Насколько хватит твоего воображения. Ч. 2. Бесконечно

Два огромных толстенных стекла скрипят и хныкают, пока техники натирают их и покрывают матовым слоем какого-то антиблеска, а режиссер – не Эммс, а из второй или даже третьей группы, – стараясь говорить поверх шума, объясняет порядок движений и словесную кодировку. Фейт и Джаро слушают внимательно и повторяют, оба в банных халатах, но с уложенными волосами и тонированными легким ню-макияжем лицами. Когда оператор дает знать, что объективы к тестовой записи готовы, актеры разворачиваются лицом друг к другу, подтягиваются осветители с лампами, а режиссер становится за спиной Фейт. В обширном затемненном зале с мрачно-салатовыми стенами, куда Фейт еще летом удалось тайно влезть при пособничестве ассистентки декоратора, разноцветные полосы на халате Джаро при близком точечном свете выглядят фестивально ярко. Оператор выкрикивает сойтись поближе. Толкнув за плечи Фейт аккуратно вперед, режиссер обходит фронтальное стекло, а Джаро, назвав его Малькольмом и шагнув навстречу Фейт, интересуется, как теперь они выглядят в кадре. МАЛЬКОЛЬМ: (встав рядом с камерами и заглянув в планшеты) Ребята, еще ближе, чтобы вы оставались за границами искажения. ДЖАРО: Может, нам халаты снять? МАЛЬКОЛЬМ: Для теста необязательно. Стоя почти вплотную к Джаро – ее рука на его бедре, а его на затылке Фейт, – она бросает взгляд на пишущую станцию и скопившуюся вокруг рабочую группу. Полностью мужской коллектив: если Фейт обошлась всего лишь купальником без бретелей, то после неудачных экспериментов с порезанными борцовскими трико Джаро решил раздеться полностью. В конце концов их отношения перестали быть секретом еще пять месяцев назад. Большой палец вверх от оператора действует как удар гонга, приводя в действие всю команду. Режиссер поспешно ретируется, техники балансируют одну из стеклянных перегородок между актерами и камерой, а парень с хлопушкой выпрыгивает перед светоразделителем, оглашая в гулкой тишине трехэтажный номер сцены со всеми приписками. Фейт снова утыкается взглядом в полоски халата Джаро – цветастый ворс, пушистая на ощупь мягкость. Удивительно, но в отсутствие Эммса и его сестры-продюсера и весь просторный мрачный зал кажется причудливо уютным. Остановив запись, топы рабочей бригады переходят к режиссерской станции, увенчанной двумя внушительными мониторами, вправо от камер, и Фейт, переглянувшись с Джаро, рискует увязаться по пятам за ними. На экранах открывается видео пары в халатах, снятой сверху вниз и обратно. Края изображения кажутся вогнутыми – результат так называемой бочкообразной геометрической аберрации. Группа остановилась на этом приеме для записи коротких кадров-исходников визуальных эффектов, чтобы исключить необходимость запихивать обоих актеров в стеклянную бочку. Наполненная водой емкость в полтора человеческих роста красноречиво ждет своего часа съемки рядом с техниками, что терпеливо держат две стеклянные панели в центре зала. Фейт вновь опускает взгляд на дисплей, стоя за спиной и прислушиваясь к разговору. Режиссер, оператор, техник за мониторами и четвертый киношник – судя по упоминанию компании Бернхарда, супервайзер видеоэффектов – называют какие-то цифры, таская изображение по экрану влево-вправо. ФЕЙТ: (хмурится, решаясь перебить) Это flat/флэт, фильм разве не в формате Scope/скоуп? СУПЕРВАЙЗЕР: (оборачивается к ней как ни в чем не бывало) Верх и низ мы обрежем, чтобы убрать вертикальную дисторсию, а потом растянем на скоуп. Это же в 6К пишется. ФЕЙТ: (ошеломленно) И это рендерится в реальном времени? ДЖАРО: (к кивающему супервайзеру) Производительность этой станции должна быть сродни тем, что используются в NASA. Названные техником за мониторами параметры – двенадцатиядерный процессор, шестьдесят четыре гигабайта оперативки, две мощные графические карты и система хранения RAID с шестью дисками – заставляют Фейт замолкнуть и выровняться. Насколько доказательства немалых средств и усилий, вложенных в ее проект, льстят, так же сильно они и пугают. МАЛЬКОЛЬМ: (оборачиваясь к актерам) Окей, последний раз спрошу. Все себя нормально чувствуют, без претензий, возражений? (заметив кивки обоих) Тогда на позицию. Вручив халаты ассистентам, Фейт с Джаро сходятся в намеченной точке между двумя стеклами. Ее бежевый, под цвет тела купальник против его обнаженной кожи. Опускаясь перед актером на колени, Фейт жмурится и отворачивается в другую от камер и светильников сторону. Видели бы ее сейчас «юные пищалки» из его эшелона, под лупой изучавшие каждый миллиметр его фотографированного тела, терабайтовый объем «Фейтофобии» по цепной онлайновой реакции нарастил бы еще три нуля до пета-единиц. Сцена, задуманная для экрана как провокационно-чувственная, на практике оказывается терроризирующим испытанием в записи, как те незаконные эксперименты над личностью, когда испытуемых лишали сна и добивали монотонными звуками и напором воды. Мало того, что яркий свет бьет в глаза, так еще требуется вслепую под правильным углом к камере прожестикулировать и приземлить руку точно на бедро Джаро. Рука к своей щеке, жест, рука на бедро актера, поднять лицо, открыть глаза. По кругу раз двадцать. Финальное режиссерское «снято» приносит несказанное облегчение, и Джаро за ладонь тянет Фейт наверх с пола. ДЖАРО: (заворачиваясь в халат, тихо) Мне нужна какая-то компенсация, чтобы развидеть этот день. ФЕЙТ: (шепотом, кивая головой в сторону цистерны) Если я не утоплюсь сегодня, то хочу напиться вечером. ДЖАРО: (шагая к режиссерской станции) Знаю способ и получше. Предлагаю сегодня и завтра у меня, а потом перебраться на Неделю моды сначала в Нью-Йорк, потом в Париж. ФЕЙТ: Первое принимается. Насчет Нью-Йорка подумаю, Франция – точно нет, извини. Пришлось сдаться в добровольное рабство Роуз для интервью и прочего пиара. ДЖАРО: Вы с Терри договорились? ФЕЙТ: Да, на завтрашнюю съемку. Спасибо, что посоветовал. Остановившись около боссов группы, актеры заглядывают в экран – со стороны кадры выглядят определенно легче и эстетичней, чем когда находишься в эпицентре. Одобрив сцену, Джаро откланивается, а Фейт занимает кресло за режиссерской станцией. Вытирает косметику и расчесывается, пока бригада перенастраивает камеры и пишет чистые планы стеклянного, подсвеченного изнутри бака-аквариума «почувствуй себя русалкой в клетке». Сидя на высоком помосте и свесив ноги в цилиндрическую емкость, Фейт, зачерпнув воду ладонью, принюхивается и потом пробует языком – техники сцены даже предусмотрительно растворили соль, чтобы поберечь глаза. МАЛЬКОЛЬМ: (снизу) Окей, сейчас ныряешь, останавливаешься на этой точке (показывает отметку маркером на стекле сбоку), смотришь на меня и потом замираешь секунд на десять, если хватит воздуха. Фейт кивает. Несколько раз глубоко вдыхая и выдыхая, оглядывается на застывшую сзади группу спасателей на помосте и, приподнявшись на руках, спрыгивает в цистерну. Вода обволакивает и тянет вниз, отрезав все внешние звуки и ослепив внутренними фонарями, и погружает в гипнотический транс. Рывком открыв жалюзи, она морщится от яркого утреннего солнца и, развернувшись и шагнув вперед, чуть не врезается в угол темного стола-острова, торчащего посреди кухни. В прошлой квартире такого препятствия не было, а в этой постоянно забывается. Чертыхаясь, приволакивает стул из гостиной и, потирая глаза, пытается сфокусироваться на экране лаптопа то левым, то правым глазом. В итоге, отхлебнув кофе, на минуту закрывает оба. Новости в соцсетях заставляют проснуться быстрее всякого допинга. Фейт склоняется над столом, вчитываясь в экран. Два сообщения выделяются на фоне остального графически-буквенного месива: первое от русоволосой англичанки со знакомыми грубоватыми чертами лица, автор же второго – молодой человек непонятного происхождения и мотивов. «Дорогая Вера! Я знаю, что мы долгое время уже не общаемся, и тем не менее полагаю, что тебе важно будет знать о моем уходе из группы. Я многому научилась и стала свидетелем (в хорошем смысле этого утверждения), работая в команде, и я искренне считаю, что мне повезло быть знакомой с вами. Я точно знаю, что всем нам есть куда стремиться, и желаю огромной удачи и беспрепятственного пути к новым победам. С доброй памятью, Мэгги». Фейт сникает, склонившись над столом, и тяжело вздыхает. Оброненное ассистенткой группы восемь месяцев назад «мы были хорошей командой», когда Мэгги покидала прошлую квартиру Фейт, накладывается эхом на смысл нового послания. Последняя оборванная нить и отзвук далекого тревожного колокольца. Попавшие в ту команду, прошедшие каверзный и зачастую абсурдный отбор, редко уходили искать карьерное счастье на стороне... Тряхнув головой, Фейт открывает другое сообщение-сюрприз. В конце концов, какое значение теперь имеют «придворные» потасовки той группы, что осталась в восьми с чем-то часах за океаном и в прошлом. Статья, на которую указывает ссылка второго месседжа, нахраписто и балагурно дает экскурс в личную жизнь Фейт, акцентируясь на ее отношениях. Венцом сарказма, по версии автора, в финале выставляется список «лучшей десятки» фронтменов, чтобы «помочь Фейт заранее наметить себе следующую жертву, учитывая ее вкусы». Все упоминаемые рок-группы состоят из трех музыкантов. От современных Green Day и Biffy Clyro до не существующих ныне The Jimi Hendrix Experience и Nirvana. Фейт усмехается и уже заносит руку, чтобы стереть сообщение, но что-то стопорит ее. Ответом фельетонисту уходит: «Хочу выразить признательность за проделанную работу и сожаление о впустую потраченном времени, так как для меня статья бесполезна». В освещенной участками фотостудии сумрачно и практически безлюдно, за исключением визажиста и двух менеджеров – от журнала и рекламируемого одежного бренда. И фотографа – личная рекомендация Джаро и затаенное неодобрение журнального представителя. На конвейере съемка пяти луков. По идее, не больше полутора часов работы. Однако первый же сет вскрывает молчаливое противостояние журналиста с фотографом: Терри требует расстегнуть пиджак и рубашку, обнажив вертикальную полоску кожи, а публицист встревает с аргументом о пристойности издания. Фейт, бросив взгляд на обе спорящие стороны, пересматривается с бренд-менеджером. БРЕНД-МЕНЕДЖЕР: (подходит, перебивая) Мне кажется, мы должны согласиться с фотографом. Только он может понимать финальную композицию и выбрать более доходчивый способ представить коллекцию. Достаточно пристойный способ. ФЕЙТ: (кивает и к публицисту) Почему бы не сделать два варианта, а потом не выбрать лучший из предложенного Терри и вашего? С одобрения журнального представителя оголяется узкая полоса кожи от шеи до пояса, и фотограф укладывает планки рубашки и лацканы пиджака, мимолетно касаясь груди Фейт. Вероятно, случайно. Она на секунду морщится, но ничего не говорит и не шевелится, застыв в неудобной манерной позе. Серия щелчков фотокамеры с разных точек – и одна дискомфортная поза сменяется следующей. На этот раз фотограф практически руками залезает ей под блузку. Похоже, неслучайно. Фейт явно хмурится, но опять терпеливо молчит. Только когда для третьей серии фотоснимков Терри становится сзади вплотную, заглядывая из-за плеча и поправляя волосы, и касается ее пахом с недвусмысленным намеком и эрекцией, Фейт резко отпрыгивает от него. ФЕЙТ: (разворачиваясь и выставив вперед руки) Стоп! Хватит. Есть какие-то границы, и мне не кажется, а вы их определенно нарушаете. ТЕРРИ: (с невинным видом) Это всего лишь легкие штрихи, чтобы ты чувствовала себя более свободно, ведь мы пытаемся добавить немного вольной интерпретации... ФЕЙТ: (перебивая и наступая) Вообще-то я себя могу чувствовать совершенно свободно, даже раздевшись полностью и в самых фривольных позах, если точно уверена, что никто не будет пользоваться ситуацией. Джаро в этом смысле – профессионал, вам надо поучиться... ТЕРРИ: (перебивает) У каждого свои методы работы, и меня, если я хочу достигнуть нужного эффекта, мой никогда не подводит. ФЕЙТ: Вам нужно запретить работать в фешн-индустрии, и я прощаюсь с вами сегодня. (поворачивается к публицисту, игнорируя следующее возражение Терри) Вы говорили, у вас есть свой фотограф? Терри, изображая опального и непонятого в своих лучших творческих намерениях художника, удаляется, и непреднамеренный перерыв разгоняет оставшихся по углам студийного зала. Фейт находит в телефоне ответ от утреннего фельетониста: «Я могу написать статью о вас на другую тему, только скажите какую. И кстати, я с нетерпением жду того дня, когда «эшелон» утопится в слезах от того, что вы бросите их кумира. А в том, что это именно вы разорвете отношения с Лето, я уверен на 95%». Фейт уязвленно поджимает губы и отвечает: «Если у вас есть талант к угадыванию вероятностей, вам лучше играть в лото, а не тратить его на статьи». Минута, и соцсеть оживает новым сообщением: «Спасибо, что обеспокоились, но мне нравится писать именно о вас», – со ссылкой на то, что можно назвать фан-сайтом. Фейт бегло пролистывает страницы и передергивается словно от озноба. На сайте залита изрядная галерея ее фото и видео – большинство с шатеном и его группой, но встречаются и самостоятельные – вплоть до самых провокационных. «Я поражена вашей настойчивостью, хотя не могу сказать, что польщена. И снова сожалею, что ваши розыскные способности, кроме как трех подписчиков на сайте, вам больше ничего не принесли». – «Вы можете взять меня в свою пиар-команду, и это будет лучшей наградой». – «Пришлите резюме моему агенту, и мы посмотрим, что сможем для вас сделать». – «Имейл не подскажите?» Фейт улыбается и, глянув на вновь прибывшего фотографа, отправляет последний ответ: «Я думаю, что он вам уже известен». Высшая степень педантичности Роуз в открытую проявляется только за рулем. Фейт, широко открыв глаза и подняв брови, смотрит выразительно то на дорогу, то на агентессу. Не проходит и трех минут, как Роуз взрывается. РОУЗ: Хватит на меня пялиться, быстрей от этого я все равно не поеду, и мы никуда не опаздываем, чтобы устраивать бессмысленные гонки... Однако вызов мобильного Фейт очень кстати обрывает тираду агентессы. ФЕЙТ: (глянув на экран телефона и улыбаясь, к Роуз) Закрой уши. Это Джаро. Агентесса с тихим «больно оно мне надо вникать в ваши шушуканья» передергивает плечами, не отрываясь от дороги, а Фейт принимает звонок. ФЕЙТ: (в трубку) Только не надо меня переубеждать, какой Терри молодец, а я выходец из пещерного века, если не приветствую его методов. ДЖАРО: (голос с трубке) Жаль, конечно, что вы не нашли общий язык, в своем деле он мастер. Но я по другому поводу... ФЕЙТ: (перебивает) Охотно верю и даже предполагаю, что с тобой он ведет себя поспокойней, но мне... В общем, закрыта тема. ДЖАРО: Хорошо. Я звоню, чтобы поинтересоваться насчет твоих завтрашних планов, не хочешь завтра со мной на вечеринку Недели Моды в Нью-Йорке сходить? ФЕЙТ: Завтра, пятнадцатого? (поглядывает на Роуз) Ты знаешь, я бы лучше полетела с тобой завтра, но боюсь, что бесповоротно попала в рабство к своему агенту. Теперь меня жестоко эксплуатируют со всевозможными интервью и участиями в разных шоу и писательских сектах. ДЖАРО: (улыбаясь) Хочешь, я поговорю с твоим агентом? Я умею убеждать людей. ФЕЙТ: Я заметила, врожденный талант, без вопросов. (вздыхает) Но рабство отчасти добровольное, так что... Мне действительно жаль, и Джаро, я ценю, что ты предложил. Прощальные «увидимся-созвонимся», и Фейт, положив трубку, поглядывает на агентессу. РОУЗ: (с вызовом и ухмылкой) Рабство, значит? Фейт со стоном роняет голову лбом на торпеду, раскинув ладони в стороны, как на плахе, но Роуз высоким визгом «Макияж!» живо заставляет ее выровняться обратно. ФЕЙТ: (очертив пальцем круг перед лицом) Не размазала? РОУЗ: (глянув на нее) Твои глаза еще на месте, но, будь добра, не делай так больше (притормозив и посмотрев вперед) А это еще что за вавилонское столпотворение? Перед входом в «офисный муравейник» двумя шеренгами построились встречающие – кто с блокнотами и ручками в руках, кто с телефонами, – не иначе как онлайн-издание решило раздуть вековую шумиху из трехминутного интервью. ФЕЙТ: И главное, зачем? Ладно, как ты говорила, улыбаемся, что ли? Оскалясь, обе женщины покидают машину. Первые два метра в туннеле «поклонников» преодолеваются без потерь: расписаться на журнале в чьих-то руках тут, сфотографироваться с каким-то лицом там. Галдеж «Фейт-Фейт», кажется, доносится со всех сторон, к тому же накрывая еще сверху и поднимаясь снизу, стискивая в шумовой коробке. Фейт вскидывает голову на ближайший выкрик имени. И бесформенная черная летящая клякса с плеском врезается ей в лицо. Под верещание толпы и топот ног Фейт резко нагибается вниз, выдыхая и сплевывая, разведя волосы руками по обе стороны лица. РОУЗ: (пытаясь обнять и развернуть ее) Что случилось? ФЕЙТ: (отпихивая агентессу бедром и локтем) Не трогай. Не пачкайся. (струсив последние капли, вылезает из куртки и, выравниваясь, накрывает ей голову) Идем внутрь. Дверь в небольшую туалетную комнату распахивается, пропуская влетающих Фейт и Роуз. Фейт сразу же подбегает к рукомойнику, швыряя куртку на соседнюю раковину, а Роуз выкапывает из сумки мобильный. РОУЗ: Я отменю это и все сегодняшние интервью... ФЕЙТ: (перебивает, выныривая из ладоней с водой) Это пусть будет, а остальные сегодняшние отменяй... РОУЗ: (подскакивает к ней) И как ты себе представляешь записывать видео с таким... (указывает на отражение Фейт в зеркале) Нижняя часть лица Фейт, нос и левая щека с веком окрашены в черную с разводами маску, правая сторона лица в пятнах, и только скулы и лоб оппозиционно чистые. Потеки на шее и между ключицами, и к тому же вся футболка заляпана. ФЕЙТ: (вертя головой) П...здец, я похожа на помесь мопса с далматином. И все бы ничего, но... (пытается улыбнуться и передергивается) черные зубы... РОУЗ: Что это вообще за дрянь была? ФЕЙТ: (прополоснув рот и сплюнув) Чертежная тушь по вкусу. РОУЗ: И много ты туши в своей жизни выпила? ФЕЙТ: (качая головой) Не в таких количествах... В открывшейся со щелчком двери появляется девушка с пластиковой бутылкой тягучего средства и кухонной мочалкой, виновато сообщая, что это все, что есть на студии из моющего. ФЕЙТ: (подходя и забирая) Как раз то, что нужно. Спасибо! (растягивает губы, но потом передумывает) Фильтры-насадки цветные или фигурные есть какие-то на лампы? Девушка мотает головой. ФЕЙТ: Ну так нарежьте больших снежинок, тыковок и будете их руками перед лампами крутить. Для атмосферы. Хэлловин и Рождество вместе, один черт праздники скоро. Студийная ассистентка удаляется, и, пока Фейт намыливает и трет лицо, Роуз удивленно смотрит в телефон. РОУЗ: Кто такой Джек Пейдж? ФЕЙТ: (выравнивается, умывшись, и вытирается) Не знаю, а кто такой Джек Пейдж? РОУЗ: (зачитывает с экрана) Мое резюме... Лос-анджелесская киношкола... девятнадцать лет... бла-бла-бла... пиар-менеджер... бла-бла-бла... А, вот! Личная рекомендация Фейт Луны, если будут вопросы, обращайтесь к ней напрямую. В немой паузе агентесса, выжидающе подняв брови, смотрит на клиентку. Фейт, по-щенячьи невинно моргая – пятна на лице посветлели, но все равно не оттерлись, – глядит на нее в ответ с дюжину секунд и наконец хлопает себя по лбу. ФЕЙТ: (разворачиваясь к зеркалу и осматривая себя) Это, наверное, один из тех, кого ты зовешь влюбленными поклонниками... Стоп! (поворачивается к Роуз) Сколько ему лет, ты сказала? Девятнадцать? (увидев кивок и хмыкнув, вновь отворачивается) В общем, я имела неосторожность перекинуться с ним парой сообщений. Есть задатки публициста и, может быть, аналитика, возьми его интерном... РОУЗ: (перебивает) Мне только детей в офисе не хватает... ФЕЙТ: (продолжает) Пусть интернет мониторит по Фейт Луне, он все равно этим занят, а так будет занят официально. И Нэнс разгрузишь частично. Все в победителях! Фейт улыбается агентессе, и та со вздохом «о Боже!» закрывает лицо ладонью. Щелчок двери ознаменовывает второе пришествие ассистентки, на этот раз у нее в руках лист с вырезанными фигурками. АССИСТЕНТКА: У нас все готово по времени, только я не совсем поняла, что с этим делать? (демонстрирует лист) Роуз прыскает от смеха, закрываясь рукой. ФЕЙТ: (давя улыбку) Мы сейчас подойдем, и я поясню, хорошо? (к агентессе) Снимай блузку. РОУЗ: (резко став серьезной) У меня под блузкой ничего нет, кроме... ФЕЙТ: (перебивает) Вот «кроме» тебе и хватит. Будешь сегодня Агент Секси! Она расплывается в темнозубой улыбке, но вдруг мрачнеет и, махнув рукой, отворачивается. Агент Секси звучит как... другой Агент – обиходное прозвище из далекого прошлого. Роуз, как будто тоже вспомнив что-то, быстро кивает и, скинув плащ, расстегивает блузку. Сигнал мобильного верещит и истерит добрые пару минут, пока Фейт, накрывшись подушкой, пытается его игнорировать. Не помогает. Чертыхаясь, она вскакивает с постели и бросается на кухню, опять чуть не врезавшись в центральный стол. Ругается вдвое громче. ФЕЙТ: (поднимает трубку, не глядя в экран, резким тоном) Фейт! ДЖЕК: (бодро) Утро! Ты просила, чтобы я сообщал обо всех важных новостях, так вот, проверь почту, я тебе скинул ссылки. Многие в отрасли поговаривают о Десятке независимых фильмов от Национального совета кинокритиков. Можно я Дугласу Кроуфорду от твоего имени позвоню? ФЕЙТ: Дугла... кому? (взбодрившись) Так, стоп. Никому звонить не надо. И мне тоже не надо звонить. Кстати, я не помню, чтобы когда-либо давала тебе свой номер. ДЖЕК: Я у Нэнс выпросил. ФЕЙТ: Пять баллов за настойчивость, ноль за бурю в стакане. Национальный совет только к концу месяца вынесет вердикт, и если фильм Дага наградят, тогда и звони. Нет, лучше пиши. И если новостей больше на сегодня нет, пока. ДЖЕК: Кроме тех, что Лето тебе изменяет, больше никаких. Да и это, я полагаю, для тебя не новость. (через паузу) Извини. Набрав воздуха, Фейт выдыхает в трубку «это не твоя вина» и прощается. Выйдя в гостиную, она сворачивает к окну, ныряет за темную портьеру и, прислонившись лбом к стеклу, вглядывается в осенний дождливый день. По прошествии времени вода смывает любую грязь, даже сильно въевшуюся – собаче-боевой окрас Фейт сошел буквально за три дня, – но не очищает душу, если продолжаешь цепляться за потаенные обиды. Она подносит телефон к глазам и отправляет Джаро послание: «Нам надо поговорить. Лучше на нейтральной территории. На стоянке Пирса Санта-Моники, возле Тихоокеанского парка». В спальне забравшись назад под одеяло, Фейт с вытянувшимся лицом просматривает хронику похождений актера за последние две недели: шатенка с короткими волосами, еще одна с длинными и... Терри. Как только она задумывается на секунду, сразу же мотнув головой – да нет, Джаро вряд ли би, – прилетает ответ: «Сегодня вечером?» Будним октябрьским днем в предзакатное время на пирсе практически безлюдно: в окнах освещенных изнутри ресторанов и забегаловок редко заметны тени персонала, а на стоянке всего с десяток машин. Когда подкатывает черный спортивный джип, Фейт открывает дверь своего седана, и они с Джаро практически одновременно выходят из машин. От прохладной мороси Фейт кутается сильней, а Джаро поднимает воротник пальто и прячет руки в карманах. Он кивает на свою машину, но Фейт показывает на ограду пирса. Сходясь у металлической изгороди, они по очереди, словно сговорясь, бросают друг на друга мимолетные взгляды. Джаро снова с коротким вихром на голове после стрижки – все интерьерные сцены сняты, а в наружных голова его героя постоянно скрыта шлемом-маской. ФЕЙТ: (облокачиваясь на ограду) Мне кажется, так больше продолжаться не может. Ты замечательно проводишь время без меня, находя себе компании, а я, очевидно, ни в чьем присутствии вовсе не нуждаюсь. Мне нравится с тобой работать, но насчет остального, кажется, это все. ДЖАРО: (разворачивается спиной к ограде) И что ты ожидаешь от меня услышать? Или мне молча согласиться и уйти? ФЕЙТ: (пожимая плечами) Хотела узнать, что ты скажешь. ДЖАРО: (смотрит на нее) Что я скажу... Как можно закончить то, чего и не было? ФЕЙТ: (вытягивается) Даже так... (кивает) Ладно, ладно. Она мигом разворачивается, делая шаг от края пирса. Однако Джаро ловит ее предплечье и, крутанув к себе лицом, второй рукой за плечо дергает, притягивая. Фейт цепенеет, расширяя глаза и поверхностно дрожа. ФЕЙТ: (сквозь зубы) Убери. От меня. Свои руки. ДЖАРО: (быстро отстраняясь и расширяя глаза) Вот так ты поступаешь вместо нормального разговора. Временами мне кажется, что я понимаю тебя, понимаю все, что ты не хочешь говорить и почему, но иногда я чувствую себя выброшенным... (указывает вдаль на океан) Прибрежные воды Санта-Моники за мелкими гребнями набегающих волн отсвечивают хмуро-оранжевым закатом, а тени делают их рельефней и мрачнее. Океанский ветер пахнет солью и йодом, и кажется, что мелкий косой дождь соленый на вкус тоже. Фейт, не шевелясь и не моргая, смотрит в упор на актера. ДЖАРО: (переводит взгляд с океана на нее, более спокойно) У каждого из нас в прошлом было что-то такое, что оставило след, и тебе нужно будет научиться говорить об этом, а не запирать внутри. Может быть, не со мной и не сразу, но, поверь, оно того будет стоить. (наклоняясь и почти ей на ухо) И я не твой вымышленный персонаж. Заглянув напоследок в глаза, он отворачивается, уходя к машине. ФЕЙТ: (в спину) Джаро? Остановившись, он оглядывается. ФЕЙТ: Я могу поехать с тобой на ближайшее?.. Еле заметно кивнув, Джаро медлит, изучая ее. ДЖАРО: (тихо) Хочешь поехать ко мне сейчас? Такой же легкий кивок в ответ. Остаток вечера неумолимо и туманно отдает затишьем перед бурей: в молчаливых сорока минутах следования за черным Mercedes-Benz; в суетливой попытке не задеть Джаро при выборе невегетарианского в супермаркете; в нервозном дележе одной кухни при готовке каждым своего; в нерешительном пояснении, что шатен, кроме макарон, вообще ничего варить не умеет; в несмелых давних и свежих реминисценциях, связанных с отцом. Актер слушает с интересом, не перебивая, и Фейт в свою очередь внимает его словам о бросившем их семью отце – следуя каким-то необъяснимым совпадениям, самые близкие для нее люди обделены участием в их жизни родителей мужского пола. С учетом разницы в часовых поясах и времени перелета они попадают в Ригу аж через сутки после вылета из Лос-Анджелеса. Заселившись в двадцатишестиэтажный отель-монолит – надзиратель за Старой Ригой – и одевшись теплее – Балтийское побережье не жалует мягкостью климата, как Тихоокеанская Санта-Моника, – они уходят бродить по старым улочкам. Атмосфера континентальной Европы дарует легкость и уютный покой. Фейт смеется до слез, пытаясь на каблуках подпрыгнуть и дотронуться до головы собаки в знаменитой скульптуре Бременских музыкантов, где животные стоят друг у друга на спинах. Пока Джаро, режиссируя, старается сделать ее снимок телефоном, раз за разом бракуя дубли: то недолет, то не по случаю нахмуренное лицо. В одном из национальных ремесленных магазинчиков они находят коллекцию варежек – с красочными геомерическими узорами, – и латвийско-русско-английские торги превращаются в беседу глухих с немыми: вопрос Джаро «есть ли у вас такие же с открытыми пальцами» продавцы кроют аргументом «зачем без пальцев, если зимой холодно». В итоге музыкант покупает с десяток пар цветастых варежек, а Фейт отнекивается улыбкой и «предпочитаю перчатки». Обходя старинные и модерновые здания, они считают кошек на крышах и горельефные изваяния на фасадах, подсвечники и лошадей на картинах в Художественном музее «Рижская биржа» и макеты кораблей в Музее истории Риги и мореходства. Пробуют Рижский черный бальзам – Джаро кривится, высунув язык, и покупает бутылку для брата, а Фейт с комментарием «вообще-то он лечебный» берет парочку для себя. Притормозив в шоколадной кофейне, решают перебраться в бар на верхнем этаже своего отеля и, пока не сгустились сумерки, рассматривают цветные фигурные домики, до самого горизонта заполонившие открытую, как на журнальном развороте, полосу города. Утром Джаро будит ее с поздравлением и подарком на день рождения, и Фейт целый день рассматривает частое плетение цепочки и триаду – кулон-символ его группы. До четырех дня они смотрят и обсуждают новости, какой-то фильм и общие фото, что папарацци и фаны уже успели выкинуть в сеть. Однако, когда Шен заходит за братом, чтобы ехать на Рижскую арену для саундчека, Фейт вдруг решает остаться в номере: «Может быть, в следующий раз. Тем более, я со своими менеджерами давно не связывалась, наверное, неотвеченных накопилось... Так что у каждого есть своя работа на вечер». Натянуто улыбается – и вся веселость Джаро испаряется, пока он уходит с братом. Взгляд падает на одно письмо среди входящих. «С Днем Рожденья!.. Мы надеемся, что ты счастлива со своим новым парнем и новым фильмом, и несмотря на то, что мы долго не общались, просто знай, что мы у тебя есть и за тебя болеем. Люба и мама». И приписка: «Джаред Лето – красивый и популярный мужчина. Держись за свой шанс!» Фейт хмурится, но отписывается с благодарностью. Джаро оказывается первым, кому она звонит в конце ноября, подняв с постели в три ночи в немецком Франкфурте, чтобы прокричать об успехе прошлого фильма, когда Национальный совет кинокритиков записывает картину в Лучшую десятку независимых фильмов года. И Джаро становится последним, кому бы она рассказала о полученных в начале декабря новостях: фото шатена с его хронически вечной невестой в антураже холодного Лондона и шквал вопросов к ней от фанатов группы шатена, спровоцированный последним его интервью. Там он сам критикует часть своих прошлых геополитических и экзистенциальных взглядов, списывая на «был молодой и глупый», оторванно занимая усредненную позицию по отношению к власть имущим и правящим. Фейт с тревогой дочитывает статью и просматривает вопросы фанатов, которые с кучей теорий, гипотез и предположений сводятся к среднему знаменателю: «Что за хрень с ним вообще творится?!» Активировав звонок, Фейт нетерпеливо стучит ногтями по подоконнику, выглядывая из окна гостиницы на широкую улицу с массивными зданиями – Нью-Йорк, – пока на той стороне наконец не снимают трубку. ФЕЙТ: (резко, пропустив приветствие) Джек, запомни, а лучше запиши себе где-нибудь на своем толстокостном черепе, чтобы никогда больше не упоминал при мне и не присылал ничего, что связано с... моим прошлым. Или это будет последнее твое сообщение мне. Я ясно выражаюсь? ДЖЕК: (в трубку, ошеломленно) Да, я понял. Только настоящее, ни слова о... прошлом. Со словами «вот и чудно» она обрывает связь. Место прошлому – в прошлом, рядом с выдуманным и несбывшимся.