Инвалидка

      Душа покидает человека в шестнадцать лет, и ничего страшного.       Мир не переворачивается с ног на голову, не наступает Армагеддон, небо не рушится на землю. Вчерашние дети не становятся злыми или плохими; просто бездушный — значит взрослый.       В шестнадцать, по словам многих, начинается новая, другая жизнь. Имена наркодиллеров становятся общеизвестными и повторяются так же часто, как раньше считалочки (вы еще помните их? нет? ну же: про месяц в тумане и Иринку-витаминку); теперь, чтобы согреться, водка, а не крепкий сладкий чай; теперь подростки, зажав в измазанных не-блеском губах тлеющую сигарету, рассуждают о сексе и жизни — новой, другой. Бездушной. Взрослой.       Душа покидает человека в шестнадцать лет, и ничего страшного.       Если сравнивать наличие души после шестнадцати с болезнью или травмой, Катю смело можно считать больной. Или травмированной. Бывшие друзья зовут ее просто — Инвалидка.       Душа расположена где-то между ребер. После шестнадцати она пропадает — улетает или каким-то образом испаряется, это доподлинно не известно. Однако иногда она завязывается на ребрах узлом, таким крепким, что не может освободиться сама — а развязать нечто неосязаемое трудновато, между нами, даже врачам.       Эта патология редкая, едва ли не один случай на миллион. Инвалидка-Катя считает в уме: на планете — семь миллиардов людей, значит, теоретически, вечных детей семь тысяч штук, не меньше. Как много! И как мало! Жалкая кучка тех, кому суждено путаться в счетах за газ и воду, покупать шампунь «без слез» и обиженно сопеть, когда мама гонит в постель до полуночи и не разрешает есть много конфет. Всепрощающие, с привязанной к ребрам радужной душой — навеки одинокие дети. Поневоле.       У когдатошних подруг — первый секс и первая сигарета, у Кати — очередной мультфильм и разбитая коленка, заклеенная желтым пластырем в сиреневую полосочку. Крест-накрест. Катя смеется: до свадьбы заживет. Свадьба будет роскошной, все по красоте, как у принцесс в диснеевских мультфильмах; потом — муж-принц, или даже король, и много-много детей — прекрасных, желанных, любимых.       — Катя, Катя, — Диана обхватывает руками розовую кружку (подарок Кати) с несладким кофе, — какая семья! Сначала нужно образование получить. Устроиться в жизни. А потом уже — может быть! — задумываться о детях. Это тебе не кота завести. Хотя мамка нашего вышвырнула — говорит, достал ее. Странно, что все еще меня терпит.       Девушки вздыхают, каждая — о своем.       — Будешь? — по-дружески, как раньше конфеты, Диана протягивает Кате половину таблетки. — Все их едят, и ничего.       Катя качает головой.       У всех души нет вот уже два года, а у Кати она привязалась, проклятая, к тонким ребрам, трепещет, как запертая птичка в тесной клетке, и не дает спокойно… жить? Отнюдь: выживать.       В выпускном классе тема итогового сочинения звучит устрашающе «Ваша жизненная цель». Катя ловит предостерегающий взгляд Дианы: никакой семьи! Катя широко улыбается, не стесняясь кривых зубов, кивает: ясно! И пишет неровным почерком, что хочет стать бездомным поэтом, рассказывать стихи на площадях и бульварах, выпускать сборники, а на вырученные деньги путешествовать.       Ее сочинение, конечно, оценивают нулем баллов. Не везет в прозе, повезет в поэзии, думает Катя. Она желает Диане удачи при поступлении на филфак, дарит на прощанье банку кофе и, сжимая в руках тетрадку и ручку, садится в электричку — зайцем.       Площади городов пусты, и поэтому, когда Катя целиком заполняет их своей высокой худой фигуркой, читает стихи, непривычные, забытые всеми, однако «острые и нужные, как зубочистки», взрослые и дети слушают ее — даже машинально деньги бросают в подставленную соломенную шляпу. Катя смеется, гремит мелочью. И едет дальше.       Если вы спросите инвалида, жалеет ли он о своей утраченной ноге или руке, он, скорее всего, удивленно выпучит на вас глаза. «Но ведь вы не жалеете об остриженных ногтях и волосах», — проговорит он.       Если вы спросите Инвалидку, жалеет ли она о своей болезни, о своей душе, навсегда привязанной к телу, она, скорее всего, рассмеется вам в лицо. Или прочтет четверостишье на память. Впрочем, чтобы спросить ее о чем-то, нужно сначала найти ее.       Это сложно.       Однако иногда достаточно просто выйти на площадь.

… и почему вы все еще сидите на месте?