Серафим

«Давай сыграем», - громко сказал один из них, тасуя колоду. «Давай сыграем», - взглядом сказала официантка, подмигивая ему из-за барной стойки. «Давай сыграем», - мысленно сказал он, разнося паршивую четырехглазую голову телевизором. «Заканчивай эти игрища», - ясно сказал адмирал Андерсон, изучая его пытливыми старческими глазами, как бактерию под микроскопом. Адмирала Андерсона ничуть не взволновала кровавая куча батарианцев, валявшаяся прямо перед ним. Адмирал Андерсон уделил кровавой куче не больше внимания, чем можно было бы уделить контейнеру с мусором. Заканчивай игрища, солдат, и посмотри в лицо реальности. Ты – тупое ничтожество, ты в самоволке, ты беспробудно пьешь и молотишь всякий сброд предметами интерьера из-за женщины, которую никогда не встречал. Из-за идеи, которая больше не имеет смысла. Из-за чести, которой у тебя теперь нет. - Я не знаю, что вы хотите мне предложить, адмирал, и мне насрать. Лучше бросьте меня на гауптвахту. Из-за тебя погибли сотни людей. Ты тупое жалкое ничтожество. Ты ничтожество ничтожество ничтожество. И сейчас твое наказание наконец-то тебя настигнет. Вот сейчас, здесь, главное – хорошенько попросить. Сделайте мне больно, адмирал, накажите меня, прострелите мою башку, ведь в прошлый раз, когда из-за меня погибли невинные души, мне дали медаль. - Успокойся, сынок. Сынок. Остынь, сынок. Остынь и следуй за мной, сынок. Извини, но тебе опять не сделают больно. Извини, но командование опять преподнесет тебе вместо заслуженного наказания какую-нибудь неуместную хуйню. Смотри, это уже написано на моем добром морщинистом лице. - Хочешь гауптвахту – будет тебе гауптвахта. С единственной поправкой: ты будешь ее охранять. Вега молчал, когда один из сержантиков, сопровождавших Андерсона, кивнул в сторону шаттла. Вега молчал, когда загружал свою задницу в этот шаттл. Вега молчал, когда они летели неведомо куда. Но он не смог молчать, когда увидел ее. «Нормандия». Самый лучший корабль из всех существующих на данный момент. С лучшими инженерами, лучшим пилотом Альянса и лучшим капитаном. На сверкающем боку фрегата, побывавшего в таких местах, куда не решался летать никто, виднелся не до конца оттертый знак террористической организации «Цербер». И Вега не смог молчать. Имя сорвалось с его губ, как молитва. - Шепард… - Да-да, - кивнул Андерсон. – Все слухи – правда, к сожалению. Ну, почти все. Они зашли через единственный открытый шлюз и оказались в узком коридоре между кабиной пилота и диспетчерским залом. Пилот, которого Вега уже видел на фотографиях и сразу узнал, посмотрел на него, как на кусок дерьма, нажал кнопку и развернул кресло – спиной к дерьму. В диспетчерской суетилось не меньше десятка Альянсовских. Вега и Андерсон оставили трех сопровождающих в этом муравейнике и остановились перед дверью лифта. - Я все объясню через минуту, - сказал Андерсон и нажал кнопку вызова. Но объяснять, в общем-то, не было необходимости. Буквально полчаса назад Вега разъебал телевизором несколько голов – по очень вескому поводу, - и уже все знал. Ее обвинили в гибели трехсот тысяч батарианцев. Она разнесла ретранслятор в системе Бахак, попутно взорвав колонию. Она добровольно сдалась властям. Её лишили звания, свободы и корабля. Ему предстоит охранять пленницу, которую батарианцы жаждут порвать на мелкие куски, несломленную женщину, из которой бюрократы и мудаки от галактической дипломатии пытаются сделать козла отпущения. Но когда открылись двери капитанской каюты на верхней палубе и Вега сделал нерешительный шаг внутрь за адмиралом, он тут же понял, что «несломленная» - неверное слово. По крайней мере, на первый взгляд. Она сидела на краю кровати – уже в гражданском, - сгорбившись, опустив голову почти что на колени. Она смотрела в пространство и не видела ничего. Перед глазами капитана Шепард была бездонная дыра, яма, пустота. Андерсон тронул ее за плечо, и она вздрогнула, обернулась – бесконечно маленькая, беспомощная, бледная, как мертвец. Она совершенно не походила на ту Шепард, которую Джеймс Вега видел на фотографиях и в клипах. У той женщины была безупречная осанка, безупречно строгое лицо и безупречно решительный взгляд. Она производила впечатление огромной и величественной: всегда в своем обмундировании, всегда при оружии. А оказалась ниже его на голову и с мученическим выражением на лице. Потерянная, уставшая, одинокая. Ее запястья, закованные в наручники, напомнили Джеймсу тонкие прутики – особенно в сравнении с его лапищами. И все равно, все равно… Это была она. Когда Шепард посмотрела на него, Джеймс встал навытяжку и отдал честь. - Коммандер. Ей это не польстило – напротив, она осуждающе покачала головой. Она ведь уже не коммандер… И отдавать ей честь не полагается. - Охрана? Что это? Зачем это, Андерсон? - Лейтенант Вега, а не «это», - выпалил Джеймс прежде, чем смог удержаться. Заткнись, заткнись, заткнись, нахрена задираешь ее, это же не кто-нибудь, это Шепард, она спасла твою шкуру, она спасла все шкуры, до которых смогла дотянуться, будь вежливее. Однако к его удивлению бледные потрескавшиеся губы Шепард искривило подобие улыбки. Обычно офицеры на выскочек реагируют в лучшем случае равнодушно. А она улыбнулась. Может быть, даже не ему и не из-за него. Может быть, он о чем-то ей напомнил. Или о ком-то. - Ладно, - мирно сказала она. – Снимите наручники, чтобы я наконец-то смогла сходить в туалет. Андерсон кивнул и молча избавил ее от оков. Шепард растерла руки, морщась, а потом поплелась в сторону примыкающей к капитанской каюте ванной комнаты. Когда за ней затворилась дверь, Андерсон повернулся к Веге: - Я полагаю, задание вам ясно, лейтенант? Вега покачал головой. - Сэр. При всем уважении. Я не подхожу для этой работы. Вы видели, что я сделал с теми батарианцами? Это потому что они хотят ее голову. И если она пожелает сбежать, я не буду мешать ей. Я ей помогу. Я ей подставлю спину, чтобы вылезла в окно. Адмирал Андерсон пристально посмотрел ему в глаза: - Сынок, ты, наверное, плохо понимаешь, что здесь происходит. Позволь тебе объяснить. Если она сбежит, она уже никому не сможет помочь – ни себе, ни нам. Она – единственная надежда на то, чтобы объединить все расы перед вторжением Жнецов, чтобы подготовиться хоть как-то. Поэтому ты будешь охранять ее как зеницу ока. Жнецы. Ну да, разумная раса гигантских машин, которые раз в пятьдесят тысяч лет прилетают, чтобы всех поубивать. И Коллекционеры якобы служили этим самым Жнецам. Но в эту «правду» Джеймс еще не до конца мог поверить. Хотел, потому что Шепард не могла быть сумасшедшей, но не мог себя заставить. Это слишком жутко, чтобы быть правдой. - Двадцать четыре часа, лейтенант, семь дней в неделю, - продолжал Андерсон. - Она не будет пытаться сбежать. Так что твой долг в первую очередь следить за тем, чтобы к ней не проникли нежеланные гости. Твои приятели батарианцы или сотрудники «Цербера». Или какие-либо другие полоумные и фанатики. Джеймс посмотрел по сторонам. Аквариум, занимавший всю левую стену каюты, мерцал потусторонним голубым светом, превращая лицо Андерсона в маску. - И я собираюсь предпринять все возможное, чтобы восстановить ее в звании и вернуть ей корабль. Я сделаю все, чтобы с нее сняли обвинения. И я приступлю немедленно. Шепард вышла из ванной. Она не озаботилась тем, чтобы вытереть мокрое лицо, и теперь вода капала на ее воротник. Под глазами у нее залегли синие круги, и Джеймс подумал, что так, должно быть, выглядит человек, который в принципе никогда не спит. - Андерсон, вы бьетесь понапрасну. Если они решили сделать меня козлом отпущения, они не остановятся. К стыду своему, тут Джеймс был согласен. Причем опаснее даже не озверевшие батарианцы, куда хуже них – бюрократы. Он не мог представить ситуацию, в которой Шепард бы полностью оправдали. Особенно учитывая тот факт, что она уже полностью признала свою вину. «Да, я сделала это, - говорила она. - Да, я сбросила астероид. Но я поступила так, потому что у меня не было другого выхода. Если бы ретранслятор в системе Бахак не взорвался, через него спустя считанные минуты прошли бы Жнецы. Я задержала их на долгие месяцы». Ситуацию, в которой Шепард оправдают… Нет, все же он мог себе представить такую. Если Жнецы действительно придут, и если они и вправду именно то, что о них говорят. С другой стороны, тогда будет уже не до судов, удерживания под стражей и побегов. Тогда – только стрелять и молиться, молиться и стрелять. - Что у него с лицом, Андерсон? Адмирал сдержанно улыбнулся. - Он защищал твою честь. И свою совесть, я думаю. Шепард приподняла брови: - О, даже так, - она обратилась к Джеймсу: - Лейтенант, идите-ка подлатайте висок, у вас кровь. - Да, мэм. Когда они с Андерсоном вышли в коридор, адмирал остановил его, положив руку на плечо. - Лейтенант, вам действительно надо в медотсек, но учтите вот что. Она больше не вышестоящий офицер. Вы не подчиняетесь ее приказам. Напротив, она должна подчиняться вам. Это понятно? - Да, сэр, - сказал Вега, про себя думая, что скорее вспухнет, чем отдаст приказ Ей. – Разрешите задать вопрос? - Задавайте, лейтенант. - Что это? – на полпути он понял, что эхом повторяет слова Шепард. – Зачем это? Почему я? Это благотворительность, что ли? Последняя фраза снова явилась непрошенной. Зачем, дурак, зачем. Андерсон сжал тонкие губы и покачал головой. Понятно, что адмирал читал его дело. Понятно, что знает, отчего случилась самоволка. Знает, почему пил. Знает, почему упирался. - Мне кажется, вы с ней - два сапога пара, лейтенант, - отозвался Андерсон. И ответ заморозил Джеймса на месте. Он и великая героиня Шепард – два сапога пара? Это какие-то шутки? - Считай, что это интуиция. Я знаю, какой ты упрямый, какой преданный своему делу, что ты всегда идешь до конца. Все о тебе так отзываются. И о ней – тоже. Вот поэтому. Если ты как следует подумаешь, то сам поймешь. Я верю в тебя и верю, что ты не дашь случиться беде. Не надо верить во всякую хуйню, адмирал. Не надо, ладно? - Могу я взять с тебя слово, что ты не будешь подставлять ей спину, чтобы она вылезла в окно? - Да, сэр. - Вот и отлично, сынок. Иди в медотсек. А я навещу вас на Земле достаточно скоро. - Да, сэр. Пока пожилая и худая, как жердь, врач, лицом похожая на высохшее яблоко, приводила в порядок его висок, она переговаривалась по внутреннему коммутатору с пилотом. - Это вас не арестуют, доктор Чаквас. А меня – в колодки и за решетку. Вон Кена с Габби уже посадили под замок в нижнем отсеке. - Джеффри, ты же мог сбежать. - А мою девочку кто поведет? Я ее абы кому не доверю. Кроме того… доктор, а вы? - Все мы могли сбежать. Могли, но зачем? Доктор осмотрела голову Джеймса в последний раз, потом кивнула в сторону какого-то устройства, по виду напоминавшего медицинский лазер, над койкой и обратилась к Веге: - Твои шрамы. Вот эти, на лице. Их можно убрать. Хочешь? - Нет, мэм. Пусть остаются. Мне они нравятся. Если убрать и шрамы, то как он в принципе сможет потом смотреть на себя в зеркало и не сдохнуть от стыда?