Never Back Down

— Если ещё хоть один придурок захочет залезть мне в душу и покопаться там, я его подвешу за ноги на ясене и хорошенько поджарю его рёбра! — прорычала я, захлопывая дверь в свою комнату и опускаясь на кровать.       И без них есть, кому копаться в душе. Занято!       Я смахнула навернувшиеся слёзы. Тфу, чёрт, довёл.       «Хотя сама хороша! Врёшь, врёшь и не краснеешь!» — со злобой думала я на себя.       Я не рассказала друзьям об Алом пламени, я наврала Рему, что не могу исцелиться. Зачем? Да потому что мне страшно!       Конечно, я могу воспользоваться талисманом, могу себя исцелить и не заплатить за это. Ну, пожалуй, проживу на месяц меньше или сэкономлю на чудесах. Слепота и угроза безумия — следствие собственной тотальной трусости, всё это вышло из-за Стены, которую я же и возвела. Да, я могу. Могу, но я не хочу!       Потому что, не считая лжи о невозможности использования талисмана, всё остальное было правдой. Я не думала о детях и не хотела думать до конца школы, но тут меня каждый, кто осведомлён о недуге, спрашивает. Волей-неволей начинаешь задумываться.       С другой стороны, почему бы не попробовать? Ремус прав, я вполне заслужила простое человеческое счастье. Как знать, вдруг мы даже выживем в войне? Тогда я могу после себя оставить хоть что-то, кроме портрета на гобелене. О семье всяко будет кому позаботиться.       Глупости!       Всё это невероятные глупости! Какая семья? Я же всё время в подвешенном состоянии! Я могу в любой момент сорваться, в любой момент она может вернуться. И что тогда? Могу ли я потерять над ней контроль? Сжечь всё счастье дотла?       Всё. Забыли. Никаких детей! Не могу и не хочу!       Я лежала в кромешной тьме. Внизу кто-то что-то говорил, хлопали двери, слышны были шаги, доносился запах апельсина. Внизу жизнь. А я тут схожу с ума, накручивая саму себя. Нужно отвлечься. — Кричер, — тихонько позвала я.       Во тьме послышался хлопок. Я села на кровати, спустив ноги на пол. — Кричер прибыл по зову хозяйки, — проквакал домовик откуда-то справа. — Хозяйка чего-то желает? — Да, наколдуй мне капучино, — улыбнулась я. Раздался щелчок, пальцы ощутили гладкую поверхность бумажного стаканчика. Делаю глоток. — Что на площади Гриммо? Меня хватились? — спрашиваю я, нашаривая трость свободной рукой. — Господин Регулус переживает, хозяйка. Господин Орион пытается бросить все доступные силы на ваши поиски, но… — Но? — Ваша матушка, госпожа Вальбурга. Она против, говорит, что вашему отцу не стоит беспокоиться о… вашем здоровье. — Дословно, Кричер. Что она сказала? — «Орион. Ты испытываешь моё терпение! Ничего с твоими отпрысками не случится! Ни с поганцем-наследником, ни с твоей дрянной дочкой! Не лезь в дела Лорда!», — подражая голосу матери, воспроизвёл Кричер. — Похоже, мамаша была в курсе, — пробормотала я, отбивая тростью ритм по тумбочке. – Ну, кто бы сомневался. Надеюсь, отцу хватит смелости придушить её во сне подушкой… Так, забудь, что я только что сказала! — Как прикажете, госпожа, — я не видела домовика, но готова поклясться, что он отвешивает поклон. О, старый добрый Кричер. — Что ещё? — Возле дома ошивается тот грязнокровка… — Кричер! — Простите, госпожа. Ваш друг. Целыми днями бродит вокруг площади Гриммо, да в окна заглядывает. — Он волнуется, — вздохнула я. — Передашь ему сообщение? — Кричер не станет разговаривать с гряз… с маглорождённым! — заворчал Кричер. — Тогда сооруди мне какое-нибудь самопишущее перо, — я начинала злиться. Нужно отправить сообщение Джастину, а я беспомощна, как котёнок! — И чернила с пергаментом, конечно. — Хозяйка, не было бы разумнее, если бы кто-то записал под вашу… — Тащи перо, сказала! — рявкнула я. — И Байнса. Чёрт знает, где этого ворона мотает!       Спустя пару минут и ещё два стаканчика с кофе под мою диктовку было составлено письмо:       «Джас, я в порядке. Жива, почти здорова, долечиваюсь. Всё хорошо, все живы, мы в безопасности. Увидимся на Кингс-Кросс первого сентября. М.»       Кричер отправил ворона в окно, после чего я отпустила домовика.       Вот вроде сделала что-то, а на душе всё равно как-то… пусто. И немного страшно.       Несколько секунд я неподвижно сидела на кровати, отбивая ритм тростью. Я мечтала об огне. Не неистовом пламени, нет. О крохотном язычке пламени, колышущимся над свечой. О мягком оранжевом свете, который он дарит. Я пыталась с помощью талисмана хотя бы почувствовать пламя, но у меня ничего не выходило. А если и выходило, перед внутренним взором возникали видения алого огня, пепла и кровь, кровь, кровь…       Порой я надеялась, что из тьмы вынырнет та девочка с заштопанными глазами и канделябром. Что она скажет: «Ещё не время» и…       В углу я почувствовала движение. Не переставая отбивать ритм, я насторожилась. Украдкой я тянусь к талисману, пытаясь нащупать… но я ничего не чувствую. Это сбивает с толку. Впервые за минувшие несколько дней я ощущаю себя по-настоящему беспомощной.       Снова шевеление.       Вскакиваю, занеся трость. На кончиках пальцев я чувствую покалывание энергии. Столь внезапно, что, испугавшись, теряю контроль, выпускаю куда-то в пространство импульс. На миг тьма разрывается алым всполохом, высвечивая слева от меня чей-то силуэт. На миг, но я теперь знаю, куда садануть тростью и откуда убегать. — Марс! Марисса! Это я, это Эд! Не бойся, всё хорошо! Всё в порядке! — слышу паническую быструю речь. Облегчённо вздохнув, опускаю трость. — Ты меня напугал, идиот! — оскалилась я. — Извини, не хотел. — Ты что здесь делаешь? — Ну… — замялся парень. Голос его переместился чуть ближе. — Я решил оставить вас наедине. Прошёлся по набережной, вернулся домой, да как-то механически поднялся сюда. Слишком я привык протирать зад именно в этом кресле. У тебя тут темно, спокойно. А тут ты врываешься. Ну, я и испугался твоей реплики про поджаренные рёбра, к тому же, ты была как-то расстроена… Вот я и не решился тебя беспокоить, думал тихонько отсидеться. А потом ты домовика позвала. Он всё косил на меня глазами, но молчал почему-то. Вот… И у меня нога затекла. Я пытался потихоньку её расшевелить, а тут ты как подскочишь, как… что ты сделала, кстати? — Понятия не имею, — вздохнула я, нащупывая кресло. — Идиот ты, Эд. Своей комнаты, что ли нет? — Там Джеймс, Сириус и Питер режутся в покер на раздевание. Извини, но я не готов видеть обнажённого Петтигрю.       Я улыбнулась. Да уж, такое и я узреть не хотела бы, а за возможность увидеть хоть что-то я много бы дала. — Если хочешь, — кашлянул Эд, — я могу уйти. — Нет, не надо. Останься, — тихо говорю я. Мне не хочется снова оставаться в темноте в одиночестве.       Я слышу, как Эд подходит и садится на кровать рядом с креслом, где сидела я. Он мягко, но настойчиво останавливает меня, когда я начинаю снова отбивать ритм тростью. Мы молчим. Но на сей раз я не одна. Слышать рядом чьё-то дыхание уже что-то для человека, который круглые сутки видит только одно сплошное ничто. — Могу я кое-что спросить? — нарушает он тишину. — Конечно. Не факт, что я отвечу, но спрашивай. — Что такое это… синее пламя? Я видел его в том сне, потом мы сожгли стену, потом ты и я… и… ох.       Я думала об этом. Синее пламя остановило алое. Оно стёрло иллюзию со стены. Оно остановило меня, когда я обращала людей в пепел. Оно ненавистно ей. Оно причиняет ей боль. И основным его источником почему-то является именно Эд. — Возьми меня за руку, — прошу я, протягивая ладонь. Мысленно я вновь тянусь к талисману. Не черпаю силы, просто касаюсь. Моих пальцев касается его ладонь. Я чувствую боль, я вновь вижу алую вспышку перед глазами. Я чувствую, как она заходится в ярости. Отдёргиваю руку. — Марс, что случилось? Ты бледная, как смерть, — слышу взволнованные нотки в голосе Эда. Чёрт возьми, как это непривычно. — Я… проверяла кое-что. Нет, я не знаю, что за синее пламя. И да, я в порядке, не смотри так! — Откуда ты… — Потому что обычно на меня так все пялятся, я привыкла.       В сознание закралась странная мысль. Что если Эд Лафнегл сможет меня спасти? Что если он сможет её остановить? Ненароком, случайно. Станет катализатором, поможет мне обуздать алое пламя? Нужно будет спросить у Наваждения…

***

      Утром мне пришло письмо. Как ни странно, вовсе не от Джастина. — Марс, прочтёшь? — Я чувствовала, как Сириус улыбается, потрясая пергаментом. Ух, убила бы! Да тростью махать, сидя за столом, немного неудобно. — Читай уже, юморист. По идее, за шутки над инвалидами ты должен будешь гореть в Аду. — Не, меня нельзя в Ад, — протянул Сириус. — А тебя не спросят. Ну, что это? — Письмо. Сложено трубочкой, скреплено чёрным сургучом с печатью Азкабана. — О как… Марс, ты где так нагрешить успела? — Лина подавилась чаем. — Не знаю. Может, ошибка? Что там?       Шорох разворачиваемого пергамента. Тишина. Недоумённое «эм». — Это… похоже на детскую считалочку. Очень странную, к слову. — Ну, так, может, ты мне её зачитаешь? — начала раздражаться я. — «Тринадцать ударов часам мертвеца: Тик-так, тик-так. Безумье моё тяжелее свинца. Тик-так, тик-так. Чёрное, белое, красное, кровь! Тик-так, тик-так. Пламя в лесу разгорается вновь. Тик-так, тик так. Расплата грядёт, спасения нет, Тик-так, тик-так. Прячься, Ищейка уже берёт след. Тик-так. Тик-так».       Повисла тишина. Только часы в гостиной громко-громко тикали. Тик-так… Я тряхнула головой. — Нет… Тут явно какая-то ошибка, — бормочу я. — Указано твоё имя. «Марисса Блэк». И, раз прибыло сюда, кто-то знает о том, что ты здесь.       Страх тоненькими иголочками впивался в сознание, сердце словно ледяной рукой схватили. — Поздравляю, господа, — справившись с приступом паники, говорю я. — На меня снова открыли охоту. Вопрос только один: кто?

***

      На самом деле, я хотела сразу срываться с места и уезжать от Тонксов как можно дальше, но Андромеда буквально встала в дверном проёме с категоричным заявлением: «Не пущу, пока не выздоровеешь!». Пришлось остаться. Причём, остались мы всей нашей огромной компанией. Как только Меде удавалось нас прокормить? Конечно, из целей безопасности (и из уважения к моей паранойе) мы оградили дом магией.       Зрение вернулось постепенно, но как-то довольно-таки быстро. Мы сидели в тот вечер за ужином, воображая самые разные версии того, какой безумец мог бы отправить мне такое письмо. Кто-то утверждал, что это Йоре, которому я умудрилась дважды надрать зад, кто-то заверял, что на арене появился новый персонаж.       Внезапно я поняла, что тьма, клубившаяся все эти дни перед моими глазами, стала чуть светлее. Потом я начала различать источники света. После — силуэты. Пока ещё тёмные, словно вылепленные из сумрака. Постепенно силуэты обзаводились красками, цветами.       Друзья были слишком увлечены беседой, чтобы заметить моё замешательство. А я тем временем переполнялась восторгом. Я готова была расцеловать каждого сидящего здесь! И Андромеду с её высокой причёской и кружевным платьем, и Лину, которая пристрастилась носить клетчатые рубашки своего брата, и Сириуса за его отросшие до безобразия чёрные патлы, и Джеймса за его блестящие в свете люстры очки, и Теда за этот чудный зелёный галстук, и малышку Дору за этот прекрасный голубой цвет волос! Господи, да я готова была кинуться на шею даже Эду за его чудовищный пёстрый свитер!       От избытка чувств я рассмеялась, из глаз потекли слёзы. О боги! Я счастлива! Я, чёрт возьми, вижу! Это непередаваемо! Это неописуемо!       Разговоры умолкли, все смотрели на меня. А я всё смеялась и смеялась! А потом меня прорвало: — Меда, персиковый цвет платья тебе не к лицу, Сириус, сделай что-нибудь со своей причёской, Эд, сожги этот оранжево-красно-синий ужас к чертям собачьим! Тед, отличный галстук!       Я вскочила, подбежала к Ремусу, продолжавшему сидеть и ошалело хлопать глазами, чмокнула его в макушку и снова рассмеялась.       Дошло до всех секунды через три.       Дом словно взорвался от радостных вскриков. Меня обнимали, вертели в воздухе, что-то галдели в уши. Меня объяло такое буйство красок, что было даже непривычно. Я не помню, что было той ночью.       Но я помню, что я была беспредельно счастлива. Счастлива от простой возможности видеть.

Продолжение по ссылке в описании