***
Снейп собрал всех хогвартстцев в небольшом зале, чтобы объявить важную новость. Он попросил, а точнее, приказал принести с собой пергамент и перо. Как всегда ждали только Малфоя. Лицо профессора не выражало не единой эмоции, что давало пищу для размышлений. Оставалось только дождаться задерживающегося, чтобы узнать, что все-таки ждёт гостей Шармбатона. Слизеринец всегда появлялся бесшумно, и когда он громко прочистил горло, Гермиона подскочила, тем самым словив неодобрительный взгляд профессора. — И так, раз все в сборе, приступим, — начал Снейп. — Академия предложила устроить соревнования между их учениками и вами. Отказать мы естественно не могли, тем более, вы лучшие из лучших, как бы пафосно это не звучало. — Профессор, но какие соревнования нас ожидают? — прервала его Чанг. — Если вы позволите мне продолжить, мисс Чанг, то непременно узнаете, — удивительно, но Снейп даже не снял с неё балы за её бесцеремонность. — И так, будет три этапа. Первый заключается, в заданиях требующих знаний определенных предметов. Второй — творческий конкурс, тут мистер Макмиллан и мисс Чанг выступят со своим номером, что представляли на первое сентября. Третий — своеобразный квест, о нем поподробнее. Гермиона нервно сжимала край своей юбки, она ожидала, что сейчас может прозвучать то, что ей так не хотелось слышать. — Так вот, это похоже на турнир трех волшебников, но в гораздо упрощенной форме — профессор прокашлялся и продолжил. — Всего мне неизвестно, но точно нужно будет найти зачарованный предмет в каком-то из садов и передвигаться там можно исключительно на метлах. После нахождения предмета его нужно доставить к судьям, однако уже касаться метлы запрещено. — В этом и состоит, так называемый, квест? — Малфой небрежно рассматривал свои ногти, не особо вникая в суть разговора. В прочем и не удивительно. — Вам кажется это простым? — Спейп выгнул бровь, пронзительно глядя на слизеринеца. — Тогда, надеюсь, что вы, четыре «лучших ученика», выиграете это соревнование. А если нет… В общем, не советую вам проигрывать. На этом всё, все свободны. Чжоу и Эрнест переговариваясь между собой, уже направились к двери, в то время пока Гермиона прокручивала в голове услышанное. Её ладошки вспотели. Она и представить не могла, что случиться, если из-за неё они не выиграют это чертовое соревнование. — И да, — добавил профессор, — Завтра бал. Полагаю, не стоит напоминать, что случиться, если из вас кто-то опоздает? — все энергично замотали головами. — Мистер Малфой, вас, я попрошу остаться. Когда когтевранка и пуффендуец вышли за дверь, Грейнджер заламывая руки за спиной, тихо подошла к Снейпу. В зале резко поднялась температура, дышать стало тяжело, одежда стала сжимать тело, а в голове спутались мысли. — Да, мисс Грейнджер? — она ещё не проронила ни слова, но Снейп уже предвидел её немой вопрос. — Не знаю, как вам сказать… — казалось, прошло минут десять. — Но я не смогу участвовать в третьем этапе. Гриффиндорка проговорила последнюю фразу с неимоверной скоростью и опустила взгляд в пол, стараясь не ощущать недоумение профессора защиты от темных сил. — Простите? Но это еще почему? — Я не переношу высоту, и из-за этого, полеты — это невозможное задание для меня. — Дело только в этом? — профессор выгнул бровь в привычной для него манере, и сложил руки на груди. — Да. — Тогда мистер Малфой научит вас пользоваться метлой, учитывая, как вы стали дружны. — Снейп повысил голос так, чтобы и слизеринец мог слышать, что он говорит. — А если к концу будущей недели, вы всё ещё не будете совладать со своим страхом, и полеты на метле для вас будут такой же ужасающей темой, то со Слизерина и Гриффиндора будет снято такое количество баллов, что по прибытию в Хогвартс вам скажут «огромное спасибо». — Но профессор, — вклинился в разговор Малфой, который ещё минуту назад разглядывал корешки книг. — Это же не возможно, она ещё на первом курсе, довела профессора Хуч до белого каления, что та не глядя, поставила ей зачет. — Тогда ваша задача, Малфой, сделать это возможным, — он с укором посмотрел на слизеринеца, хоть его голос был спокоен и размерен как всегда, но от этого Грейнджер не было легче, скорее напротив. — А теперь, мисс Грейнджер, свободны.***
Люциус почувствовал, как в его горло уперся острый конец палочки, а в глаза жадно заглядывала старуха Ингрид. Он нервно сглотнул, не совсем понимая, в чем дело. Луна ярко отражалась в глазницах старой провидицы. — Если Белла слепа от мести за хозяина, то я — нет, — она тихо хрипела ему на ухо. — Малфой, неужели ты думаешь, что 140-летняя ведьма не знает о заклинании перемещения душ, для которого ты собираешь ингредиенты. Что ты задумал? — Ингрид, ты с ума сошла? Какое ещё перемещение душ? — Твоя игра с треском провалилась, Люциус, поэтому лучше признайся, пока я не раскрыла твою маленькую тайну остальным. Она надавила палочкой ещё сильнее, впиваясь в пульсирующую сонную артерию. Малфою не верилось, как в этой «слабой бабушке» находились силы, чтобы угрожать здоровому мужчине. Он уткнулся лопатками в шкаф, чувствуя сквозь мантию холод стекла, Люциусу стало зябко. — Ты же не думаешь, что сможешь одолеть меня? — Малфой ухмыльнулся, так же как и Драко, на правую сторону. — Я могу тебя одолеть, даже если моя палочка будет за сотню миль от меня, — Ингрид ослабила хватку, а после и вовсе убрала палочку. — Проверим? В это мгновение пожиратель обхватил свою голову и плавно опустился на колени. Мозг обливало раскаленным железом, а в сознании кричали тысячи голосов. Эффект был как от Круцио, но это что-то совсем иное. Она словно контролировала каждую клетку его тела. Хотелось взвыть во весь голос, но вместо крика, срывалось шипение. — Понравилось? — прорицательница смотрела на него сверху в низ. — Повторить? — Нет, — во рту пересохло, поэтому она ели услышала его. — Как… Как тебе это удалось? — Не забывай, Люциус, что я старше тебя в три раза, думаю это, что-то да значит. Так вот, если ты что-то решил провернуть за спиной Беллатрисы, будь добр, поделись.***
Как же давно Драко не ощущал такой щемящей пустоты внутри себя. Она так и кричит, моля вырваться наружу. Ему даже не удаётся собрать свои мысли в что-то связанное, как только он начинает думать, какой-то невнятный ком подкатывает к горлу, ноющее и тошнотное чувство появятся в районе солнечного сплетения. Нет, никто не увидит, более того никто не узнает что он вообще может чувствовать, но сам факт. Факт того, что эта пустота, которая была его свободой, вдруг стала его тюрьмой. И дело не в людях, которых нет или в тех которые есть, к ним он давно уже ничего не испытывает. Честно говоря, даже невозможно сказать в чем причина этой захлёстывающей грусти, которая шлейфом тянется за ним. Веки подымаются тяжело, голова от мыслей невыносимо болит. Лежать в холодной комнате на просторной пустой кровати, это единственное лекарство в этой ситуации. И уже ничего не хочется, ни избавиться от метки, которая до сих пор дает о себе знать, ни жизнь в которой бы несла покой, ни каких-либо отношений, чьё бы присутствие скрашивало одинокий ужин… Ничего не хотелось больше, лишь лежать в той самой комнате и смотреть в белоснежный потолок, даже ни о чем не мечтая, не придумывая себе другую жизнь, не вспоминая губы множеств девушек, чьи имена он никогда не стремился запомнить. Думая только об одном крепость рушиться. Крепость, которую он выстроил — рушиться. Все стремления, надежды, цели, всё это распалось буквально за пару минут, ровно за сколько, обрушилась эта крепость. Он не думал о прежней жизни или настоящей, даже не говоря о будущей, он думал о том, что вместе с крепостью падал и он. И был совсем не против того, что всё кончается, да кончается. Да так быстро. И это оказалось его пленом. Личным адом. И сейчас, сидя на этой высокой башне, единственная радость смотреть вниз, видя, как летят капли дождя, и мечтать лететь вслед за ними. Но он слишком слаб, слаб, чтобы бросить то, чего у него нет. — Малфой? — он услышал шепот Гермионы и усмехнулся. Ну конечно, кто же ещё это может быть? Её с дерьмом смешай, а она всё равно придет спасать твою проклятую душу. — Грейнджер? — он решил подыграть ей. — Что ты здесь делаешь? — в её голосе слышался испуг, что не удивительно. А что же ещё можно подумать, смотря на парня, который сидит на перилах высокой башни под легким дождем. — Сижу, как видишь? — он развел руками. — У меня встречный вопрос. Что ты здесь делаешь? Неужели больше заняться нечем? Гермиона хотела поведать ему длинную историю о том, как она шла в библиотеку взять книгу и почитать в альтанке, а потом увидела кого-то в окне, но решила ответить: — Нечем. — О Мерлин, Грейнджер в твоем распоряжении, огромный замок, полн разных величественных хреней, богатой историей и библиотекой в трое больше, чем хогвартская. Ты уверенна, что нечем заняться? — Малфой, на улице дождь. Слезай оттуда, там скользко, одно неловкое движение и мне не будет с кем идти на бал, — сказала Гермиона игнорируя его слова. — А я смотрю, ты оптимистка, — прокричал ей слизеринец, стараясь перебить шум дождя, который за считанные секунды превратился в ливень. — Реалистка. Давай руку, я помогу тебе слезть, — Гермиона протянула руку парню. — А вдруг ты столкнешь меня? — он игриво посмотрел на неё. — Ещё часов шесть назад ты твердила, что я ублюдок. — Я не поменяла своего мнения, ты по-прежнему тот же кретин. Но я не хочу потом винить себя в твоей смерти, — она сложила руки на груди, и начала прожигать его взглядом. — Да, ты определенно оптимистка. — Хватит паясничать, — Гермиона подошла ближе, она почти улавливала его дыхание. — Просто слазь оттудова. Держи мою руку, просто доверься мне. — Просто доверься? Ты так говоришь, словно это так просто, взял и поверил. Особенно тебе, человеку, которого я уже седьмой год задеваю всевозможными способами. Она просто пожала плечами в ответ. Ему и в правду захотелось вот так взять — и поверить. Вопреки всему. Гермиона смотрела на него своими большущими глазами с такой искренностью и желанием помочь. Может кто-то бы счел это за жалость, но почему-то ему казалось это простой добротой. Так на него смотрела только Нарцисса. Единственный человек, к которому он привязан. — Грейнджер, как думаешь, любовь это слабость? — Драко знал, что пожалеет об этом разговоре, но все равно начал. — Конечно же нет, напротив, любовь — это сила. — Но как можно доверять человеку свои мысли, свое сердце, всего себя? Это же так просто, кого-то сломать. Это же так ужасно быть зависимым. И ты, словно, марионетка в руках кукловода, который вертит тобой, как только захочет. Разве в этом люди могут находить удовлетворение? Это безумие. Истинное безумие. Любить кого-то, так сильно, чтобы отдать за него\неё жизнь. Больше всего в жизни я не хочу, чтобы это коснулось меня. Уж пожалуй, лучше стерпеть десяток Круциатусов, чем это мерзкое чувство, пробирающее каждую клетку тела. Говорят, оно начинается где-то в районе желудка и подкатывает к самому горлу. Очень похоже на тошноту. — Говоришь, так, будто бы знаешь об этом, — она решила подколоть его, пусть и ни кстати. — Грейнджер, не думай, что ты единственная, кто способен мыслить, — он уже злился на то, что позволил ей узнать, о чем-то личном. — Ладно, не заводись ты так. Просто это не похоже на тебя обычного. — То есть, ты знаешь меня обычного? — он скрестил руки на груди и с кривой ухмылкой глянул на неё. — Ты прав. Я не знаю тебя, — она это осознала только сейчас. Гермиона никогда не видела в нем, человека, который способен на какие-нибудь чувства, кроме ненависти и презрения. Она не видела, потому что он не хотел, чтобы хоть кто-то сумел догадаться, о той стороне, которую, Драко уже давно стремился в себе убить. И почти убил. Вот только если бы не она. Не эта чёртова Грейнджер, от которой сносило крышу, от которой дико накрывало. — И не нужно меня знать, — тихо ответил он, и соскочил с парапета на твердую поверхность башни. По пути в свою комнату он больно задел гриффиндорку плечом, не то специально, не то случайно. — Постой, — она крикнула ему в след. — Пока, Грейнджер, — он демонстративно помахал ей рукой, показывая, что не желает продолжать их разговор. — Хватит с меня твоей компании. И слизеринец скрылся в коридоре. А она так и осталась стоять под дождем, понимая, что перед ней стоял незнакомец. Незнакомец, которого она знала уже шесть с небольшим лет.