не спихиваю его с кровати. Иногда я начинаю размахивать во сне руками и ногами, и бедняге Хеймитчу приходится терпеть мои довольно сильные удары. Хорошо, что ему больше не снятся кошмары, иначе он бы уже давно принял меня за нападающего переродка и врезал во сне как следует. Хотя мне итак достается от моих еще не родившихся малышей. Они такие активные, так сильно пинаются. Приближается годовщина победы революции и Плутарх решил озарить наш скромный дистрикт своим присутствием, сообщив Китнисс, что приедет взять интервью у всех, кто имеет отношение к восстанию. Хорошо, что меня это не касается. Хотя, Плутарх может вспомнить про свою задумку, насчет интервью с воскресшим сопроводителем знаменитых несчастных влюбленных. Честно сказать, я уже так привыкла к тихой размеренной жизни в нашем скромном доме, посиделкам с Китнисс и Питом, домашним делам, которые даже в радость, когда выполняешь их для своей любимой семьи, которую пока составляет пока только мой любимый Хеймитч, что не хочу ничего, что напоминало бы мне о прошлом. Хеймитч как-то раз спросил, не скучаю я по Капитолию. А по чему скучать? По тому погрязшему во лжи и фальши городу, где каждый прячется за маской лицемерного сострадания и участия, на самом деле не испытывая ничего, кроме безразличия и желания вкусно поесть и сладко поспать. Ах да, еще посмотреть на досуге какое-нибудь захватывающее зрелище, желательно с убийствами, кровью и страданиями людей. В этом городе я не была счастлива, все, что было у меня там – это одиночество и страх. Или, может, мне стоило бы скучать по тому Капитолию, который появился после того, как власть захватили повстанцы? Правительство, может и изменилось, но не люди. Мне кажется, что большинство жителей Капитолия настолько погрязли в своих злости и эгоизме, что не способны увидеть очевидного: все, чем они дорожат, не больше, чем пыль. Может, когда-нибудь, через несколько поколений что-то изменится, люди станут другими, но не сейчас. У меня до сих пор всплывают перед глазами сцены, в которых голодные, замерзшие детишки-беженцы просятся в дома живущих в центре, чтобы погреться и переночевать, а перед их носами захлопывают двери или, и того хуже, спихивают несчастных со своих ступенек, чтобы те поскорее убирались прочь. Мне иногда кажется, что все время, что я провела в Капитолии, не больше чем плохой сон, что я всегда жила в Двенадцатом, в котором я нашла свой дом. Да, мне потребовалось достаточно много времени, чтобы понять, что мой дом здесь, в Двенадцатом Дистрикте, с любимым мужем и нашими еще не родившимися детьми, с Китнисс и Питом, которые стали для нас с Хеймитчем родными, но теперь, я никогда не променяю его ни на что другое. День победы революции подошел слишком быстро. Плутарх попросил Хеймитча встретить его на стройке нового завода, на котором будут производить лекарства. Мне с утра было как-то не по себе, но я решила ничего не говорить мужу, чтобы не тревожить его. После ухода Хеймитча я почувствовала тянущую боль внизу живота. Затем последовала настолько сильная боль, что я на несколько секунд потеряла дар речи. Присев на диван в гостиной, я впилась в подлокотник рукой и, стиснув зубы, перетерпела первую схватку. Правду говорила Миранда, что я сразу пойму, когда все начнется. Хотя, по идее рожать мне полагается только через две недели, Миранда предупреждала, что роды могут быть досрочными, потому что с близнецами такое часто бывает. Когда боль прошла, я немного расслабилась, но ненадолго. Примерно через пять минут боль вернулась и не отпускала дольше. Как только боль временно прошла, я добралась до телефона и набрала номер Китнисс: - Китнисс, найди Миранду. Я рожаю, - заорала я в трубку, чувствуя новую волну боли. - Что? Как? Сейчас… Я положила трубку на место и опустилась на диван. Стоило бы пойти в спальню, но у меня нет сил. Через несколько минут дверь в дом с грохотом распахнулась. На пороге появилась Китнисс. В ее глазах читался неподдельный испуг. Не думала, что человек, в шестнадцать лет победивший в Голодных Играх, а в семнадцать ставший символом революции, может так перепугаться, увидев рожающую женщину. - Где Миранда? Ты что сама собираешься у меня роды принимать? – говорю я почти спокойно, так как схватка закончилась. - Пита послала за врачом. Он меня отправил к тебе, сказал, чтобы я побыла с тобой, пока не придет Миранда. Вдруг тебе помощь понадобится. - Ты сейчас в таком состоянии, что тебе самой может помощь понадобиться, - бурчу я и замолкаю, ощущая приближение новой волны боли. - Мне уйти? – зло отвечает Китнисс. Тоже мне, нашла время для шуточек. - Помоги до спальни добраться, - прошу я, во время небольшой передышки. Что-то мне подсказывает, что все происходит слишком быстро. Я конечно не профессионал в этом деле, но знаю, что роды обычно длятся дольше. Хотя я слышала и о быстрых и даже стремительных родах. Скорее бы Миранда пришла. С ней мне будет спокойнее. Китнисс помогает мне добраться до кровати и лечь. Я лежу и считаю продолжительность схваток, как учила Миранда. Пока интервал довольно большой. Китнисс нервно прохаживается по комнате. Наконец, в комнату влетают Миранда и Сэй. Миранда выталкивает Китнисс за дверь, требуя принести чистые полотенца и теплую воду. Насколько я поняла, Сэй будет помогать Миранде. Врач открывает принесенный с собой небольшой чемоданчик и ставит его на тумбочку рядом с кроватью. Я рада. Так мне даже спокойнее. Через некоторое время Китнисс заносит все, что просила врач и быстро уходит. Миранда вкалывает мне обезболивающее. В промежуток между схватками я спрашиваю у Миранды, не слишком ли быстро все происходит. Подруга успокаивает меня, сообщая, что так бывает и ничего страшного в этом нет. В скором времени у меня начинаются потуги и Миранда командует мне, когда тужиться, а когда просто дышать. Честно сказать, не знаю, что бы я делала без нее. Она великолепный врач. Теперь мне кажется, что время тянется мучительно долго, хотя Миранда уверяет меня, что это не так. Наконец, после очередной потуги я ощущаю облегчение. Комнату оглашает громкий крик. - Девочка! – сообщает Миранда, обтирая младенца. - Дай мне, - бормочу я. Миранда кладет мне на грудь маленький сверток. Я улыбаюсь, разглядывая красное сморщенное личико моей дочурки. Начинается новая схватка. Миранда забирает у меня дочь. - Сэй, отнеси папочке, пусть погреет пока. И предупреди, что малышка может забыть дышать, пусть внимательно смотрит за ней. Твои руки мне еще понадобятся, - командует Миранда, и ее помощница уносит мою малышку из комнаты. - Как это, забыть дышать? – обеспокоенно спрашиваю я во время передышки. - Такое бывает у новорожденных. Их организм еще не приспособился к жизни вне материнской утробы, где не приходилось прилагать каких-либо усилий, чтобы дышать или питаться, ведь всем необходимым ребенка обеспечивает кровь матери. Поэтому после рождения дети иногда внезапно перестают дышать. В такие моменты, нужно просто пошевелить их и они снова начинают дышать. Ты не волнуйся, это нормально. В комнату возвращается Сэй и подготавливается к рождению второго ребенка. Теперь мне намного легче. Второй малыш рождается всего через несколько минут после дочери. - Мальчик! Как по заказу, – восклицает Сэй, заворачивая младенца в пеленку, пока Миранда набирает в шприц прозрачную жидкость. - Дай мне его, - прошу я, занимая полу сидячее положение. Сэй осторожно подает мне сына. Я прижимаю теплый сверток к себе, улыбаюсь, до сих пор до конца не веря своему счастью. Миранда вкалывает мне какое-то лекарство. Сэй прибирается в комнате, вытягивает из-под меня предусмотрительно подстеленные Мирандой клеенку и дополнительную простынь, укрывает меня вместе с сыном одеялом. - Пойду, папочке сообщу. Сэй уходит. Миранда возится со своим чемоданчиком. А я не могу оторваться от маленького свертка, шевелящегося в моих руках. Через пару минут входит Хеймитч с дочерью на руках. Улыбаюсь. Я много раз пыталась представить его с ребенком на руках, но видеть это вживую несравнимо ни с чем. - Дай мне, - прошу я. Он присаживается рядом со мной и аккуратно дает мне дочь. Мои детки… они оба со мной. До сих пор не верится, что еще меньше часа назад они были частью меня, а теперь мои малыши рядом. Я могу прикоснуться к ним, поцеловать. Глаза разбегаются, не знаю, куда смотреть: на дочь, на сына или на счастливое лицо мужа, озарившееся радостной улыбкой, когда сынишка ухватил его за палец крошечной ручкой. Какое же это счастье, быть рядом со своей семьей. Но тут я замечаю столпившихся у стены толпу гостей. Вения, Октавия и Флавий словно ждали какого-то условного знака. Все трое моментально прослезились и начали наперебой поздравлять меня и моего мужа. К ним присоединились Плутарх, Пит и Китнисс. Только сейчас я заметила, что нас снимают на камеру. Плутарх и тут не может жить без съемок для своего шоу. Хеймитч, кажется, тоже только сейчас обратил внимание на незваных гостей. - Ребята, вам не кажется, что вы тут лишние? – глядя на Плутарха, поинтересовался мой супруг. - Так! Мамочке нужно отдохнуть! И вообще, я только Хеймитча позвала. Ну-ка быстро все вышли! – скомандовала Миранда. Вскоре в спальне остались только мы с Хеймитчем и наши дети. Муж нежно поцеловал меня и прошептал: - Я люблю тебя! - А я тебя! - Вы – самое дорогое, что есть в моей жизни. Вы – мое счастье! - Наша семья… это самое главное. Наше счастье. Хеймитч? - Что? – приглаживая мои растрепанные волосы, спросил мой любимый. - Я не хочу, чтобы наше счастье, наш уютный мир стал достоянием всего Панема. - Ты читаешь мои мысли. Я поговорю с Плутархом, - ответил он. Дочка заворочалась и запыхтела, пытаясь найти источник питания. Конечно, видеть меня без одежды для Хеймитча не впервой, но, он видимо решил не мешать моему уединению с детьми, ну или просто решил, что с него на первый раз достаточно впечатлений. В любом случае, я благодарна ему за то, что позволил мне первый раз покормить малышей без лишних глаз, пусть даже любимого человека. Плутарх, конечно, заявился не вовремя, но есть и плюс в его неожиданном визите. Благодаря его страсти к телевидению, у нас теперь есть видео, на котором запечатлен промежуток времени от момента, когда все собрались в нашей гостиной, узнав, что у меня начались роды, и до того, как Миранда выгнала съемочную группу во главе с Плутархом из моей спальни. Оказалось, Плутарх скомандовал начать съемку, и оператор заснял, как мой благоверный полчаса нарезает круги по гостиной, мельтеша перед носами тех, кто все же нашел в себе силы посидеть спокойно. Ну, относительно спокойно, учитывая, что Китнисс за это время успела сгрызть себе все ногти, а Пит все полчаса выстукивал на подлокотнике дивана какой-то странный неровный ритм. А еще я впервые увидела слезы Хеймитча. Когда у меня начались схватки после рождения дочери, Сэй вынесла мою девочку и попросила Хеймитча погреть малышку своим теплом, потому что, как объяснила Миранда, новорожденные какое-то время приспосабливаются к новой среде, в первые часы после рождения слишком сильно теряют тепло и могут замерзнуть, если рядом не будет организма, вырабатывающего тепло, даже если будут завернуты в теплые вещи. К тому же, учитывая еще и то, что малыши родились немного раньше, Миранда попросила присматривать за ними особенно внимательно в первые пару часов, потому что новорожденные могут забывать дышать. В тот момент, когда Сэй осторожно передала малышку отцу и поправила его руки, чтобы он правильно держал дочь, оператор взял крупный план и очень четко снял лицо Хеймитча, из глаз которого катились слезы счастья. Подумать не могла, что мой любимый способен быть таким сентиментальным. Я сама расплакалась, когда смотрела видео через несколько дней после отъезда команды Плутарха. Хеймитч уговорил Плутарха отдать видео нам и не транслировать его. Убедить Хевенсби было нелегко. Он до последнего уговаривал моего мужа позволить выпустить в эфир программу с лозунгом: «Игры закончены, жизнь продолжается!» или что-то в этом роде, но мой дорогой супруг справился. После отъезда Плутарха, мы с Хеймитчем начали постепенно привыкать к нашей новой жизни. Теперь нас уже не двое. Теперь у нас полноценная семья. Моя жизнь словно разделилась на «до» и «после». В жизни «до», до того, как я переехала в Двенадцатый, у меня была единственная радость – любовь к Хеймитчу, которую мы оба вынуждены были скрывать и мучиться от тоски друг по другу. В жизни «после» у меня есть любимый муж, дети, счастливая спокойная жизнь, дом, где я могу быть самой собой, не пытаясь скрываться за глупой маской, не боясь быть непонятой. Дочку мы назвали Лилиан, а сына – Кристофер. Хеймитч не захотел никаких вычурных имен. Да и я подумала, что с обычными красивыми именами им будет проще жить. С тех пор, как в моей жизни появились два маленьких чуда, мне пришлось навсегда забыть о том, что такое расписание. Поначалу мне было тяжело: постоянно повторяющиеся действия, которые, как казалось раньше, не приносят никакой пользы, вечная нехватка времени и постоянна усталость. А о том, чтобы что-то планировать и жить по часам, не было и речи. Но теперь я понимаю, какой я была глупой. Ну какое может быть расписание? О каких делах может идти речь, когда две пары маленьких глаз весело выглядывают из кроваток? Как можно думать о том, что тебе пора куда-то идти, когда два маленьких счастья, сверкая очаровательными беззубыми улыбками, тянут к тебе крохотные ручки? Как можно не потерять счет времени, когда ты, забывая обо всем на свете, отдаешься им без остатка, а их папа, тот, ради которого ты до сих пор готова, если придется, проехать на другой конец страны, подходит и нежно обнимает тебя со спины, прижимая к себе? Вот оно счастье: семья, любящий муж, дети. Надо отдать должное Хеймитчу, он очень мне помог и помогает до сих пор. Я, конечно, всегда знала, что он любит меня и наших детей, но не думала, что он возьмет на себя так много обязанностей по уходу за малышами, да еще и будет помогать мне с работой по дому. Он предлагал мне нанять домработницу, но я не захотела, я не люблю, чтобы кто-то посторонний прикасался к моим вещам. В итоге, самый трудный период мы пережили лишь с небольшой помощью Миранды и Сэй, а также Пита и Китнисс. Сейчас нашим малышам по три года. Они так быстро растут. За эти годы мы пережили столько радостных моментов. Все эти незабываемые мгновения: первая улыбка наших детей, их первые слова, первые шаги, первые шалости, первые попытки казаться взрослыми и подражать маме с папой. Я смеюсь, когда мои малыши счастливы и здоровы. Мое сердце разрывается от боли, когда они плачут и у них режутся зубки. Но в любое время я точно знаю, что могу разделить и счастье, и печаль с Хеймитчем. Я знаю, что он чувствует все то же самое. Постепенно он перестал пить совсем. Теперь мы стараемся не вспоминать все плохое, что было раньше. У нас есть наши дети, и друг у друга есть мы. Это все, что нужно. Правда, иногда, Хеймитчу все же снятся кошмары. Он не говорит мне, что видит, но я догадываюсь почему. Ему снится, что он снова один. Несколько раз он приходил посреди ночи в детскую, где я укладывала проснувшихся дочь или сына, обнимал меня и тихо шептал: - Люблю тебя. Ты и дети, вы - моя жизнь. В ответ я целовала его. Мы еще долго стояли, обнявшись, и смотрели на наших спящих деток, потом возвращались к себе и Хеймитч до утра не выпускал меня из объятий. Сегодня у Китнисс день рождения. Хеймитч с утра вынужден был пойти на завод, потому что там появились проблемы в одном из цехов. На мои плечи легла почти невыполнимая задача: собрать детей для похода в гости. - Привет, Эффи! – из прихожей послышался голос Китнисс. - Привет, дорогая! Проходи, - отвечаю я, доставая из шкафа детские вещи, - С Днем Рождения! – поздравляю я, подхожу и целую девушку в щеку. - Спасибо! – говорит Китнисс, - Разве вы с детьми не должны были быть у меня полчаса назад? Ты не записала это в свой ежедневник? Где твоя пунктуальность, Эффи?– усмехается девушка, входя в гостиную. - Вот моя пунктуальность, - отвечаю я, подхватывая на руки пробегающую мимо дочку и звонко целуя ее в пухлую щечку, отчего малышка заливисто смеется, добавляю, - носится по дому без штанов. Натягиваю на вырывающуюся дочку розовые штанишки и отпускаю. Малышка бежит в соседнюю комнату, из которой ко мне топает мой сынишка. Он, радостно улыбаясь, протягивает ко мне ручонки, испачканные синей краской. - А вот и мой ежедневник, который сообщает, что пора в очередной раз переодевать шалуна Криса, - говорю я, поднимая сына на руки и направляясь в ванную. Снимаю с него замазанную синей краской майку, мою ручки и возвращаюсь в гостиную, где Китнисс пытается отвлечь Лили от похода за мной. - А откуда он краски достал? – интересуется Китнисс, привлекая внимание малышки плюшевым медведем. - Твой любимый подарил, чтобы наши красавцы развивали творчество. Вот только Хеймитч вчера не дал мне возможности убрать краски и как видишь, с утра то тут то там появляется очередной тюбик, который мои творческие личности тут же используют по назначению, или не совсем, - заканчиваю я, замечая, как дочь, найдя тюбик с желтой краской, тянет ее в рот. - Не волнуйся, они же не токсичные. Все из натуральных компонентов. Ничего страшного не будет, - успокаивает Китнисс, наблюдая как я, опустив сына на пол, вымениваю у дочери краску на мохнатого зайца, которого на прошлой неделе где-то достал наш любимый папочка. - Все же, мне спокойнее, когда моя дочь ест нормальную еду, а не то, что предназначено для намазывания на холст, - отвечаю я, забрав, наконец, злополучный тюбик и закинув его повыше на тумбочку, опять принимаюсь за сынишку, на которого нужно надеть футболку. Китнисс наблюдает, как я одеваю извивающегося в моих руках Криса. Закончив, целую сына в щечку. Малыш радостно смеется. - А мы к тебе в гости пойдем? – спрашивает Лили. - Да, - отвечает Китнисс. - А Пит дома? – спрашивает Крис. - Да. - А папа на работу ушел, - сообщает Лили. - Да. Его Пит обещал встретить и сразу к нам позвать. Так что собирайтесь поскорее, - отвечает Китнисс. - Ну, пошли. Только учти, если они разнесут тебе дом, я не отвечаю, - смеюсь я. Замечаю, как Лили дергает Китнисс за косу. - Не надо доча. Нельзя так делать, - пытаюсь образумить этого непослушного ребенка, которому папочка позволяет все и всегда. - Да, ничего. Пусть играет. Мне не больно. - И все же. Должны же они понимать что можно, а что нет. - Не в обиду, но они у тебя такие балованные, - смеется Китнисс. - Знаю, но Хеймитча невозможно остановить. - Да, кто бы мог подумать, что он будет таким хорошим отцом. - Он очень любит Лили и Криса. - И тебя. - И я его, - смущаюсь я. - Я рада за вас. Знаешь, я правда рада. Вы сделали друг друга счастливыми. За это стоило бороться. - Да, ты права. Ну что? Пойдем? Что ты, кстати, задумала? - Да, пойдем. Хочу устроить что-то вроде семейного ужина. -Так, дорогие мои, пойдемте, - протягивая одну руку дочери, а вторую – сыну, говорю я. Мы выходим из дома и, обходя кусты примул возле дома Пита, которые за эти годы очень разрослись, заходим внутрь. Как только входим в дом и слышим голоса Хеймитча и Пита, дети бросаются вперед и мчатся в гостиную на голос отца. - Папа! Мы с Китнисс заходим следом и наблюдаем милую картину: дочь и сын повисли на шее Хеймитча, который ловко подхватил их обоих и подтянул к себе на колени. Дети наперебой что-то лопочут папе, который счастливо улыбается. Пит сидит напротив и внимательно наблюдает за этой сценой. Я давно заметила, что парень с какой-то особой нежностью смотрит на наших с Хеймитчем детей, а когда видит, как они играют с отцом или просто обнимают его, мне кажется, он завидует своему бывшему наставнику. Пит безумно любит детей, и я уверена, хочет своих, но Китнисс пока не готова. После всего, через что ей пришлось пройти, это не удивительно. Но однажды, я уверена, она подарит Питу замечательных деток, которых они оба будут безумно любить. А пока, он помогает Хеймитчу вырастить самых избалованных детей дистрикта. После ужина мы еще долго сидим в гостиной и беседуем. Завод по производству лекарств достроили и уже открыли. Теперь там трудится большая часть тех, кто вернулся в родной дистрикт. Вот тут и пригодились знания о целебных травах, которые накапливало ни одно поколение семьи Эвердин. Сама Китнисс, кстати, официально числится на заводе, но в ее обязанности входит прочесывание леса в поисках естественных мест произрастания трав, для того, чтобы потом специалисты могли изучить условия необходимые для роста тех или иных растений и воспроизвести их в парниках, ведь для работы завода необходимо огромное количество сырья, которого не хватит во всем лесу. Хеймитч также работает на заводе, следит за тем, чтобы не было никаких чрезвычайных происшествий и сообщает о работе предприятия в столицу. Кстати, пекарня Пита, обеспечивает хлебом весь дистрикт, который теперь заметно разросся. Сейчас мы выглядим как самая обычная семья, даже несмотря на то, что Китнисс и Пит нам не родные по крови. А ведь когда-то давно я и представить не могла, что мы будем вот так сидеть по вечерам, разговаривать о всяких мелочах, вспоминать события прошлой недели или прошлых лет, обсуждать новости, делиться интересными наблюдениями, пока наши с Хеймитчем дети будут разрисовывать очередной холст Пита всеми цветами радуги. Домой мы засобирались, когда на часах в доме Пита была половина одиннадцатого. Хеймитч подхватил Криса и посадил его на плечи. Сын тут же ухватился за волосы отца, удерживаясь на своей «лошадке». Сонную Лили я взяла на руки. Мы попрощались с ребятами, и пошли домой. Хеймитч приобнял меня одной рукой, в то время как второй – придерживал ножки Криса, чтобы тот, случайно потеряв равновесие, не упал. Лили заснула на руках и даже не почувствовала, когда я переложила ее на кровать. С Крисом пришлось немного помучаться, но и он довольно быстро уснул. Пока Хеймитч звонил Плутарху, чтобы сообщить какие-то новости по поводу завода, я стояла у окна и смотрела на луну, которая была моей спутницей в мои лучшие времена, а также в самые худшие. Я почувствовала, как сильные руки Хеймитча ложатся на мою талию. - Ты не устала? – шепчет он мне на ухо. - Устала, - отвечаю я, улыбаясь. - Тогда может, составишь мне компанию в кровати? - С удовольствием. Закончился еще один спокойный день, и пришла одна ночь из огромного числа дней и ночей, которыми мы еще насладимся вместе. Я знаю, теперь все так и будет до конца времен. Я хочу в это верить. Я хочу надеяться, что ни нам, ни нашим детям и внукам, ни всем последующим поколениям не придется проходить через то, чему нам пришлось стать свидетелями. Пусть эта страница летописи жизни Земли навсегда останется всего лишь историей. Пусть никто и никогда не захочет повторить что-то подобное. Я знаю, в моих мечтах все слишком идеально… я мечтаю об утопии. Но, кто знает, может пережитый ужас хоть чему-то научил людей? Может, теперь мы стали чуточку мудрее и приблизились к тому состоянию, которое зовется «высшим пониманием»? Пусть это глупо, но я все же надеюсь на это. - Эффи? – бормочет Хеймитч, поглаживая меня по руке. - М? – мычу я, открывая глаза. - О чем ты думаешь? - Откуда ты знаешь, что я о чем-то думаю? – улыбаясь, спрашиваю я. - Ты не спишь, но у тебя такое умиротворенное лицо было. О чем ты думала? - О мире. О том, что будет с нашим обществом дальше. Я так хочу, чтобы все было хорошо, - отвечаю я, протягиваю руку к Хеймитчу. Он ловит мою руку и переплетает наши пальцы. - Так и будет. Поверь, - отвечает Хеймитч. Бледный свет полной луны отражается в его серых глазах. Я смотрю на любимого и понимаю, что верю ему. Он всегда мог одним лишь взглядом, одной фразой убедить меня в том, что все обязательно будет хорошо. Я знаю, если Хеймитч верит, то у меня просто нет права сомневаться. Мы всегда будем вместе. Я, он и наши дети, которые сладко спят в комнате напротив. Никто никогда не отнимет у меня мое счастье. - Я верю, - отвечаю я и целую Хеймитча. Он отвечает на поцелуй, прижимая меня к себе. Мне больше ничего для счастья не нужно.