(Un)Forgiven

»…Моё сердце запрыгало от радости. Будь я собакой, мой хвост завертелся бы как пропеллер. «Ах, как хорошо, что я не собака», — сказала я с облегчением. Тут я посмотрела на себя со стороны и изумилась: какая же я идиотка!..» Пять сантиметров в секунду

Кто сможет коснуться меня — Я создан из огня, Кто сможет остановить меня — Я под напряжением, Ты помогаешь мне чувствовать себя непобедимым. Я чувствую, чувствую это… Непобедимость! — Ладно, ребята… — Джон закашлялся, не договорив, схватил бутылку с водой и осушил ее одним залпом, — Хватит на сегодня. Джен с облегчением выдохнула и отложила в сторону палочки. Руки ныли от плеч и до кончиков затекших пальцев, колени, стоило их выпрямить, похрустывали: никогда еще на ее памяти они не репетировали так много, как в последние три недели. И то, если верить часам, этим вечером Купер сказал «стоп» гораздо раньше, чем обычно. Вчера, например, к концу репетиции Леджер была готова выпасть из-за барабанов на пол и ползти к выходу в коленно-локтевой позе. Она не понимала, как у Джона хватало сил выстаивать перед микрофоном по десять часов подряд, ни разу не присев. Но непонимание вовсе не мешало ей уважать его еще больше. — О, неужели? — не удержался от шпильки в адрес солиста Сет, снимая гитару и ставя ее на подставку. — Что ж так рано? — Пошути у меня еще! — нахмурился тот. — Это в виде исключения, завтра все снова будет по расписанию. — Надо же, у нас есть расписание? А я думал, это называется «ненормированный рабочий день»! — Исчезни уже, Моррисон! Сет мигом скрылся за дверью репетиционной, но в коридоре еще долго слышался его хохот. Другие бы на месте коллег удивились, как парню удается сохранять хорошее настроение, но те знали, что все его шутки — от нервов, от усталости. — Эй, Джен, а ты почему не уходишь? — уже на пороге обернулся Купер. — Я же не просто так вас отпустил — День Святого Валентина, как-никак… Паршиво, но как раз сегодня у нее не было повода спешить домой. Все равно там пусто. А человек, с которым она хотела бы провести этот день — да и всю жизнь, — вот же он, совсем рядом. Зачем-то задерживается из-за нее, Дженнифер, на лишнюю минуту, но в мыслях наверняка хлопнул дверью и теперь торопится на свидание с женой. — Skillet — это не творчество, а работа. Это ладони с мозолями на прорвавшихся мозолях, сорванный до хрипоты голос, песни, рожденные не от вдохновения, но после мозгового штурма, и бесконечные репетиции, не до утра — до идеала. И не говори потом, что я тебя не предупреждала. — Ну и последний совет: не влюбляйся в Джона. Он, конечно, красавчик и все такое, но никого, кроме Кори, не видит. Я по молодости думала, может, дело не в любви вовсе, а в вере — «возлюби жену свою, как Господь возлюбил церковь», «не прелюбодействуй» — слышала о таком? — а потом пригляделась и поняла. — Что? — Не смотрят так на тех, кого любят по обязанности. С восторгом и жадностью, как впервые, будто и не было этих прожитых вместе лет. Любит он ее, Джен, по-настоящему любит… Леджер, помнится, промолчала и побыстрее свернула неудобный разговор. Во-первых, она услышала в голосе прежней барабанщицы плохо скрытую обиду и из присущего ей чувства такта не решилась продолжить расспросы. Во-вторых, совет Лори, хоть и дельный, запоздал: Джен уже влюбилась в Купера. Втрескалась, что называется, как девчонка, по самые уши с первой же минуты знакомства. Хотя почему «как»? Она и была-то тогда, в сущности, вчерашней школьницей. — Джен? — тихо повторил солист, заметив отсутствующее выражение лица девушки. — Все в порядке? Она вздрагивала каждый раз, когда слышала, как Джон произносит ее имя. Он относился к ней, как к младшей сестренке — с чуть усталой снисходительностью и неизменно покровительственной, видной невооруженным глазом нежностью. Он даже ругал ее по-особому, мягче, чем остальных. Как сильно ей порой хотелось увидеть во всем этом нечто иное, большее! Но каждый вечер Купер уходил домой, не оглядываясь, крепко держа за руку Кори, и Леджер запрещала себе надеяться и любила его издали, молча. — А? Да, все нормально. — Тогда почему ты все еще здесь? Она мучительно соображала, что бы ответить. В голову лезли всякие глупости, от развязавшегося шнурка на кедах до робкого и потому невнятного «ятебялюблю». Ее взгляд скользил по комнате, умышленно избегая Джона, и вдруг зацепился за ударную установку. — У меня тут проблема…ммм…с тарелками. Не пойму, в чем дело. — Может, сил не хватает как следует по ним ударить? — усмехнулся солист. — Давай посмотрю. Джен отвернулась к барабанам, надеясь, что он не успел заметить ее стремительно покрасневших щек. «Идиотка!» — изводила она себя. — «Сколько времени прошло, а ты все так же боишься остаться с ним наедине! Давай, продолжай в том же духе, пока он обо всем не догадается!» Тем временем не подозревающий о ее терзаниях Джон подошел и тронул рукой стойку. — Винты разболтались. Ничего страшного, сейчас поправим. И правда, секундная стрелка на его наручных часах не успела завершить круг прежде, чем он справился с «поломкой». — Ну, пробуй, — и комнату наполнил оглушительный звон. — Все отлично, спасибо, — улыбнулась Джен. — Извини, что задержала. Купер только отмахнулся: — Я сам хотел остаться, еще немного порепетировать. — Разве у тебя нет планов на вечер? К ее удивлению, он уселся по-турецки рядом с установкой и, бездумно выстукивая на барабане какой-то ритм, медленно произнес: — Ни-ка-ких. — А как же Кори? — они сидели совсем рядом, и Леджер украдкой разглядывала Джона, с тревогой замечая его осунувшееся лицо и измотанный вид. Ее взгляд остановился на обветренных губах солиста, и мысли почти мгновенно поползли в неправильном направлении. Но тут он поднял глаза, и Джен, смутившись, притворилась, что изучает носки своих кед. — Прости. Я знаю, это не мое дело. — Тебе не за что извиняться. Кори уже неделю гостит у своих родителей. Мы… У нас все сложно. Джен вдруг почувствовала, как израненное сердце ожило, перевернулось и затрепетало, забилось с неведомой доселе силой. Ей стало мучительно стыдно за свою радость, и все же она ничего не могла с собой поделать. — Но она ведь… Кори была беременна. Собственно, в этом и заключалась причина, почему группа столько репетировала: надо было натаскать замену — Андреа и Криса — перед тем, как ехать в тур с новым альбомом. — В том все и дело. Как бы глупо это не прозвучало, Алекс и Ксавиер получились случайно, а вот третий ребенок был запланирован. Только хотела его Кори, не я. Девушка внутренне сжалась: никогда еще Джон не говорил с ней так открыто. Кроме разницы в возрасте, вести подобные разговоры им мешала привычка не лезть в личную жизнь друг друга. Они считали себя друзьями, но дружбой их связывала группа и тот самый ненормированный рабочий день, о котором сказал Сет. Это было странно и немножко грустно. — Она считает, что нам пора завязывать, Джен. — С чем, с турами? — Со Skillet. И вы с Сетом тут ни при чем, я говорю лишь о себе и Кори. Сердце Леджер совершило еще один кувырок, но от теплившейся в нем радости не осталось и следа. — Ты же понимаешь, что это значит? В эту минуту она не задумывалась о том, не покраснели ли опять щеки: ей было не до привычной застенчивости. Затаив дыхание, Джен уставилась на Купера, и в глазах ее плескались страх и неверие. Тот лишь невесело ухмыльнулся: — Не смотри на меня так. Будто не знаешь, что я никуда не уйду. «Не знаю, » — хотелось с вызовом ответить Леджер. Однако она не Кори и не имеет права… Да, в сущности, ни на что. — И что ты собираешься делать? — Понятия не имею. Ей бы ответить «мне жаль», или «так бывает», или «не переживай, все наладится», или хотя бы бессмысленное, пусть и нужное, «я тебя понимаю», но горло отчего-то сжал спазм и стало трудно выдавить из себя даже вздох. Эта история продолжалась уже не неделю и даже не месяц. Мари говорила, с каждым разом все громче, что пришло время остепениться и подумать о будущем. О тех же детях, месяцами не видевших родителей. О чем-то более материальном, чем слепая вера в Бога и в завтрашний день. Джон не отвечал ей, но спрашивал себя, как случилось, что они, всегда понимавшие друг друга с полуслова, стали разговаривать на разных языках. Для обоих вера и служение постепенно ушли на второй план, а их место заняли совсем другие — разные — вещи. Для миссис Купер главным стала семья, для ее мужа — музыка. Иногда ему казалось, что Кори повзрослела, а он как был ребенком, так им же и остался. Может, поэтому уставший взгляд солиста все чаще задерживался на Джен, ничуть не изменившейся за почти десять лет. Может, поэтому он и разоткровенничался с ней сегодня. Они вышли на улицу вместе и остановились на тротуаре, застигнутые врасплох лучами заходящего солнца. Теплый оранжевый свет бил прямо в глаза, ослепляя. Джен зажмурилась и подставила лицо ему навстречу. — …проводить? — словно издалека донесся до нее голос Джона. Ей стало жарко не от его слов и не от небесного светила: внезапно пришедшее решение поразило своей простотой. Открыв глаза, она еще с минуту смотрела на линию горизонта, расплывающуюся в дымном мареве, а после расстегнула молнию на сумке и залезла рукой в самый дальний карман. — Это тебе. На доверчиво раскрытой ладони лежала маленькая открытка в форме сердца. Загрубевшие пальцы Купера едва коснулись кожи Джен, и по ней моментально пробежал электрический разряд. Но та даже не обратила на это внимания: сейчас было важно другое. Джон раскрыл валентинку; внутри, в обрамлении нот, на алом фоне чернела короткая надпись: «My Hero is You»*. Он перечитал ее еще два раза и перевел взгляд на девушку. — Ты мне нравишься, — с неожиданной даже для себя легкостью призналась Леджер. Ему не составило труда сыграть удивление: он не думал, что Джен когда-нибудь решится сказать о своих к нему чувствах вслух. Купер все понял еще год назад, на Рождество. Она подарила ему футболку с логотипом одной из его любимых групп, а когда он при ней же снял рубашку, чтобы примерить подарок, ее глаза как-то слишком внимательно пробежались по торсу, а лицо сравнялось по цвету с недавно покрашенными волосами. И после, солист не раз замечал смущение девушки, когда они оставались в комнате вдвоем. Сначала ему это льстило, а позже он стал ощущать все возрастающую неловкость. Жаль ее, хорошая девчонка. Джон старался по возможности не докучать барабанщице своим присутствием, пока однажды поймал себя на том, что смотрит на нее чаще обычного и не так, как раньше, и сам хочет остаться, а не уходить. Бог покинул его, их с Кори взгляды разошлись в противоположные стороны… Он чувствовал, что стоит на распутье в полном и безоговорочном одиночестве. — Давно? — спросил он лишь для того, чтобы заполнить возникшую паузу. — Девять лет. Столько же, сколько она играет в группе. Почему он не увидел всего раньше? Хотя что бы это изменило? — А сказала ты об этом, потому что… — День сегодня такой, — пожала плечами девушка. — Откровенность за откровенность. Ты не беспокойся, приставать не буду. Я лишь хотела, чтобы ты знал. — Зачем? — Понятия не имею, — передразнила его Джен. Джон не понимал, как ему реагировать. Не понимал, чего она от него ждет и ждет ли вообще. — Ладно, — чуть помолчав, добавила Леджер. — Я пойду. Не надо, не провожай. До завтра. Она развернулась и быстрым шагом двинулась прочь от него. Солнце зашло, в воздухе сразу похолодало. Сунув валентинку в карман куртки, Джон сорвался с места и почти бегом бросился за девушкой. Догнав ее, он выровнял шаг и пошел рядом, словно им было по пути. — Что-то забыл? — Да. Идем в кино? Сердце сбилось с ритма и замерло. Кажется, ему не пережить сегодняшний день. — Смеешься, да?! — не глядя на него, с нарочитой грубостью сказала Леджер. — Ты это из жалости или забыл, что женат? — Ничего я не забыл! Ты не дослушала: я же не на свидание тебя зову, а по-дружески предлагаю. Я тут подумал, мы ведь не общаемся совсем, кроме как по работе. Выходные, отпуски, праздники — все по отдельности. А раз уж мы оба сегодня оказались свободны… Короче, тебе друг нужен или нет? Леджер невольно улыбнулась: — Не помешал бы, у меня их не так много. — Вот! И еще, может, если ты меня поближе узнаешь, то поймешь, что я не такой уж и герой? У меня свои слабости, свои страхи… — Хватит, уговорил, — рассмеялась Джен. — Не разбивай только тот светлый образ, что я себе уже нарисовала. Они шли так близко, что почти касались друг друга тыльной стороной ладоней. Ближайший кинотеатр находился в нескольких кварталах. Молчать было глупо, но подходящая тема для разговора на ум не приходила. О работе говорить не хотелось, а затрагивать личные темы она не рискнула. Девушка чувствовала исходящее от руки Купера приятное тепло и это, как и его голос, очень отвлекало. Он что-то спросил — она едва уловила смысл вопроса. «Нет, Леджер, так нельзя, » — подумалось ей. Видя ее смятение, Джон начал рассказывать историю из своей юности, о группе, в которой играл до создания Skillet. Ледяная рука, сжимающая Джен изнутри, с мучительной медлительностью, но все же оттаивала. Причиной тому был то ли на редкость заразительный смех Купера, то ли желание девушки проверить его же теорию. Дженнифер никому в этом не признавалась, но даже прожив в Штатах почти десятилетие, она так и не смогла почувствовать себя здесь как дома. Так и не смогла отделаться от навязчивого ощущения, что никому не нужна, что ей не рады. А Джон был одним из первых американцев, с кем она познакомилась. Может, ей на самом деле хочется быть с ним просто друзьями? А влюбленность — это так, плод больного воображения? Что посмотреть, выбирала она. Фильм был страшный — для подстраховки, — но увлекательный, и Джен, сама того не осознавая, несколько раз хватала сидящего рядом Купера за руку. Тот был не против. Лишь изредка обращая внимание на происходящее на экране, Джон большую часть времени искоса наблюдал за подругой. Чересчур много интересных открытий для одного дня. Он впервые заметил, что ее улыбка похожа на детскую — такая же искренняя и восторженная, но глаза почти не улыбаются: как и у большинства взрослых, они серьезные, настороженные и слегка обеспокоенные. Музыкант представил их сияющими от счастья и вдруг отчаянно захотел увидеть у Джен такой взгляд и в жизни. Но ему это не под силу: девочке нужен герой, а он всего лишь человек. Они поужинали в небольшом китайском ресторане — на этот раз выбор был за Джоном. Джен как бы невзначай спросила, бывал ли он здесь раньше. — Нет, я вообще плохо знаю этот район города. Почему-то для нее было важно услышать, что он не приходил сюда с Кори. К ночи на улице поднялся ветер. Выйдя из теплого помещения, девушка с непривычки вздрогнула и поежилась. Купер отобрал у нее шапку и сам натянул фиолетовый колпачок с меховым помпоном ей на голову. Убрать с ее лица прилипшую к губам прядь волос у него получилось как-то машинально. — Я тебя все-таки провожу, хорошо? — Да. Никогда еще дорога домой не казалась настолько короткой. В ее маленькой прихожей Джон смотрелся непривычно и выглядел гигантом. — Чай, кофе? — поинтересовалась Джен, которой теперь, когда они, наконец, разговорились, меньше всего хотелось обрывать себя или его на полуслове. Купер извиняюще улыбнулся: — Уже поздно, а тебе нужно отдохнуть перед репетицией. — Ну, тогда пока? — она изо всех сил пыталась бороться с беспричинным сожалением и подступающими в горлу слезами. — До завтра. Обнимемся? — и зачем он тянет время? — Конечно. Джен обняла Джона за шею и поспешила спрятать пылающее лицо у него на плече. Он засмеялся, сгреб ее в охапку и сжал в медвежьих объятиях. Девушка на мгновение испугалась, почувствовав, что под ногами — воздух. Было нечем дышать, но какая, к чертовой матери, разница? — Это ведь тоже по-дружески? — Конечно, — повторила она. И — тихо-тихо: — Только не отпускай. Кожу за ухом обожгло не столько его дыхание, сколько… — А я и не собирался. Он поставил Джен обратно на пол, но так и не убрал рук с ее талии. Леджер облизнула пересохшие от волнения губы и взглянула на него снизу вверх. Вопросительно, как бы не понимая, почему друг еще здесь, у нее в прихожей. На самом деле — просто не веря. Даже в полумраке Джон видел, как ярко сияли ее глаза. Пусть не счастьем, но чем-то очень к нему близким. — Плохая была идея, — еле слышно заметил он, вновь наклоняясь к девушке. — Конечно, — шепнула в ответ она, заключая его лицо в свои ладони и преодолевая последний разделяющий их сантиметр. Сближение было стремительным, даже поспешным, будто это все, заключительный аккорд, финал и полоска титров, будто решение принято и назад уже не повернуть. Но сам поцелуй — коротким и несмелым, как в сомнении, как впервые. Пальцы стащили фиолетовую шапку и скользнули в волосы, моментально утонув в их мягкости. Повисшая тишина прерывалась шумным дыханием, жужжанием молний и шорохом снимаемых курток. В молчании Джен отстранилась — всего на секунду, но каких усилий это стоило! — взяла Джона за руку и повела за собой по коридору. Дверь прихожей осталась открытой. Дверь спальни захлопнулась с глухим стуком. Кори приехала в пятницу вечером, на выходные. Не домой — на репетиционную базу, повидаться с ребятами. Мужа она решила не предупреждать. Тот, стоило ей войти в зал, отложил в сторону гитару и отпустил остальных на перерыв. Джен сжала барабанные палочки так, что костяшки пальцев бессильно побелели. Она опустила глаза в пол, первой выскочила за дверь и потому не увидела взгляда, что бросил на нее Джон поверх плеча жены. Будильник надрывался где-то под подушкой, и Купер неловко вывернул руку — надо поскорее достать телефон и отключить его. Однако никого, кроме самого Джона, звонок не разбудил: соседняя половина кровати была пуста. Он потянулся, чтобы положить замолчавшую трубку на тумбочку, но тут его взгляд случайно упал на татуировку на внутренней стороне руки, и ладонь с зажатым в ней телефоном зависла в воздухе. «Forgiven». Солист Skillet со вздохом откинулся обратно на подушку. Надо бы добавить приставку «un» в скобках. И когда-нибудь, в самом конце, когда отдельные точки соединятся и получится рисунок, когда ему все станет понятно, подчеркнуть нужное. Она нашлась на кухне. Сидела на подоконнике, одетая в его свитер, болтала ногами, пила что-то из большой белой кружки, а в перерывах между глотками напевала себе под нос. И улыбнулась при виде его так, как никто другой не смог бы. — Чай, кофе? — за окном лил дождь, но день Джона обещал быть ясным и ослепительно солнечным. Купер сел на стул, собственническим жестом притянул ее к себе и уткнулся лицом в плоский живот, не нарочно задирая одежду. От нее пахло весной — не поздней, цветочной, а свежей, холодноватой, той, что пока почти-почти. Тонкие пальцы ласково приглаживали непослушные темные вихры. Скоро она выучит все его привычки. Какие-то из них, может, даже окажутся общими. — Кофе. Джон знал, Бог простит его за содеянное. Но в собственном прощении такой уверенности не было.