Часть 8. Гагат
25 февраля 2017 г. в 13:43
- Аня, - Яков ласково дотронулся пальцами до ее щеки. – Доброе утро, счастье мое.
Анна открыла глаза. Штольман, опершись на локоть, склонился над ней и медленно сцеловывал утреннюю негу с ее губ и глаз.
- Доброе утро, - она поморгала ресницами и потянулась.
Ощущая во всем теле, вместе с восхитительной свежестью и наполненностью, некоторое неудобство, она поерзала под теплым одеялом, и тут же натолкнулась бедром на утреннюю готовность мужа. Она улыбнулась.
– Яков Платонович, вы как-то… слишком быстро соскучились.
Не то, чтобы ей не хотелось сызнова почувствовать его внутри, но сегодня ее тело было мягким и каким-то … обновленным.
- Яков, вот здесь... - она взяла ладонь мужа и положила себе на живот выше треугольника темных волос.
- ... вот здесь ты.
Муж смотрел на нее, зачарованный тающими в голубых глазах искрами.
- И вот здесь - ты, - она провела его теплой ладонью до груди, скатывая задравшуюся ночную рубашку, и остановилась над сердцем.
Горячее, невыносимое ощущение счастья затопило его, не давая дышать, не позволяя оторваться от любимых глаз, и Яков выдохнул: - Аня!
Он перекатил ее на постели через себя, обнял и руками, и бедрами, погрузил губы в сладкую шею. Сжимал крепко нежное тело под собой, боясь потерять это счастье. Подбирал слова для своих чувств, но занемевшими губами смог вымолвить только три.
- Я люблю тебя.
…
- Ванюша, да не переживай ты так! – Манька старалась успокоить любовника, валяющегося на диване. Она настырно обтиралась об него грудью, запускала язык в ухо. – Все в порядке с нашими бакланами, никуда они не денутся.
- Отстань, Ласточка, не до тебя, - отстранил ее Баринов. – Расскажи лучше еще раз, что ты узнала от кухарки и этого твоего… хахаля с Пантелеймоновской.
Манька всхлипнула. – Ванечка, нет у меня никакого хахаля! Это же для тебя все, как ты не понимаешь! А тебе цацки эти мифические дороже меня…
Барин, бывший щипач, с годами перешедший в высшую лигу криминального мира, вздохнул. – Дура ты, Ласточка. Тебе лишь бы на простынях потешиться. Цацка эта, как ты говоришь, тыщи четыре стоит в базарный день.
- Ты на эти деньги сможешь… - он быстро посчитал в уме: - … семь лет безбедно жить. А мы с тобой вместе – годик, но в Италии.
Он хохотнул, предвкушая свободную жизнь в теплом Неаполе. Драгоценность от Фаберже страстные итальянцы у него с руками оторвут, и сертификата не спросят. А холодный и мокрый Петербург ему уже, признаться, надоел. Надо осваивать новые горизонты.
- Ванечка, я хочу с тобой в Италию, - воспрянув, любовница опять распустила руки. – Ты только не забудь, мой яхонтовый, кто все эти записки подкладывал, кто с полицейскими целовался… Я ради тебя все сделаю!
- Отлично, бриллиантовая моя, я это ценю, - Баринов, нехотя поцеловав любовницу, отцепил от себя ее руки и прикрикнул: - Хватит! Давай о деле, я сказал! Что там со Штольманами?
Манька, хоть и надулась, решила не перечить быстрому на расправу Барину. Рассердившись, тот мог и в ухо дать, и по губам смазать – последний синяк на скуле прошел лишь неделю назад.
- Лазарев, теленок из Сыскного, говорит, что все дела обычные. Про Фаберже никто не судачит, Анну Викторовну в отделении не видели.
- Штольман как выглядит? Спокойным? – подтолкнул Иван любовницу.
- Ваня! – Ласточка призывно изогнулась на диване всем своим молодым телом. – Вот как ты это себе представляешь, интересно? Сижу я такая фифа в парке с телком этим, терплю его слюнявые поцелуи и спрашиваю мимоходом: «Витенька, а как там начальник твой, спокойно выглядит, не нервничает?» Он же все-таки полицейский!
- Тьфу ты, дьявол, - ругнулся Баринов. – Сходила бы сама посмотрела, у дверей подежурила.
Ласточка возмущенно взмахнула руками.
- Ты этого Штольмана видел? У него на морде можно только морщины разглядеть, а не эмоции. Снежная королева какая-то, а не мужик. Даже целоваться со мной не стал.
Иван искоса взглянул на любовницу. Справедливо гордящаяся своей красотой Манька редко встречала отказы у разводимых ею бакланов, так что Штольмана можно было считать крепким орешком.
- Что с кухаркой? – напомнил он.
- Ой, да ничего. Сказала, что Анна Викторовна бледная по дому бегала, над сыночком охала. Сходила к тебе на встречу, съездила в город, наверное, к Фаберже.
Про Фаберже Баринов уже знал. Мальчишка, которого он нанял следить за Анной Штольман, если та появится на Большой Морской, вернулся и заработал свой полтинник. По его словам, дамочка, поговорив с Карлом Фаберже, поехала в Эрмитаж и через час вышла с пустыми руками.
- Вечером у них в доме тихо было?
- Да, мой яхонтовый. Кухарка говорит, Штольман не нервничал, никуда из дома не выходил. Похоже, Анна Викторовна испугалась именно так, как тебе нужно, - гордая своей ловкостью, Манька выпрямилась и кокетливо повертела нарядно заплетенной косой.
Барин, чтобы не обижать любовницу, грубо помял ее вываливающиеся из платья груди, и тут же отвлекся, задумавшись.
- Не нравится мне это, Маня… Слишком все гладко.
Он повертел в пальцах золотой соверен – память о первой удачной краже у заезжего иностранца. Соверен служил ему верой и правдой уже двадцать лет, и еще ни разу не подводил.
- Ну если этот Штольман готовит мне какое-то западло, я ему устрою… Я и не таких фараонов на уде крутил...
…
- Яков, подожди пожалуйста, - после завтрака Анна потянула мужа в гостиную.
- Что, милая? - Штольман, уже полностью одетый, сдвинул мешавший револьвер на бок, уселся в кресло и притянул жену на колени.
Вздохнув, Анна напомнила: - Нужно же Фаберже допросить. Шкатулку в Эрмитаже мы не нашли, где же она?
- Ты все еще хочешь найти украшение? – Яков пальцами повернул лицо жены к себе и укоризненно покачал головой.
- Аня, может, ну его? С шантажистами я справлюсь, а шкатулка…
- Нет, Яков. Я обещала, - съехав с коленей мужа на подлокотник кресла, Анна тихо позвала: - Дух Густава Фаберже …
- Здравствуйте, Анна Викторовна, - тут же возникший у стола призрак искренне улыбнулся. - Вижу, в вашей семье все в порядке.
Анна поерзала на подлокотнике и Штольман, поднявшись с кресла, усадил жену как полагается и встал за ее спиной.
- Милейший Густав Петрович, к сожалению, мы не нашли вашу шкатулку в Эрмитаже… - Анна с благодарностью ощутила руки мужа на своих плечах.
Фаберже не был убийцей или жертвой, но с Яковом ей всегда было спокойнее.
Дух умершего своей смертью ювелира почесал в благородных сединах.
- Эээ, жалко. Ну я вам говорил, память уже совсем не та… Сейчас, сейчас…
О чем-то пошептавшись сам с собой, Густав вскинул голову.
- А знаете, Анна Викторовна, я мог в Аничковом дворце ее оставить. Именно! Я туда ездил по вызову царского управляющего, Савельева. Часы в главной гостиной кто-то уронил, их я еще пять лет назад делал. Пришлось разбившиеся украшения восстанавливать. Помню, из мастерской меня срочно вызвали, я и шкатулку с собой взял, чтобы работники не нашли. Вроде бы…
Ювелир надолго задумался.
Анна шепотом пересказала слова Фаберже склонившемуся над ней Якову. Штольман так же тихо задал вопрос.
- Густав Петрович! – Анна отвлекла Фаберже от задумчивости.
- Расскажите пожалуйста, что за материалы вы заказывали для украшения, и как?
Дух ювелира оживился и гордо вскинул голову.
- Ну как же, уральский агат, голубой такой, с прожилками. Немного алмазов и рубинов… Золото, разумеется, но это я в мастерской взял. Еще что-то, я же затейливую шкатулку придумал...
- Как заказывали, Густав Петрович? – повторила Анна интересующий Штольмана вопрос.
- На почте, где же ещё, в отделении на Малой Морской. Дал телеграмму на Екатеринбургскую гранильную фабрику, знакомому управляющему. Через несколько дней там же получил посылку, все по списку - и драгоценные камни, и агат.
Яков сжал плечо жены, и Анна улыбнулась духу: - Благодарю вас, Густав Петрович. Надеюсь, мы сможем вам помочь.
Дух растаял в воздухе.
Из-под стола, накрытого длинной скатертью, чихая, вылез Дюк.
Подбежав к матери и вцепившись в ее юбку, он звонко спросил: - Мама, что такое «гагат»?