Путешествие в пространстве? Не беда! Постебемся как могут только русские!

      — Давай так, — сказала я, приложив Грелля по башке бензопилой. — Ты меня не видел, меня не знаешь. Я тебя тоже. Хорошо? Правда это правило будет действовать пока вся эта ситуация не разрешится. А так предлагаю мир, может быть, дружбу?       — Дружбу? — переспросил жнец, потирая ушибленное место. — Странная ты, ну ладно, только не могу понять, зачем оно тебе надо? — Умом Россию не понять, Пока не выпито ноль пять, Когда же выпито ноль пять, Все дело кажется не хитрым, Попытка глубже понимать, Уже попахивает литром, — практически пропела я, бодрым шагом возвращаясь в «родное» и «горячо любимое» поместье, с бензопилой наперевес.       — А моя бензопила?! — взвыл Грелль. — Уилл же меня убьет!       — Скажи, что потерял! Напряги мозги! Если они у тебя есть, — добавила уже тише. -Импровизация, парень. Импровизация — вещь незаменимая! — пешочком я дошла до поместья и задумалась, а каким же невероятным способом я попаду внутрь, не натолкнувшись на Себу или того хуже — Сиэля? Вопрос дня! Итак, какие будут предложения? Думай, Ника, думай! И как заору:       — Финни! — о, чего это птица с крыши свалилась?       — Леди Вероника? — е-мое, нет, не он мне нужен. Себа, свали!       — Ты не Финни, иди отсюда, куда шел! — сказала я, боясь повернуться. Так, приготовились драпать!       — Леди Вероника…       — Я не я! Я — барашек, нет! Я — кактус! Ты странный, Себа, с кактусом говоришь. Может к психологу запишешься? Тебе полезно будет. И Сиэля прихвати! Ему точно к нему надо, ну или к психиатру. Это уже как сам решишь, — великодушно разрешила я. Послушает али нет — ему решать, но после этого разговора я могу претендовать либо на награду за храбрость, либо на премию Дарвина…       — Вероника…       — Ну все, как ты там говоришь? Дела-дела! — и валить! Я смело могу сказать, что не бегала так быстро никогда за всю свою жизнь, а хотя, когда я удирала от царя, чей дворец по совершенной случайности сгорел дотла, после моего там прибывания. Долго тогда меня гоняли… И рыцари, и бояре, и сам царь… Да мне можно уже визитки раздавать «Вам скучно? Ваша жизнь сплошная череда унылых дней? Человек-косяк. Накосячит так, что если выживите, ваша жизнь никогда больше не будет скучной». В тюрьме, в ссылке, в бегах не может быть скучно… А пока, как всегда — бежим! И орем.       — Финни! Финиан! Где тя носит? Финни!!! — что я вечно убегаю? Так нада! Наверное… Может быть… Не, ну мне жить еще хочется, а если меня начнет допрашивать Себа на тему «Что значит», «Как же я вас красиво обломаю?» «А, леди Вероника?» мне каюк. И все, поминай как звали. Он же и мою душеньку высосет, съест… или что они там с ней делают? И тут выскакивает мне навстречу это чудо природы.       — Финиан! Ты моей смерти хочешь? Напугал! — затараторила я, до сих пор держа в руках бензопилу. Она — моя защита против съехавшего с катушек демона! Раздался сзади шорох. Я со скоростью не подвластной описанию, повернулась на звук и завела свою «игрушку» с дикими глазами.       — Кто там помереть захотел? — на меня с удивлением глядело двое- Финни, чуток шокированный моим обмундированием, и мышка до смерти напуганная моими действиями. — Фух, ложная тревога! Идем! — я схватила садовника и затащила его в первую попавшуюся комнату.       — Слушай сюда, — начала я шепотом. — Ты знаешь, где моя комната? — получив утвердительный кивок, облегченно выдыхаю. — Гляди, я сейчас иду с тобой ко мне в комнату, а потом, мы идем занимать Себастьяна так, чтобы он не вздумал ко мне соваться. Понял? — еще один удивленный кивок. — Молодец!       — Ника, но зачем? — решился все-таки?       — Надо, родимый, надо! А теперь вперед и с песней!       — Во поле-е бере-е-еза стоя-яла-а-а- завыл Финни, с испугом глядя на меня.       — Можно и так, — согласно кивнула я. — Только негромко. Хотя, — я подумала, — чем там занят граф?       — Работает? — предположил садовник.       — Жрет! Без меня! Давай, Финни, запевай, да так, чтобы граф своим парфе подавился! Гадина-каракатица мелкая! Жрать — и без меня! Наглеж! Ну все, смерть твоя пришла в моем лице! — и завыла нашу русскую «Катюшу». — Чего глазеешь? — спросила я совсем чуток ахреневшего Финни я. — Подвывай, что ли!       Так что завели мы песню на все поместье Фантомхайвов. Идем, идем по коридорам и Мейлин встретили, и Барда, позвали с нами. Теперь идем вчетвером. О, Танака! Плюс один! Пели все, что знали, и что не знали тоже! И плевать, что в мелодию не попадали, пели вразнобой, что в ближайшее время поместье обойдется без птиц, поскольку половину померло, от испуга, а другая половина — свалила в закат. Чего им не понравилось-то?! Плевать! Мы поем! Походу, горло сорвала, ну блин! Все веселье испортила. Эххх, невезучесть моя, рукожопство мое, милые, если бы вы знали, как же я **** вас обожаю! Прям в душе, вы, навсегда! Вероника плюс криворукость форева! Бензопила-то до сих пор со мной!       — Ребят, — прохрипела я. — Вы тут попойте, повеселитесь, а я скоро приду! — и пошла я к себе. Надо мне ее положить. Тяжелая, зараза!       — Мать моя! — от меня кто-то отпрыгнул, когда я завернула в очередной раз за угол. Сиэль?       — Сынок?! — заорала (захрипела) я, отпрыгивая от него, держа в руках косу смерти.       — Ника?! Что ты делаешь? Что это? — напугано заголосил Сиэлька. Ух ты! Аж волосы встали дыбом.       — Это — мое, не отдам. Отобрала у одного знакомого жнеца. А в общем-то тебе это знать не обязательно. Сам чего тут шляешься? Это моя территория. И не смотри на меня так! Да, моя! Пугаешь беззащитных девушек. — Сиэль выразительно уставился на мою бензопилу. — Ну не беззащитных… Так, уйди с дороги! Я к себе иду. Хочешь, идем со мной, — и не оглядываясь, пошла к себе. Не зря я все-таки тут так долго бродила?       — Эм, Ника, твоя комната в другой стороне поместья, — робко заметил граф. Хотя какое там робко — неловко?! Еле, падла, смех сдерживает!       — Я знаю! — повернулась и прошествовала я назад.       — Ну, вообще-то я пошутил…       — Ну все, сволочь, беги!!! — я завела косу.       — Твою ма-а-ать!!! — заорал граф, походу дела, не только он на меня плохо влияет…       Так и побежали по поместью. Опять. И снова. Мои ноги, за что им это?       — Не, я так не играю! — заявила я, скатываясь по стеночке. Так, закатываем истерику. Нет, не так! Мастерски закатываем истерику! Делаем вид что плачем, всхлипываем. Старательно делаем вид что стираем слезы. Граф, что остановился в нескольких метрах от меня, удивленно округляет глаза.       — Ника, ты чего? — спрашивает, подходя. Все мужики одинаковые! Все, как один, увидели женские слезы — паника, паника! — Ника, ну ты чего? — ласково… Ласково? Говорит граф, садясь на корточки около меня. Истерика, истерика, да здравствует наигранная истерика! Я готова сама себя расцеловать! какая же я молодец! Гордись мной, Станиславский! Оскара мне, Оскара!!!       — Сиэль… — «всхлипывала» я. — Какой ты… доверчивый! — завалила его на пол и нависла сверху. — Я тебя поймала! — заявляю я парню, что покраснел не то от злости, не то от ситуации.       — Поймала, — соглашается граф.       — С тебя приз! — заявляю все так же нагло.       — Какой? — ага, все-таки смирился, что со мной лучше сразу соглашаться? Хорошо, прогресс!       — С тебя-я-я, — я задумалась. — Поцелуй!       — Поцелуй? — переспросил Сиэль, красный, как рак.       — Ага… — меня заткнули поцелуем. — В щечку… — добавляю, когда Сиэль отстраняется. Ась?