Возвращение блудной Кристины

Девятнадцать лет спустя        Большой экипаж с претензией на роскошь остановился на площади перед дворцом Шарля Гарнье. Запряженные в него четыре великолепных арабских жеребца гарцевали и постукивали копытами по булыжной мостовой. Возница же был таким важным, будто вез, по меньшей мере, английскую королеву с официальным визитом в Париж. С козел спрыгнул смуглый человек в странной шапочке и восточной одежде, заставив прохожих остановиться и начать вовсю глазеть на занятный экипаж. Тем удивительнее выглядел странный человек, так как в этот день в Гранд Опере не намечалось ни маскарада, ни даже какой-либо постановки. - Ох, Аллах, я думала, что мы никогда не приедем! - раздался звонкий девичий голос, и, с помощью человека в тюрбане, из экипажа выпорхнула девушка в европейском платье насыщенного розового цвета, который великолепно шел к её бронзово-смуглой коже. - Дариус, не представляю, как ты ехал на козлах, мне и внутри стало дурно!        На вид ей было лет девятнадцать или около того. Девица окинула придирчивым взглядом орехово-зеленых глаз Гранд Оперу, откинула выбившийся из прически темно-медный локон, и уверенно зашагала к парадному входу одного из крупных особняков, расположенному недалеко от Гранд Оперы. Что-то бубня себе под нос на дикой смеси итальянского, французского и ещё какого-то неопределимого языка, который знающий человек назвал бы персидским, она прошествовала по дорожке, пересекающей передний дворик. - Сэльвэтрикс, алмаз души моей, подожди, - попросил хорошо одетый господин в каракулевой шапочке, который вышел из экипажа вслед за девушкой. - Ах, папа! - на французский манер сделав ударение на второй слог, девушка даже и не подумала остановить шаг. - Я слишком долго сидела без движения, чтобы теперь ждать! - и она упорхнула вверх по ступенькам. - Нужно было заставить её надеть паранджу, - посетовал молодой человек, который вышел вслед за мужчиной в примечательной каракулевой шапочке.        Его лицо могло бы принадлежать исчезнувшей за парадной дверью Сэльвэтрикс, если бы не более широкие скулы, более заметная горбинка на носу и каштановые волосы, только самую малость отдающие в медный рыжий. Было что-то неуловимо восточное в нём, хотя юноша был одет по последней парижской моде, как один из бесчисленных молодых повес, крутящихся во французской столице. - Иногда мне кажется, что наша несчастная мать зря так страдала, производя на свет мою сестрицу! - продолжил юноша на безукоризненном французском (как и полагается воспитанным и блестяще образованным людям, он старался говорить на языке страны, в которой находился), постукивая по мостовой тросточкой. - Её муки этого не стоили! - Смотри, как бы я на тебя не надела паранджу, - донеслось из кареты сварливым голосом. - Кто-нибудь из вас подаст мне руку или нет? Мы в Париже, пора вспомнить о том, как обращаются с дамами! Надир! Ну же! - Да, мама, - смирно отозвался Надир, подавая руку в кожаной перчатке спускающейся из кареты женщине.        Это была статная мадам лет сорока - сорока-пяти на вид, но по её лицу было видно, что когда-то эта женщина была красавицей. Впрочем, держалась она для своих лет весьма недурно, лихо соскочила с подножки кареты и обвела площадь пылающим взглядом ярких зеленых глаз. - Ну, в общем-то, ничего не изменилось, - вынесла она свой вердикт. - Не считая, конечно, вон тех уродливых зданий. Как ты считаешь, Хафиз?        Её голос был громок, звучен и явно хорошо поставлен, хотя дама говорила с сильным акцентом и мешала несколько языков так же безжалостно, как и её дочь. Мужчина же её понимал прекрасно.       Тонкие черты надменного лица дамы можно было назвать ещё весьма привлекательными, а огненно-рыжие локоны, виднеющиеся из-под модной шляпки, невольно обращали на себя внимание прохожих. Впрочем, куда больше их внимание привлекало бархатное платье багрового цвета, расшитый золотом и серебром пояс, подчеркивающий талию тонкую, как у девицы, и блеск бриллиантов на шее, в ушах и на перстах дамы. Шиншилловое манто дополняло образ властной и богатой аристократки, за которую даму приняли многие проходящие мимо почтенные парижане. Те же, кто оказался более внимателен, сравнил надменную даму, величаво шествующую под руку с господином, чьи седины венчала каракулевая шапочка, с оперной дивой, изображенной на десятках плакатов, коими были обвешаны афишные столбы по всему Парижу вот уже пару месяцев. Особенно большая афиша красовалась возле парадного входа в Гранд Оперу, а надпись гласила - «Ла Карлотта Гудичелли - возвращение соловья в Париж». - Это же сеньора Гудичелли! - Карлотта Гудичелли! - Ла Карлотта приехала!        Уже послышалось из толпы, образовавшейся вокруг расточающей улыбки итальянки. Искушенные любители оперы и просто уличные зеваки облепили устало улыбающегося важного господина, которого вернувшаяся примадонна Гранд Оперы называла Хафизом, смуглого юношу, напустившего на себя высокомерный вид, и упивающуюся вниманием итальянскую оперную диву.        Шум, который всегда создавала вокруг себя её мать, Сэльвэтрикс слышала из холла особняка. Девушка с нахальным видом прошла мимо дворецкого, брякнув ему прямо в лицо, что она принцесса крови и, возможно, будущий шах, поэтому он не имеет права её останавливать. Уперев руки в бока и более не обращая внимания на приросшего к месту дворецкого, Трикси, как её периодически называла мать и десятки тетушек со стороны отца, гордо вышагивала по величественному зданию, придирчиво рассматривая лепнину и роспись на потолке. - Я могу вам чем-то помочь, мадемуазель? - вопросил буквально вышедший из стены молодой человек.        Его неожиданное появление и дурацкий, по мнению Трикси, наряд мог бы испугать или шокировать любую юную барышню, но только не дочь всемирно известной оперной дивы. - Мадемуазель Сэльвэтрикс Манучехриан, - гаркнула девица громче, чем следовало и дерзко вскинула подбородок, словно бы ожидая насмешек над феерическим сочетанием имени и фамилии. - Из династии Каджаров.        Высокий юноша, облаченный во фрак, более подошедший бы пышному приёму, черный плащ до пола и бархатную черную маску, прирос к тому месту, где стоял, так же, как и дворецкий. Он хотел напугать незнакомку, но ей это удалось куда лучше. - Призрак Оперы, - нашелся он, почтительно склонив голову.        Но его невинная шутка была встречена в штыки, так как юная Сэльвэтрикс обладала в равной мере больным самолюбием матери и суровым нравом деда, что и демонстрировала, видя оскорбление или насмешку в любой самой невинной фразе. Хуже того, при этом она ещё не развила в себе отменное чувство юмора, которым так славилась её знаменитая матушка. - В Персии за такое неуважение тебя бы закидали камнями! - выдала девушка, заставив несчастного шутника несколько раз открыть и закрыть рот. - За что? - не понял он. - За наглую ложь, противную Аллаху, конечно же! - прикрикнула девушка, грозно сверкая глазами. - Si! А теперь, несносный неверный, сними маску! Потому что я точно знаю, что Призрак Оперы разменял шестой десяток, а со мной разговаривает наглый щенок и сын ишака!        Вконец растерявшийся молодой человек покорно убрал с лица маску, заставив тем самым буйную иностранку наконец-то закрыть хорошенький ротик. От дальнейших ругательств, плавно лавировавших от итальянского до персидского, временами переходящих и на родной для юноши французский, Лжепризрака спасло только приятное лицо с гармоничными тонкими чертами и тот факт, что его голубые глаза отменно сочетались с густыми черными кудрями, доходящими юнцу до плеч. - Как может щенок быть сыном ишака? - всё-таки осмелился уточнить молодой человек.        Девушка внезапно улыбнулась и кокетливо стрельнула глазками, которые секунду назад метали молнии. Юноша подумал, что его собеседница достаточно хороша собой, хотя имеет немного резковатые черты, больше подошедшие бы восточной красавице из одной из сказок его отца. - Так как ваше имя, мой друг? - спросила она бархатным голосом. - Доминик де Ларанд, - ответил молодой человек, всё ещё боязливо поглядывая на обрушившуюся на него девушку и мысленно проклиная судьбу за то, что ему достался мягкий характер матери, а не суровый и решительный отцовский. - О, мсье де Ларанд, так это к вашей матери приехала погостить моя, - догадалась Сэльвэтрикс, подавая вконец обескураженному молодому человеку ручку для поцелуя. - А теперь не покажете ли вы хрупкой девушке свои владения? Тут так просторно, я боюсь заблудиться.        И хотя не так давно горячая иностранка была готова разорваться перепуганного Доминика, теперь тот был уверен, что более утонченного и нежного создания ещё не ходило по этой грешной земле.        Так как публика и даже появившиеся откуда-то журналисты совсем не давали сеньоре Гудичелли дойти до трехэтажного особняка, величественно возвышающегося на улице, примыкающей к большой площади перед Гранд Оперой, а её супруг не оставлял возлюбленную одну никогда, юному Надиру пришлось в одиночку протискиваться к большому дому.        В лучших манерах своего деда пригрозив кому-то из зевак тростью, молодой престолонаследник с достоинством прошествовал по тому же пути, что уже преодолела его сестрица, занёс руку, чтобы дернуть звонок… - Добрый день, - остановил его высокий прохладный голос.        Обернувшись, Надир хотел было окинуть окликнувшую его девушку презрительным взглядом, но, обернувшись, едва не уронил свою трость.        Высокая и худощавая барышня лет шестнадцати передала уздцы коня подошедшему слуге. Скорее всего, она только что подъехала к особняку на своём норовистом жеребце, о чём свидетельствовал костюм для верховой езды, больше подошедший бы мужчине-жокею, если бы не юбка-амазонка. Хотя Надир и не мог не признать, что дерзкой незнакомке и он был к лицу. Более того, юный перс был готов поклясться, что во всём пестром гареме, который специально для него создал его дед, не было хоть наполовину столь же ослепительной девицы. - Я так понимаю, вы - Надир, сын друзей моих родителей и наследник Персидского престола? - ровным голосом продолжила девушка.        И Надир уже был готов поклясться, что такого невероятного голоса отродясь не слышал. Бархатный, обволакивающий, невыразимо печальный и одновременно насмехающийся, он звучал необыкновенно… потому что тонкие губы девушки при этом были сжаты. - Как вы… - обескуражено пробормотал принц Персии, с которого за несколько мгновений схлынула вся спесь. - Чревовещание, - просто ответила незнакомка. - Я научу вас, если пожелаете.        Ветер трепал угольно-черные волосы молодой барышни, под корсетом вздымалась белоснежная грудь, а светло-карие глаза, отдающие золотистым, так сверкали, что блестяще образованный Надир, который никогда не лез за словом в карман, этот избалованный и надменный перс, только и смог, что кивнуть. - Я - Эрика-Лотта, - представилась девушка, протягивая принцу тонкую ручку с длинными музыкальными пальчиками.        Скорее всего, тут-то Надир и обрел бы голос вновь, чтобы обсыпать девушку изысканными восточным комплиментами на прекрасном французском, но на крыльцо вошла Ла Карлотта Гудичелли, чтобы наконец-то затащить всех в особняк.        В просторном холле помимо ничего не понимающего дворецкого, присмиревшей Трикси и Доминика уже было ещё двое людей. - Карлотта! - воскликнуло что-то невысокое и блондинистое, впархивая в объятия оперной дивы. - Как добрались, дарога? - поинтересовался высокий и худой человек с ужасающим лицом.        Надир подумал мельком, что хозяин дома получил когда-то страшные увечья и ожоги, но потом вспомнил рассказы родителей и изобразил вежливую улыбку. Этому способствовала и его новая знакомая, которая в несколько быстрых шагов оказалась рядом с некрасивым человеком и ласково прильнула к нему, обвив локоть мужчины своими изящными руками. - Очень устали с дороги, Эрик, - отвечал Хафиз, пожимая руку старому знакомому. - Аллах всемогущий, Даае, подожди, дай рассмотреть тебя как следует! - сеньора Гудичелли с трудом отцепила от себя бывшую дублершу.        На вид Кристине Даае (а если называть не сценическое имя, то де Ларанд), в прошлом известной певице, а теперь матери большого семейства, лишь изредка дающей сольные концерты, можно было дать лет тридцать пять, не больше, хотя Ла Карлотта и знала, что той почти сорок. Когда-то совсем худенькая и словно невесомая девушка теперь расцвела в полной мере и превратилась в красивую и яркую женщину. Золотые локоны ниспускались на покатые плечи, а голубые глаза казались такими же мечтательными, как и помнила итальянка. Даже то, что Кристина немного набрала в весе, удивительно ей шло, вовсе не портя миловидное личико. Её формы округлились, стали более женственными и, как бы сказала Лотта, не будь рядом их детей, более аппетитными. - Вот же черт, мне бы так молодо выглядеть, - не удержалась Карлотта, опять обнимая Кристину и трижды целуя подругу в румяные щеки. - О, мне бы вашу фигуру, - не менее искренне отозвалась немного придушенная блондинка. - Хафиз! - радостно воскликнула она, когда сеньора разжала свою стальную хватку. - Не обольщайся, Даае, я буквально голодаю, что держать себя в форме, - хмыкнула итальянка, подходя к Эрику. - Как же я рада вас видеть, Маэстро!        Пока мадам де Ларанд приветствовала дарогу, Карлотта наконец-то рассмотрела бывшего Призрака Оперы как следует. Он сохранил горделивую осанку и выглядел намного лучше, чем сеньора могла предположить. Она-то боялась увидеть дряхлого старика. Но то ли семейная жизнь и дети положительно сказались на Эрике, то ли старость вовсе не коснулась его, а Ангел Музыки теперь не напоминал ходячий скелет, был просто обычным мужчиной худощавого телосложения, не дистрофическим тяжелобольным. Даже его кошмарное лицо как-то неуловимо переменилось. Скулы не выделялись так сильно, подбородок не был столь острым, и какой-то хитроумный протез заменял отсутствующий раньше нос. Толстый слой грима скрывал большую часть недостатков кожи. Хотя сильнее всего изменились глаза, которые теперь выражали какое-то философское и нерушимое спокойствие, пришедшее на смену зловещему кровожадному выражению иступленной ревности, с которым Призрак Оперы в былые годы обыкновенно смотрел на жену. - Я не меньше рад нашей встречи, сеньора, - отозвался Эрик.       Его дочь вовремя отошла к матери, и ничто не мешало примадонне обнять старинного друга и оставить легкий поцелуй на его щеке. - Мне позволено заметить, что теперь ты похож на жертву пожара, а не вставшего из могилы мертвеца? - доброжелательно поинтересовалась Ла Карлотта. - И на дряхлого старика ты совсем не тянешь. - Благодарю. Не думаю, что слышал более изысканные комплименты от вашей персоны, - с ухмылкой ответил Эрик. - Могу только сказать, что вы совсем не изменились. - Не считая того, что питаюсь только овощами и ничего не вижу на расстояние трех шагов без пенсне, - с хрипловатым смешком призналась сеньора. - А теперь покажите наши комнаты, потому что после дороги мы все в пыли, грязи и вообще можем думать только о хорошей ванне.       Вечером того же дня, сидя за вытянутым столом в уже упомянутом пенсне, Ла Карлотта в легком шоке оглядывала всех сидящих за столом, пока наконец не подалась к сидящей рядом Кристине, которая без умолку раздавала указания всем своим чадам. - Милая, так сколько у тебя детей, говоришь? - уточнила Ла Карлотта, которая мысленно грешила на испортившееся зрение или галлюцинации, вызванные долгим переездом и усталостью. - Моя дорогая, - любезно отвечала Кристина, лучезарно улыбаясь. - Твои предсказания, произнесенные девятнадцать лет назад, почти в точности сбылись. Хотя не совсем так я представляла себе материнство… - Если бы я не потеряла ваш новый адрес во время поездки в Персию, мы бы не потеряли связь почти на пятнадцать лет, и я лучше бы разбиралась во всех твоих спиногрызах, - отозвалась Ла Карлотта. - Давай ещё разок. И расскажи поподробнее о каждом, мне всё ужасно интересно! Итак, старший, Доминик… - Доминик моя самая главная опора в этом доме после Эрика, - с гордостью произнесла Кристина, а пенсне Ла Карлотты было нацелено на красивого юношу, с которым вовсю кокетничала её дочь. - Кстати, это он будет твоим партнером в новой опере Эрика. У нашего сына просто восхитительный баритон, и уроки его отца не прошли даром. - Ну, надеюсь, наши прекрасные голоса как-нибудь сгладят тот факт, что будет Изольда на три десятка лет старше Тристана, - оптимистично отозвалась Карлотта. - Так, кто у нас следующий? - Элизабет - моя старшая дочь, ей почти восемнадцать и она будет чуть позже со своим женихом, с которым собирается нас всех познакомить, - продолжала Кристина. - Она самая покладистая из всех наших детей и для нас с Эриком стал просто шоковым тот факт, что она заключила помолвку тайком. - И ты не убил её? - удивленно спросил так же слушающий Хафиз у Эрика, который с непроницаемым видом орудовал вилкой и ножиком в свой тарелке. - После третьего ребенка начинаешь смотреть на мир проще, - отозвался Маэстро. - А когда количество детей подходит к полудюжине нервы становятся стальными и нужно что-то серьёзнее, чтобы вывести меня из состояния душевного равновесия. Надеюсь, избранник Лизи может отличить верхнее «до» от «ре», и Бог с ним.        Кристина протянула руку через Ла Карлотту, чтобы сжать ладонь мужа и ослепительно ему улыбнуться. - С Эрикой-Лоттой вы уже знакомы, - продолжила Кристина.        Ла Карлотта навела пенсне на совсем юную, но обворожительную девушку, которая с ледяным достоинством беседовала с её сыном. Надир же разве что слюни не пускал, таращась на неё во все глаза и, кажется, даже забыл, как его зовут. - Кто имя выбирал? - тут же встряла сеньора. - У Кристины после родов был жар, я не решился спорить, - с непоколебимым спокойствием проговорил Эрик. - Я знал, что вы оцените. Но доктор сказал, что роды были тяжелыми, других детей не предвидится, вот я и согласился дать малышке оба имени, которые столь значимы для Кристины.        Ла Карлотта решила оставить своё мнение при себе, вспомнив, как до хрипоты ругалась с Надиром из-за имени Трикси. О парочке затесавшихся между первым именем и фамилией корявых слов сеньора Гудичелли предпочитала не вспоминать, вовсе не считая их за человеческие имена. - Наверняка твои красавицы дивно поют, - решил польстить Хафиз. - Элизабет - да. Эрика-Лотта вообще умеет всё то же, что и её отец. Она у нас любознательная, - отвечала Кристина. - И, Карлотта, предупреди потом сына… У неё за корсажем небольшой стилет и, скорее всего, пенджабское лассо спрятано где-то в складках юбки. - О, наши девочки подружатся, - усмехнулась Карлотта. - Впрочем, это даже ожидаемое. А что у нас с наследниками? - Густав и Хамиш погодки, - ответил Эрик. - Как вы догадываетесь, Густав родился через два года после того, как лекарь заявил, что вряд ли у нас будут новые дети. Через десять месяцев после него появился Хамиш. Наверное, где-то в течение этих десяти месяцев, я понял, что даже землетрясение не может хоть как-то взволновать меня. - И тогда Кристина оставила сцену? - предположила Карлотта, через пенсне разглядывая двух подростков, которые хихикали и пинали друг друга под столом.       Оба румяные, ещё по-детски немного пухленькие, и, вероятно, похожие на Густава Даае, а не на родителей. Ла Карлотта не могла найти и пяти отличий в их лукавых личиках, у обоих были курчавые каштановые волосы и темно-синие глаза. - Вообще-то сегодня они смирные, - как-то вяло отозвался Эрик, когда один из мальчиков перевернул свою тарелку. - И нет, Кристина оставила место солистки немного позже. - У нас не принято об этом открыто говорить, - едва слышно прошептала мадам де Ларанд, - но вообще-то из театра я ушла, когда родился Эрик младший… Ему сейчас одиннадцать, он на год и три месяца младше Хамиша. И я не прекращаю каждый день благодарить за это Господа, потому что ещё год со дня его рождения были опасения, что мальчик не выживет…        Карлотта понимающе взглянула на маленькую и тощую копию Призрака Оперы, которая с угрюмым видом ковыряла свой обед и не поддавалась уговорам Доминика нормально поесть. Мальчишка выглядел младше своих лет, был болезненно худым и мертвенно-бледным. А его лицо… Что же, как примадонна уже успела заметить в начале трапезы, это была точная копия Эрика. Какой-то кривоватый череп, жидкие черные волосы и ввалившиеся янтарные глаза. При этом малыш казался опечаленным вовсе не своим уродством, а тем обстоятельством, что должен есть. - Извини, я сейчас, - проговорила Кристина и ушла на соседний от младшего сына стул.        Тогда-то Хафиз с Карлоттой поняла, почему мальчик не выглядит так, словно ненавидит весь мир и самого себя. Как и приличествует доброй и заботливой матери, Кристина нежно провела рукой по волосам сына, поцеловала его в лоб, после чего принялась уговаривать покушать. Во всех её действиях не сквозило и капли жалости, только чистая материнская любовь. И, как успел понять внимательный дарога, Кристина и вообще все члены семьи обращались с маленьким Эриком так, как и друг с другом, будто бы и не замечая, что он другой. - Я могу только представить, что вы пережили, - тихо проговорила Ла Карлотта, обращаясь к Маэстро. - О да, мы с ума сходили, пока врачи не смогли поручиться за то, что мальчик выживет, - так же негромко ответил мужчина. - Зато когда ему исполнилось два, я понял, что даже появление Рауля де Шаньи в моей гостиной не заставит меня нервничать хоть каплю. - Мда, понимаю, - кивнул Хафиз, ободряюще похлопывая дуга по плечу. - Он такой талантливый, необыкновенный, - с улыбкой проговорил Ангел Музыки, повернувшись к итальянке. - Все кроме Эрики-Лотты выбрали какое-то одно направление. Даже мальчики оба хотят быть архитекторами… Но Эрик гениален, не побоюсь этого слова. Я в его возрасте не мог похвастаться такими музыкальными сочинениями. Он станет великим, вот увидите…        У Карлотты сжалось сердце, когда она поняла - и Кристина, и Эрик, любят своего младшего ребенка так сильно, как только могут любить родители родное дитя. И оба ужасно им гордятся, словно и не замечая уродства.        Кристина тем временем уговорила мальчика доесть жаркое и, велев Эрике-Лотте за этим проследить, вернулась на своё место. Карлотта смотрела на подругу так, словно увидела её совсем по-новому. Воистину, от того ребенка, что она знала, не осталось и следа. Мудрая, сильная женщина, прошедшая через серьезные жизненные испытания. Сеньора улыбнулась, глядя на Кристину, как улыбается мать, поняв, что её неразумная дочь стала прекрасным человеком, или строгая старшая сестра, понявшая, что младшенькая наконец-то выросла. - Ну вот, - рассеяно протянула блондинка. - Когда Эрик-младший был совсем маленьким, за ним нужен был постоянный присмотр, и я просто не могла выйти из дома - ужасно волновалась. И… - она понизила голос до шепота, - Эрик решил, что это проявилось из-за тесных сценических костюмов и постоянного перенапряжения… Ну и мы пришли к выводу, что мне пора уходить из Гранд Оперы… Не знаю, может, дело в том, что доктор говорил нам воздержаться от новых беременностей после Эрики-Лотты, но как-то так случайно вышло… - Да, случайно родить трёх мальчиков за три года - в твоём стиле, Даае, - хмыкнула Ла Карлотта. - Вообще-то я чего-то такого и ожидала девятнадцать лет назад…        Кристина только смущенно улыбнулась и слегка покраснела. - В общем, мы решили повременить с детьми, - заключила блондиночка. - Тогда скажи, что за маленькое чудо так весело болтает ножками справа от тебя? - усмехнулась примадонна, подаваясь к столу, чтобы лучше рассмотреть за Кристиной маленькую девочку, которую ближе к концу трапезы принесла нянечка. - Это Софи, и ей два, - с радостной и глуповатой улыбкой проговорила Кристина, поглаживая по золотым кудряшкам что-то лопочущую малышку. - Да, тоже случайно, - подал голос Эрик, отвечая на невысказанный вопрос сеньоры. - Возможно, все эти случайности и закалили мои нервы так основательно. - Представляю, - заметил Хафиз, с приятным удивлением рассматривая весь выводок Ангела Рока. - Скажи, Даае, хоть один ребенок у вас запланированный? - без надежды на положительный ответ спросила Ла Карлотта. - Да, - закивала Кристина. - Старшие девочки. - Ну, хотя бы так, - ухмыльнулась примадонна, отпивая вина из своего бокала. - Расскажите же, как вы жили все эти годы! После того, как умудрились потерять наш адрес? - с легкой обидой в голосе попросила Кристина. - Как вы теперь живете? - Как может жить человек, который в этом году уже третий раз отметил юбилей? - проговорила Карлотта себе под нос. - Боюсь смотреть в зеркало, пока не накрашусь, а ещё больше боюсь есть что-нибудь кроме овощного салата. - Вы выглядите превосходно, - возразила Кристина. - Я же никак не могу привести фигуру в порядок после рождения Софи... - Как могут говорить такой вздор прекраснейшие из женщин? - вклинился Хафиз. - А отвечая на вопрос о том, как мы жили... Во всяком случая, нам никогда не было скучно, - заявил Хафиз. - Карьера Лотты и мой отец всегда привносили разнообразия в нашу жизнь… - Как ты знаешь, я родила близняшек в Вене, - перебила мужа сеньора Гудичелли. - К несчастью, Трикси старше брата на пятнадцать минут. Возможно, именно поэтому она клянется Аллахом, что именно она должна наследовать престол. Но обо всём по порядку. Итак, приехавший к нам в Вену Надир был приятно удивлен и даже похвалил меня, заявив, что и не рассчитывал на то, что я смогу произвести здорового наследника. В общем-то, врачи так же были шокированы тем, что я выжила… - Ох, и напугала же ты меня тогда, - посетовал Хафиз. - Неделю металась в горячке, все думали, что не выкарабкается уже! - Тшш, ты портишь весь мой рассказ! - недовольно воскликнула Ла Карлотта. - Итак, я родила двойню. И, скажу тебе по секрету, милая, с тех пор я понимаю, что несколько недооценивала материнство… - Что ты, Карлотта, у тебя такие прекрасные дети! - попыталась было возразить Кристина. - Пока не открывают ртов, - пробормотал Хафиз себе под нос. - В общем-то, да, - согласилась итальянка. - Сэльвэтрикс бредет властью, собирается стать первой женщиной, взошедшей на Персидский трон. Все её мысли всегда в Персии, она у нас истинная внучка своего деда… Надир же, напротив, буквально болен Европой. Исколесил её всю, теперь полон решимости провести реформы. Возможно, именно видя таких наследников, его дед всё ещё изводит мир своим паскудным существованием… - Бриллиант души моей, я прошу тебя! - взмолился Хафиз.        Итальянка только отмахнулась. - И что же, неужели никто из них не поёт? - сокрушенно спросила Кристина. - Да петь-то поют, только не так, как мы, - призналась прима. - Хотя слух хороший у обоих. - Неужели ни у кого из ваших детей нет вашей тяги к сцене? - удивленно уточнил Эрик. - У Надира, может, и есть, - немного подумав, отозвалась Карлотта. - Только, скорее я бы назвала это тягой к хорошеньким ножкам юных балерин.        В то время, как старые друзья вели свой разговор о детях, большая карета с гербом подъехала к особняку. Но никто не услышал этого, так как и сами дети вели не менее занятные диалоги между собой. По крайней мере, старшие из них, потому что Хамиш и Густав как раз принялись драться за десерт Эрика, от которого тот решительно отказался, а маленькая Софи начала капризничать и проситься на руки к отцу. -… в результате равноправия, - заканчивала какую-то мысль Трикси, проникновенно глядя в голубые глаза Доминика. - Вот когда в Персии будет равноправие, я в первую очередь заведу себе гарем. Так что, если хочешь, можешь поехать со мной в Мазендеран, когда придёт время. - Нуу, боюсь, что расстаться с Парижем будет для меня слишком трудно даже ради вашей совершенной красоты, - мягко отказывался молодой человек, едва выдерживая напор Сэльвэтрикс.        В это время из подъехавшей кареты вышла пара. Уже не молодой, но всё ещё весьма привлекательный мужчина лет сорока помог спуститься на мостовую юной прелестнице, хорошенькой, как сама любовь. Оба были белокуры, но в волосах мужчины уже местами серебрились первые седые волоски, хотя его серые глаза и не утратили былой живости. -… так что Доминик с легкостью получил эту роль не сколько из-за своих вокальных данных, столько потому, что наш отец является владельцем Гранд Оперы последние пятнадцать лет, - рассказывала Эрика-Лотта своим чарующим голосом, который, казалось, заставлял разум Надира хмелеть. - Послушай, прекрасное создание, если ты согласишься поехать со мной в Персию, я распущу свой гарем, и ты будешь моей единственной и любимой женой, - вырвалось у зачарованного юноши на персидском. - Лестное предложение, я посоветуюсь с отцом, - ответила девушка даже без акцента, окончательно убедив наследного принца в том, что она не только обворожительна, но ещё и поразительно умна для женщины.        Пока за обеденным столом кипели такие страсти, пара, вышедшая из экипажа, уже о чём-то переговаривалась, поднимаясь на второй этаж, где располагалась большая столовая. Девушка, казалось, сильно нервничала и то и дело закусывала губку, дрожащими руками вцепившись в локоть спутника. Тот тоже имел вид такой, словно шел под конвоем бесов в седьмой круг Ада к самому Дьяволу, хотя и находил в себе силы ободряюще улыбаться юной чаровнице. - Как думаете, через кого быстрее породнимся? - задумчиво спросила Ла Карлотта, глядя то на свою ушлую дочурку, хищно сверкающую глазами на Доминика, то на Надира, который скакал с итальянского на французский, а затем и на персидский, всячески рассыпаясь в комплиментах, коими одаривал Эрику-Лотту, сохраняющую ледяное спокойствие.        Хафиз поперхнулся своим обедом и закашлялся, а Эрик наконец-то выглядел немного взволнованным. Хотя Кристина продолжала радостно улыбаться, словно вовсе не пугалась такой перспективы. - Вам почти удалось меня испугать, - признался бывший Призрак Оперы. - Но я делаю ставку на мою дочь - она давно хотела повидать Персию, так что может и податься на уговоры Надира. Кстати, Хафиз, предупреди потом сына, что она может орудовать гребнем, как кастетом. Там такой хитроумный механизм, мой Эрик сам придумал.        В это время мужчина и девушка остановились под дверью обеденной залы, собираясь с силами. Барышня тяжело дышала, и, кажется, молилась. Мужчина пытался её успокоить. Чтобы найти друг в друге поддержку, пара обменялась поцелуями, хотя больше походила на отца с дочерью, чем на влюбленных. - Что-то Элизабет задерживается, - заметила Кристина. - Уж не случилось ли чего… - Нет, я не собираюсь убить человека, который хочет увезти мою малышку из отчего дома, сеньора, - в который раз повторял Эрик в ответ на новый провокационный вопрос. - Я сильно изменился за годы, что мы провели в разлуке. Это выбор Лизи, и если она любит этого юношу, а он хороший человек, пускай будут счастливы…        И тут за одно мгновение столовая словно взорвалась - парочка зашла. Сперва Карлотта с Хафизом увидели молодую Кристину в дверях, без труда догадавшись, что это и есть старшая дочь их друзей, а потом зашел хорошо одетый мужчина средних лет. И тут-то разверзся ад. - Де Шаньи! Мальчишка! - взревел Эрик, буквально взвиваясь со своего стула и переворачивая ко всем чертям огромное блюдо с только что принесенными пирожными. - Рауль! - ахнула Кристина, бледнея. - Виконт! - в один голос возопили Ла Карлотта с Хафизом. - Тот самый Шуганый Ишак Шаньи, мама? - громко уточнила Сэльвэтрикс. - Да, ты рассказывала сказки, помнишь? - вторил ей Надир. - Ишак Шаньи и ушат помоев, Ишак Шаньи, ты и стул, Ишак Шаньи в Опере… - Нет же, злобный виконт на кладбище! - возразил Густав. - Нет, папа рассказывал о злобном виконте в подземельях Оперы! - перекрикивал брата Хамиш. - Ишак, ишак, ишак, - радостно вопила Софи, размазывая по личику заварной крем с пирожного. - Мама, ей нужно сменить одежду! - перекрикивал общий шум Доминик, поднимая сестренку на вытянутых руках. - Это он хотел украсть мамочку у папочки! - возопил маленький Эрик, и в сторону Рауля синхронно взметнулось три пенджабских лассо.       Одно метнул сам мальчик, но виконт умудрился отпрыгнуть. Второе бросила Эрика-Лотта, ловко перегнувшись через стул Надира и облокотившись на его плечо - принц даже поскуливал от восторга. Петля скользнула на руку, которую мужчина пытался держать на уровне глаз - тонкое запястье тут же опустилось вниз, и девушка дернула другой край лассо с такой силой (ей помогал Надир, решивший таким образом заслужить благосклонность), что аристократ потерял равновесие и упал на пол. Там то его и настигло третье лассо, всё-таки добравшееся до шее - это уже была работа Эрика который в два прыжка оказался над Раулем, призывая самые страшные проклятия на его голову и явно намереваясь растерзать старого врага голыми руками. - Папочка! - вопль Элизабет перекрыл общий шум и гам, и все в обеденной зале замерли так, как стояли. - Быстро отпусти его! Немедленно! - со слезами в голосе кричала девушка.        Когда Рауль де Шаньи, наконец-то, поднялся на ноги, кашляя и пошатываясь, блондиночка храбро оттеснила его за свою спину и сжала руку возлюбленного в своей. - Да, отец, мой избранник - Рауль де Шаньи. Теперь граф, а не виконт, к твоему сведению. Я люблю его больше жизни, стану его женой, и тебе меня не переубедить, - твердо отчеканила девушка явно заготовленную заранее речь. - Я люблю вашу дочь, и лучше умру прямо здесь, чем от неё откажусь, - прохрипел аристократ, потирая горло. - Он тебе в отцы годится, не считая того факта, что это никчемнейший человек, плут, мерзавец, подлец, который несколько раз пытался убить меня и ещё больше раз - отнять у меня твою мать! - диким голосом орал Эрик с перекошенным лицом, нарезая вокруг парочки зловещие круги и выбирая момент, когда будет сподручнее вцепиться в горло графа. - Что он там говорил про свои нервы? - тихонько спросил Хафиз у Кристины, которая только и могла, что хлопать глазами и зажимать рот ладонью, чтобы не вскрикнуть от ужаса происходящего. - Вы старше Кристины на двадцать пять лет, так что наши двадцать два не такая уж и бо… - подал было голос Рауль. - О, я убью тебя! Заставлю жрать собственные кишки! Ты, бесчестный выродок, позор рода человеческого, ты соблазнил мою дочь, чтобы насолить нам с Кристиной! - завывал Эрик страшным голосом, предпринимая новые попытки прорваться мимо Лизи к графу де Шаньи. - Отец, матушка! - звучно произнесла девушка, бледная и дрожащая от обуреваемых её эмоций. - Мы обвенчаемся через месяц в соборе Сакре-Кер. Иначе я сбегу с Рулем и мы будем жить во грехе.        Девушка выглядела так же решительно, как Кристина, когда спасала раненого Эрика от облавы в Гранд Опере, так же, как сам Призрак Оперы, когда тот сцепился на стропилах с тогда ещё совсем юным Раулем. И Эрик слишком хорошо знал этот недобрый блеск в глазах дочери - слишком хорошо он запомнил его в отражении единственного в доме у озера зеркала в ту ночь, когда угрожал Кристине уничтожением половины Парижа, в то время, когда виконт де Шаньи и дарога Персии тонули в камере пыток. Помнила эту отчаянную решимость и сама Кристина. - Я же говорила, у нас скучно не бывает, - шепнула Эрика-Лотта на ухо Надиру, который в знак поддержки приобнимал её за талию, благо, отец семейства в этот момент был занят старшей дочерью. - Скажите, граф, а вы можете отличить верхнее «до» от «рэ»? - с истерическим смешком вопросила Ла Карлотта, вспомнив недавнее заявление Эрика. - А, и вы здесь… - обреченно простонал Рауль, черпая силы в ладошке любимой в его собственной руке. - Что же… Наверно, могу. - Ну, тогда не всё потеряно, - заявила Карлотта, поудобнее устраиваясь на своём месте. - В конце концов, нашла же счастье Кристина, вернувшись в своё время в Оперу. Может, не для Кристины ягодка росла... В смысле, де Шаньи цвел именно для вашей дочери все эти годы.        Эрик схватился за сердце и сдавленно захрипел, Кристина осела на стул в глубоком обмороке, Хафиза разобрал нервный хохот, Ла Карлотта хищно навела пенсне на Рауля, у которого дергался левый глаз, дети продолжали таскать рассыпавшиеся и местами размазанные по столу пирожные, Сэльвэтрикс безбожно хваталась за руку Доминика, изображая испуг, а Надир думал о том, что весь этот безумный обед стоил возможности подержать в объятиях дрожащую от гнева Эрику-Лотту. Граф Рауль де Шаньи уже не в первый раз за год подумывал о том, что зря вернулся в Париж из провинции, где столько лет жил спокойно и умиротворенно.