Последствия

[с чего все началось] — Попробуй еще раз, — говорю я, наблюдая, как парень, с очередным вздохом, делает еще одну полоску синей ручкой у себя на левой ладони. Я заворожено жду, когда на моей ладошке что-то появится, и вскрикну от боли. — Успокойся, — сказал он, когда ничего не произошло. В который раз. — Понимаешь, что сейчас какая-нибудь девчонка страдает от этого? — я хныкнула на это замечание и уткнулась носом в подушку, — Не кисни, — говорит мне Камерон и целует в висок, — Многие люди встречаются и не со своими соулмейтами, — здесь надо сказать пару слов. Камерон — мой парень, который, к сожалению, не является моей родственной душой. Иногда, вторые половинки могут меняться, и я каждый день заставляю его писать что-то у себя на руках, в надежде, что это появится у меня. Но, увы, все остается неизменным. — Так делают «пустые», — бурчу в ответ. Пустые или бракованные — это те люди, у которых ничего на руках не появляется — у них просто нет соулмейта. Первые несколько месяцев после моего шестнадцатилетия, когда появляются первые надписи, я считала себя пустой — ни одной надписи за полгода. Любой в шестнадцать напишет что-то из интереса, тогда вторая половинка понимает, что не бракованная. Потом я познакомилась с Камероном, хотя очень боялась, ведь у него есть соулмейт, и тогда-то начали появляться надписи на моих руках. — С каких пор ты к ним не относишься? — язвительно сказал парень, хоть и в шутку, но получает по шее, — Не думай об этом так часто. — Ты же никуда от меня не денешься? — приподнимаю голову и с надеждой смотрю на него.   — Ха! Еще бы, — довольно опускаю голову на перьевую подушку. В комнате раздался звук уведомления. Кам пересаживается на край кровати, а я поворачиваю голову и смотрю в его спину, — Но, знаешь, я собираюсь сдавать не зачеты всю следующую неделю. —Что? У тебя хвосты? — ухмыляюсь я, почти что смеюсь. — Давай, давай, смейся над своим парнем, — он закатывает глаза и пихает меня локтем в бок. Дело в том, что Камерон всю жизнь был отличником, до того как поступил в университет. — Но… это на неделю? — молча кивает, закусывая губу и выискивая что-то в телефоне, — У нас же были планы... — расстроено говорю, сажусь к нему и по-детски выпячиваю нижнюю губу. — Я все понимаю и тебе не нужно ничего отменять. Мы же можем отложить все дела на неопределенный срок? — Это насколько? — он улыбнулся какому-то сообщению в телефоне не услышав меня, — Кам? — Скажу тебе сразу, как только все закончится, — ему звонит неопределенный номер и парень отходит в сторону, чтобы поговорить. Меня это напрягает, потому что он никогда так не делал. Разговор длился недолго и оживленно. До меня постоянно доносились обрывки слов, которые я не могла разобрать. — Слушай, Эшли, мне пора, — он с улыбкой возвращается в комнату, — Появилось важное поручение, — отвечает, когда я свожу брови в беззвучном вопросе. Молча киваю, Кам подходит ко мне, целует в щеку и уходит. Вот так просто. Тишина и напряжение повисло в комнате, как только донесся звук хлопнувшей двери. Вместе с этим появилась куча вопросов, на которые я бы хотела узнать ответ, но не показаться навязчивой. Хотя, за два года отношений можно было бы и избавиться от этого поганого чувства. После этого случая, все остальные события для меня стали «последствиями», только хорошими или плохими? Я не знаю этого до сих пор.

***

Честно говоря, когда в шестнадцать я не обнаруживала вытатуированных надписей на моих руках, забеспокоилась. Но через полгода я об этом пожалела — ужасная боль находила меня везде. Я бы предпочла остаться «пустой», жить с четырьмя кошками и никогда не выйти замуж, лишь бы не испытывать это. Сегодня впервые пришлось написать своему соулмейту — это была претензия. Почему же мы до сих пор не сказали друг другу свои имена, адреса, номера и не съехались жить долго и счастливо, как сделала моя подруга? Мне всегда казалось, что это не правильно. Да и неинтересно. Ведь мы можем сделать так в любой момент. Но, если мы действительно две половинки одного целого, судьба сведет нас. Да, так банально. На самом деле, было бы проще друг друга найти и не страдать… но, действительно, так быстро сдаться? Сейчас, на лекции мистера Брукса, я совсем не думала о том, как я буду его искать и буду ли вообще, если мой парень хочет найти свою причину страданий — как мне казалось, но об этом попозже. Своей правой рукой я записывала каждое слово мистера Брукса, а диктофон в телефоне — для подстраховки. Он строгий профессор, который, к несчастью, ведет важный для меня предмет и к тому же очень наблюдательный. Я почти всхлипываю от того, что происходит с моей левой рукой: с утра на ладошке появился номер телефона, сейчас — неустанно несколько адресов подряд. Я поднимаю руку — не в силах это терпеть — и прошусь выйти. Сжимаю левую руку в кулак, беру ручку, специальную салфетку* и оставшийся спрей*. «Вот кто-то у меня сейчас попляшет», — думаю, выходя в коридор. Я часто пренебрегаю тем фактом, что от моих надписей кое-кто тоже страдает, встаю в коридоре и пишу: «Можешь прекратить? У меня важная лекция!», — достаточно длинное предложение, как думаете? Долго будет выводиться. С болью ниже вырисовывается: «Ты мне пишешь? А так можно?». «Просто прекрати». «Извини, я не привык», — я распыляю спрей на ладонь и выругаюсь: «Черт, закончился!» «А вот я за два года привыкла! Ты что, художник?» «Нет, я — актер». «Пиши на обратной стороне своего сценария, но не на руках!», — закатываю глаза и выдыхаю — мол, больше он ничего не напишет и меня не потревожит. Беру специальную салфетку и стираю пасту. Возвращаюсь в класс. Долго записываю поток мыслей профессора, оставив место для предыдущих записей. В левом уголке появляются две буквы — «NY». Как вовремя, ведь у меня закончился спрей! Про себя кричу: «Сколько можно?!» На меня оборачиваются впереди сидячие. Значит, это было не про себя. Неловко улыбаюсь и низко наклоняюсь к тетрадке. «Не больно? :)», — появляется следом. «ЭГОИСТ», — вывожу ручкой, прежде чем звенит звонок.