Never Back Down

      Как только директор и медсестра удалились, я подскочила к кровати Эда. В коме… надо же… Но он же жив! Это хорошо! Да ведь? Да, конечно… только он теперь овощ! — Лафнегл, — ни на что не надеясь, позвала я. – Эй. Ты слышишь меня?       Как будто он мне ответит…       Вздохнув, я присела на его кровать. В темноте он казался призрачно-бледным, даже каким-то… беззащитным? Да, мне, вечной «девушке-в-беде», хрупкой особе аристократического воспитания этот высокий крепкий загонщик кажется беззащитным. — Ты извини меня, Эд, — тихонько сказала я. Пусть он меня не слышит, так даже проще. — Из-за меня всё эта свистопляска. Ты, конечно, тоже хорош. Я говорила тебе, дуралей, чтобы ты оставался с Мародёрами. Но я тебя понимаю. Ты просто не мог бы оставить меня одну в лесу среди врагов, да? Хотя спросил бы меня о том кто-нибудь пару лет назад, я рассмеялась бы этому человеку в лицо. Мы же так упоительно ненавидели друг друга… Знаешь, может лучше бы так и оставалось? Ты не подверг бы себя такой опасности, если бы по-прежнему меня презирал.       Я нашарила его руку. Холодная. Попыталась согреть, но собственные пальцы были предательски холодны. — Знаешь, — продолжала я, не выпуская его ладони. — На самом деле, ты самый неоднозначный человек, которого я когда-либо встречала, Эд. Неоднозначнее моей кузины, ей-богу! Вот ты воодушевляешь команду, оставшуюся без лучшего охотника, а через мгновение ты отпускаешь грубые реплики в мой адрес. Ты являешься лучшим загонщиком Хогвартса, после Сириуса, конечно, но при этом ты способен запустить мне в голову бладжер или сбить с метлы Хейзел. Вот ты говоришь, что с обрезанными волосами я выгляжу неплохо, а через несколько месяцев мы дерёмся до крови на кулаках. С Сириусом отношения и то стабильнее, понимаешь? Наши пальцы оставались холодными. Я осторожно укутала его руки одеялом. — Мне даже трудно тебя теперь ненавидеть, — признаюсь я. — Даже презирать тяжело. Я испытываю к тебе жутко противоречивые чувства: порой хочу звездануть тебе по голове так, чтоб искры из глаз сыпались, а чаще… Чаще я замечаю, что ты не такой уж плохой парень.       Где-то вдали хлопнула дверь. Я настороженно замолчала, прислушиваясь. Никого. Наверное, Пивз. Я задумчиво покрутила в руках кулон, который по-прежнему висел на моей шее. — Ты не представляешь, Эд, как сильно я влипла, — говорю я, глядя в пространство. — Из-за этой побрякушки я могу погибнуть, сойти с ума или поубивать своих друзей. А главное, я же даже не просила об этом. Нерушимый контракт заключился сам собой, без моего ведома. Прекрасная перспектива, да? Ещё и помереть по-человечески не получится, я же отправлюсь в каку-то загадочную «пустоту». Утешает тот шанс на миллион, но, знаешь ли, немного. Хотя после того, как я поставила ментальный блок и оградила большую часть сил этого талисмана от себя, теперь можно смело опасаться, скажем, шальной зелёной вспышки. Конечно, если от этого будет зависеть чья-то жизнь, я рискну и сделаю всё невозможное, чтобы спасти вас, но… Выживу ли я? Мне страшно, постоянно страшно, я не хочу это скрывать. Я бы хотела, чтобы эту дрянь мне никогда не присылали.       Я умолкла. Слова кончились. Само собой, Эд мне не отвечал. Зато ответил кто-то другой. — Это, конечно, замечательная история, мисс Блэк. Однако не могли бы вы объяснить, почему вы не обратились ко мне за помощью.       Я вскинула голову и чуть не свалилась с кровати. В дверях вновь стоял профессор Дамблдор в мантии поверх белой ночнушки и в ночном колпаке со звёздами. — Эм… я… просто… — замялась я. Ну, и как объяснять? — А разве это что-то изменило бы? — Я мог бы попытаться вам помочь, мисс Блэк. — Мне не нужна помощь, — ощетинилась я. — Хотите помочь — спасайте Эда! Я-то выкручусь!       Директор как-то странно на меня посмотрел, мне даже стало не по себе. Как будто я была очень странным грибом, и он оценивал, можно ли меня съесть или лучше пройти мимо. — Разумные волшебные вещи порой могут быть крайне опасны, — вкрадчиво произнёс он, продолжая сверлить меня взглядом. — Я знаю, профессор. Но уже немного поздно. Контракт уже заключён, я могу черпать силу, при желании, дистанционно, мне не поможешь.       «К тому же, в случае чего у меня уже есть консультант» — В таком случае, — помолчав, наконец, выдал Дамблдор, — вы всегда знаете, что я окажу вам любую посильную помощь. — Спасибо, профессор, но… — Я посмотрела на Эда. — Сейчас ему помощь нужнее. Вы можете сказать, он проснётся? — Я уже сталкивался с такой магией. Не лично, только наблюдал со стороны. — Дамблдор подошёл к кровати Эда. — Сейчас всё зависит исключительно от него самого и его воли к жизни. Если он захочет, он сможет очнуться. — Это как «если захочет»? А может не захотеть? — Он балансирует на грани жизни и смерти, мисс Блэк. Мы можем сделать так, чтобы его организм ни в чём не нуждался, но проснуться или нет — решать исключительно ему. — Мы можем ему как-то помочь? Я понимаю, всё зависит от него, но… — Мы можем поддерживать его волю к жизни. Он должен знать, что ему есть ради чего просыпаться. Нужно говорить с ним. Напомнить, что у него есть сестра, друзья, любимая девушка.       «Да уж, Бетти его тут же поднимет, конечно» — И, пока мадам Помфри держит вас здесь, я возлагаю львиную долю этих обязанностей на вас, мисс Блэк. Семья и друзья это, конечно, хорошо, но им нужно учиться. А вот вы, раз уж проводите здесь время, должны ухаживать за мистером Лафнеглом. Говорить с ним. Читать. — Поверьте, профессор, я — не тот человек, который тут нужен. Если он только не видит смыслом жизни со мной ругаться. Вы же наверняка знаете, какие у нас напряжённые отношения. — Знаю. Но ещё я знаю, что он сломя голову помчался спасать вас в лес. Это о многом говорит. А, если вас это не убеждает, можете расценивать это как наказание. — Наказание? — изумилась я. — Но за что?! — Ученикам строго настрого запрещено посещать Запретный лес, — лукаво блеснул очками Дамблдор. — К тому же, вы были непосредственным участником магической схватки, что тоже запрещено на территории школы. Более того, один из тех, с кем вы столь доблестно сражались, — иностранец, так что имеет место международный конфликт. Даже если он Пожиратель смерти. Вам мало? Я могу ещё придумать, мне не трудно. — Не стоит, я поняла, профессор, — потупилась я. — Хорошо, я прослежу за Эдом. — Вот и славно, — заявил директор и, напевая бессмысленную песенку, удалился.

***

      Следующее утро началось отнюдь не с кофе. На меня снова тяжестью обрушилась давешняя адская боль, которая знакома мне по минувшей ночи. Я опасалась, как бы мою голову не пришлось отскребать от стен Больничного крыла, но мадам Помфри подоспела вовремя с лекарством. Когда я спросила её, от чего такие муки, она лишь руками развела. Гениально. Но, к её чести, могу сказать, что лекарство помогало.       Собственно, из-за этой самой утренней боли она и не хотела меня отпускать. Заявила ещё, что приступ может повториться в любой момент. Зашибись.       Я как раз приводила себя в порядок, когда нагрянули посетители. В первую очередь, разъярённым ураганом в Больничное крыло влетела Лина. Тут же я схватила от неё несколько смачных тумаков за то, что я бестолковая, ненормальная, недальновидная и вообще я могла нас всех убить. — И это вместо благодарности! — выла я, прячась под подушкой. — Я же тебя спасать пошла, глупая! — Организовала бы спасательный отряд! — Подруга сердито сдула чёлку с щеки. — Но не одна же! На десятерых! — Эй, мы же все живы в итоге.       Лина была всё ещё бледна после того, что случилось. Но, в отличие от нас, она легко отделалась — её просто оглушили. Сейчас она мрачно бросила взгляд на спящего брата. — Знаешь ли, не все и не до конца.       Я отвела взгляд. Да-да, я помню, это моя вина, не стоит мне лишний раз напоминать. — Пожирателей поймали? — мрачно буркнула я. — Только тех, кого вы уложили. Тоневен сбежал, ещё несколько удрали прямо перед приездом авроров. Знаю ещё, что как-то удалось сбежать ослепшему Макнейру. Марс, ты мне ничего не хочешь рассказать? — О чём ты? — Что нужно было Йоре от тебя? — Давай потом. И не здесь, — пробормотала я, косясь на мадам Помфри. — Эд! О боги мои, боги! Эд, миленький! Что эта грымза с тобой сделала?!       В больничное крыло влетела Бетти Дарлинг. Она тут же припала к кровати больного, проносясь мимо меня и едва не свернув мою кровать. — Это я-то грымза? Ах ты пустоголовая кукла, да я тебя… — зашипела я, медленно поднимаясь с кровати. На плечо мне легла рука, настойчиво усаживающая меня на место. — Оставь её, Марс, она просто переживает, — усмехнулся возникший из ниоткуда Ремус. Ну, как из ниоткуда? Просто за визжащей белобрысой Бетти я его не заметила. — На эмоциях и не такое скажешь. — Ой, не занудствуй, а обними меня, мне очень-очень тяжко, — вздохнула я.       Позднее я рассказала друзьям, которые приходили один за другим весь обеденный перерыв, о том, что произошло в лесу и о «наказании» директора. Те лишь понимающе кивали, но задавали один единственный вопрос: «Что нужно было Тоневену». Почти всем я отвечала: «Я сама толком не поняла».       В течение трёх дней я старательно выполняла поручение Дамблдора. Я разговаривала с Эдом. Порой мне помогали Арти и Лина, несколько раз приходил Вуд. Узнав, что Эд всё прекрасно слышит, Коннор решил проводить ему «пассивные лекции о тактике и стратегии». Вот уж кто ярый зануда, так это он… Каждый раз, когда он приходил, я старалась забиться куда-нибудь в угол, в кресло и читать что-нибудь вслух.       Однако хуже, чем Вуд, могла быть только Бетти Дарлинг. Каждую свободную минуту времени она проводила с Эдом. Лина была от этого, мягко говоря, не во восторге. Эта щебечущая кукла умудрялась вставлять реплику в каждую фразу Лины, да ещё и настолько не в тему, что мне хотелось кинуть в неё чем-то из своего спасительного угла. К слову, даже чтение вслух не спасало — Бетти говорила громко и постоянно. На месте Эда я очнулась бы только ради того, чтобы заткнуть её.       Однако звенит звонок, ребята уходят, утаскивают Бетти, мы с Эдом остаёмся одни. Тогда я снова подхожу к нему, сажусь на его кровать, беру за руку и молчу. Просто потому что с ним и без меня постоянно трендят. Порой я говорю какую-нибудь ничего не значащую фразу, жалуюсь на Бетти, но в основном я молчу.       И каждую минуту каждого чёртова дня, что я здесь провела, меня не отпускало чувство вины. Я продолжала винить себя в том, что Эд сейчас в таком состоянии. В глубине души я осознавала, что моя вина здесь столь мала, что не стоит угрызений, но я переживала. Переживала каждую минуту. Каждого проклятого дня.       Порой меня скручивала сильная боль, тогда я вставала, пересиливая себя, и брела к своей койке, чтобы переждать наплыв минутной муки и выпить лекарство, оставленное Помфри. Забегая вперёд, скажу только, что в дальнейшем мне эта боль сильно аукнулась — в минуты переживаний у меня до сих пор сводит судорогой пальцы.       В один из дней, проснувшись среди ночи, я услышала обеспокоенный голос медсестры: — Я переживаю, Альбус. Пять дней без изменений. Всё ли правильно мы делаем? Возможно, разумнее отправить мальчика в больницу Святого Мунго? — Боюсь, мадам Помфри, вы правы. Если завтра ничего не изменится, придётся связаться с Мириам Страут. Печально, Поппи, очень печально. Я надеялся… А впрочем, не важно. — А мисс Блэк? Боли почти прекратились, она способна обходиться без обезболивающего и… — Да-да, утром её выписывайте, — расеяннно пробормотал Дамблдор.       Они ушли, хлопнула дверь. Как и три ночи назад я подскочила на кровати и бросилась к Эду. — Ну уж нет, дружок, они так просто тебя не увезут! — закатывая рукава и распахивая ворот ночнухи, заявила я. Я вынашивала этот план с первой ночи, я надеялась, что не придётся к нему прибегать, но, видимо, придётся.       Левую руку я осторожно приложила к его груди, правую — ко лбу. Закрыла глаза, сосредоточилась. Говоришь, пиромания мой предел? Вот и посмотрим! Мысленно я потянулась к медальону, пытаясь выудить те крохи энергии, что остались после пожара.       Нет, не получается, ничего не выходит… В груди начало колыхаться отчаяние. О, ну давай же, давай! Не для себя же прошу!       Я отняла руки, потёрла ладони, схватилась за кулон. Ну же, ну же!       «Я хочу ему помочь! Я должна ему помочь! Я заварила — мне разгребать! Ну!»       Внезапно меня словно обдало горячим ветром. Я почувствовала, как вокруг всколыхнулся воздух, увидела прозрачные завитки энергии. Кулон обжёг пальцы. Не теряя ни мгновения, я «зачерпнула» этой энергии. Ладони опалило нестерпимым жаром, словно я сунула их в пылающий камин. Сдержав рвущийся из груди крик, я направила поток энергии на Эда.       Тут же всё прекратилось. Ладони больше не горели, воздух неподвижно застыл вечерней прохладой. У меня подогнулись колени, я, схватившись за тумбочку, пыталась удержать равновесие, но осела на пол, словно ноги превратились в кисель. Перед глазами плыли круги, голову словно поместили в ведро со льдом. Даже после разгрома озера я не чувствовала такую слабость. Тишину нарушало лишь моё хриплое дыхание. Превозмогая слабость, я приподнялась и посмотрела на Эда. К вящему ужасу его глаза до сих пор были закрыты.       На глаза навернулись слёзы. У меня ничего не вышло. Я не смогла удержать поток. За пару мгновений я могла передать Эду чуть энергии, но этого не достаточно. Я не смогла ему помочь. Я злилась на себя за слабость, на неловкость, за то, что больше я не смогу повторить это, не смогу его спасти. — Прости, Эд, — прошептала я. — Я не справилась, прости меня.       Несколько ужасных секунд я сидела на ледяном полу, глотая слёзы и кусая губы. Пока откуда-то сверху не раздался тихий-тихий слабый голос: — Эй… Ты не могла бы дать мне водички? В горле жжёт, а рука у меня как-то онемела… Марс? Ты чего ревёшь? Ох! Эй, что с тобой? Перестань меня обнимать, я хочу пить! — Заткнись, голова садовая, — сквозь слёзы рассмеялась я, прижимаясь к нему. — Просто заткнись!