Записки житейского врача

Этот рассказ… Кхм, скорее обычная жизненная история; эта одна с тех историй, которая имеет место в каждом человеке. Они специфические: одни про успех, одни про любовь у всех они разные, но есть у них всегда что-то общее - мы их вечно храним в памяти. Вы когда-нибудь задумывались о помощи другим? Если вы скажете – нет, я вас огорчу – вы явно не я. Я был один с тех, кто не против бы спасти какую-то несчастную жизнь; вырвать её из оков смерти. Как вы уже поняли, я стал медиком. Вы спросите, где твои манеры? Почему не представился? Вы меня простите, но по причинам понятным только мне, мое имя будет утаено. Хорошо, остановился я на том, что стал медиком. На отлично кончил университет Святого Владимира. Скажу вам, это место вызывало двоякие чувства: с одной стороны, прекрасное место для становления отличного специалиста, а с другой – хватало многих проблем, о которых вам лучше не знать; рассказ всё-таки не об этом. Как только прошёл последний день перебивания, меня закинули в больницу местного районного центра, наименования которого, как вы поняли – не назову; думаю, мы договоримся называть его латинской буквой К. Посёлок К, согласитесь, что неплохо звучит? Место было не з самых приятных: медикаментов и рук не хватает, оборудованная нет, а люди имеются, и всем нужна помощь. Среди персонала было две медсестры и один фельдшер. Фельдшера звали Дмитрий Никифорович, а медсестёр – Зоя и Нина Олеговны. Как бы вам описать работу типичного сельского лекаря? Вы, наверно, знаете, что в медики бывают разных специализаций: одни становятся хирургами, другие – акушерами и так далее, а вот сельский… Я скажу, это отдельный случай жизни – вы универсальный. Одному пациенту нужно удалит аппендикс, второму - ¬¬¬принять роды, третьему – выписать лекарство от гриппа. Вот типичный день сельского врача. «Какой ужас!» - скажите вы и будете безупречно правы, но меня особо никто не спрашивал. Я думаю, что сказал достаточно всего, чтобы увести вас в курс дела, и с чистой душой могу перейти к основному рассказу. **** Если мне не изменяет память, это был конец января; то время, когда зима отыгрывается на полную; период, в котором дорогая зимушка чувствует свой фееричный финал, начинает играть последними аккордами. Как вы поняли, погода была бушующая. Одна буря с небольшим перерывом сменяла вторую. В это время, я и весь персонал находились в клинике. Занимались мы различными делами: медсёстры проверяли медикаменты, Дмитрий разбирал какие-то бумаги, а я сидел в кабинете и читал книги по медицине. «А вдруг что-то забудется?» - думал я. Из-за бури на приём никто не приходил, во всей клинике правила мёртвая пустота, это было затишью перед бурей. Когда вихрь успокоилась, я решил выйти на улицу, свежий воздух никому ещё не помешал. Но не успев я этого сделать, услышал за окном крики, в кабинет убежала Зоя. - Скорее не улицу! – кричала она. – Пациент з травмой руки! Я быстрым шагом спустился со второго этажа. Больного уже перенесли в операционную. Как только я вошёл, передо мной на колени бросилась женщина средних лет. - Ради бога! – ревела она. – Ради Господа! Спасите дочь. Она единственная у меня, смысл моей жизни. - Так, быстро успокоились! – приказал я. – От слёз толку не будет. Зоя выведите её с операционной. Посмотрев на стол, было видно лежащую в полусознательном положении девушку лет 15 – 16 с окровавленной рукой. Возле нее стоял Дмитрий и какой-то мужчина, видимо, отец. - Что случилось? – спросил я. - Нож… Нож для разделывания мяса, - через слёзы говорил мужчина. – Она резала, а не проконтролировал я, и она промахнулась, попав по руке. - Я понял. Выходите и не мешайте делать нашу роботу. Подойдя поближе, я смог оценить красоту девчонки: она имела волосы прекрасного каштанового цвета, подчеркивающие её милое лицо, которое сейчас было бледным. Тело имело, не меняя пригожее формы, только рана всё портила. Порез был от начала фаланги указательного пальца до конца запястна. Разрез доходил до костей пястка, были рассечены связки, нервы и как назло крупнейшие сосуды кисти. Выше были наложены Дмитрием две тугие повязки. - Как её состояние? – спросил я у Дмитрия. - Пульс и дыхания ослаблено. Скоро она окончательно утратит сознания. - Это из-за шока и кровопотери. Нам подфартило, что её везли в бурю, и она не смогла стечь кровью. Необходимо срочное хирургическое вмешательство, мы зашьём рану. - Почему? – начал Дмитрий. – У вас нет нужного опыта. Какая операция? Дождёмся специалистов или ампутируем руку – вот, что мы можем сделать. - Нет и ещё раз нет. Во-первых, она до завтра не доживёт, а во-вторых, зачем из человека делать инвалида, если можно просто зашить ранения на руке? - Рана серьёзная, где ваш опыт. - У меня полно его: я достаточно сделал подобных операций, - думаю вы прекрасно поняли, что я соврал ему. Почему? Да, потому что я не хотел, по какой-то причине, её отрезать руку. Радовало лишь то, что мне один раз удалось увидеть, как происходит подобная операция. - Послушайте меня! – снова начал кричать Дмитрий. - Не буду слушать! Вы должны повиноваться моим приказам, точка! Мы зашьём рану, и она лишь со шрамом будет ходить, а не без кисти, - довольно грубо сказал я. – Значит так, готовите её, а также инструменты к операции, уводите камфору и для переливания берете мою кровь. Когда я вернусь, чтобы всё было готово. А я тем временем побежал в свой кабинет. Когда я оказался в комнате, достал книгу по анатомии и стал смотреть строения кисти. Зная, что девушку подготовлять к операции минут за 5 – 10, я должен спешить. Как изысканный читатель, вы спросите про мои эмоции. Если вы подумали, что я, как типичный герой романтической литературы, не волновался, был стойкий, то я сожалею вам. Я волновался до кончиков своих пальцев: мои руки трусились в неистовом треморе, меня дико тошнило. Страх и тревога – страшные вещи. Я не волшебник. Дмитрий был прав, как никогда, раньше: шанс остаться в живых очень низок. Даже если ампутировать кисть, то она бы не выжила, а я пошёл на зашивания. «Ты дурак. Потеря крови, болевой шок, возможное инфицирование и ещё куча причин, которые я не назову, чтобы не отпугнуть вас умными словами. Какая к чёрту спасённая жизнь?» - говорил мне рассудок. Когда я вернулся в операционную, всё было готово: видно, что ранения обеззаражено, рядом находились инструменты, наверху светила жёлтая лампа-молния, а возле здоровой руки стоял аппарат для гемотрансфузии крови. - Начнём с переливания, - сказал я. - Вы уверенны? – сказала Нина. – А что если кровь не подойдёт? И после переливания у вас будет головокружения. - Давайте без этого, - в тот момент в моей голове крутилось что попало. Я сёл возле здоровой руки. В мою локтевую вену вставили иглу с трубкой, которая вела в камеру с вентилем, откуда был выкачан воздух, а другой конец вёл к локтевой вены девушки. Нина начала проворачивала вентиль, и бурая жидкость заполнила камеру, а потом потекла в руку девушки. Когда всё закончилось, у меня кружилась голова, нужно было прилечь, но этого я не мог допустить. - Зоя водите физ. раствор, - сказал я. Зоя так и сделала. Когда голова немного успокоилась, я подошел к операционному полю и взял скальпель. В этом момент, я молил Господа только, чтобы она не умерла; пусть скончается в палате, на улице, где угодно, но не здесь. Как только я сделал надрез, начала проступать бурая кровь, которую Зоя промачивала тампоном. Разрезав близь лежащие ткани, мне удалось дойти повреждённых тканей. - Крючки, - сказал я. Рассёкши мышцы, я взял крючки и раздвинул их. Стали видны красные сосуды, под которыми лежали белые связки. Зажав вены и артерия зажимами, мне следовало найти нерв и пришить его (по ране было видно, что повреждён, только один нерв). - Наклоните лампу, - приказал я. Когда Зоя наклонила лампу, вспоминая рисунок кисти, я стал искать нерв под связкой. Через некоторое время, я нашёл его, проходящего тонкой нитью, и зашил. - Действия камфоры кончается, - сказала Нина. - Уведите ещё и плюс физ. раствора добавьте. Нина так и поступила, а я понял, что нужно спешить. «Только не умирай, держись», - повторял я про себя. Взяв лигатуры, я начал сшивать связки. Покончив со связками, я принялся за сосуды, когда я стал стягивать сосуды, начала кружиться голова. Руки меня не слушались, они тянулись за моим телом, разрывая сосуды. «Нет, только не это. Сейчас потеряю сознания, и девушка помрёт. Это, Боже, твоя благодать?» - думал я. - Держись! – сказал Дмитрий, перехватив у меня зажимы. – Коль мы в это увязались, то и идём до конца. - Да, идём до конца, - ели я промолвил. – Сейчас. Через некоторое время, я снова взял зажимы и сшил сосуды лигатурами. Потом остались мышцы и кожа. «Ещё немного продержись, дорогая, конец уже не за горами», - пожелал я. Достав крючки, я принялся сшивать мышцы. - Из-за повреждений, у неё будет отсутствовать чувствительность, и моторика кисти будет никудышней, - сказал Дмитрий. - Зато кисть будет в наличии, - ответил я. Через мгновения рана была зашита. Наложив последние швы, убедившись, что девушка осталась живой, я перевёл дыхания. Сказав, чтобы через час уводили пенициллин, я пошёл спать, но мой организм, видимо, знал это лучше меня: передо мной всё потемнело, и я очутился в мире грёз. *** Через месяц у девушки, кстати, которую звали Наталия, рана зажила. Как и говорил Дмитрий, у неё частично отсутствовала моторика и чувствительность, но Наталия могла делать несложную работу по дому. Вы, как начитанные интеллигенты, спросите, а что случилось со мной? Если говорить по правде – моя жизнь приобрела новые обороты. У Наталии среди родственников были люди, которые занимали в правительстве высокие должности. С помощи их этот случай стал известный на всю страну, а я получил славу и стажировку в лучших клиниках государства, а больница приобрела и людей, и медикаменты, и оборудование, где я работаю по сей день. И в конце, дописывая последние строчки, хочется сказать, что, не раз сидя в кресле, я думал, какой может быть цена выбора.