Отблески прошлого

Сознание всплывает урывками, нет возможности сосредоточиться, но его упорно куда-то тащат. Яркий свет бьет по глазам, проникая в сам мозг и в ватную тишину врываются звуки. Взгляд медленно проясняется. Больница. Приемный покой. Его пытаются уложить на каталку, но он сопротивляется. Болит грудь, ноет плечо и отзывается тупой болью при движении. Голова не соображает от слова совсем. Кто-то ругается, что лучше бы оставался без сознания. Может быть. Но он что-то должен… кто-то… Когда мимо на немаленькой скорости провозят другую каталку, и в фокусе взгляда мелькают родные рыжие волосы, все резко встает на места. - Кеко… - голос срывается, как будто он давно не говорил, но это сейчас не важно. Отталкивая врачей, он слезает с каталки и пытается двигаться за ней. Неуверенно, по стеночке, но в верном направлении. - Стойте! – врач пытается удержать пациента, который явно находится не в себе. Его останавливает мужчина в очках. - Вы его сейчас не остановите. Или нужно вырубать, или дать то, что он хочет. - Что?! – то ли вопрос, то ли возмущение. - Сейчас он хочет быть с ней. - Да он же сам… - врач не договорил, получив в ответ лишь бессильно разведенные руки. - Все равно же не пустят. Это же операционная, у нее внутреннее кровотечение! Это чудо, что жива еще, неизвестно сколько времени займет операция. Он не может сидеть там в таком состоянии! Сестра, готовьте укол с… - Попробуешь вырубить – засужу… – Получилось хрипло и совсем не грозно. Оценивая свое состояние, угрожать расправой неправдоподобно, а вот проблемы никому никогда не нужны. И блондин удовлетворенно мрачно усмехнулся, когда после шокированной паузы молодой человек эмоционально выругался. - Хорошо, но хотя бы перевязку временно дайте переделать. - Вот там… и переделаешь... Кстати, там это где? - Третий этаж, левое крыло. Провожу. – Обреченно вздохнув, врач догнал мужчину и позволил опереться, чтобы удобнее было идти. На секунду обернулся к стоящим мужчинам: - А вас уже ждут в смотровом, и что бы без осмотра по больнице не шатались. Расстояние, которое обычно заняло бы минуты две (два коридора, лифт, снова два коридора), проползли за пятнадцать. Пустой коридор, приглушенный свет. Дверь с горящей надписью «Не входить». Блондин с трудом опускается на стул, с не меньшим трудом распрямляется, откидываясь назад. Закрыв глаза выдыхает. И начинает молиться. Он не молился уже очень давно. Сам не вспомнит, когда это было, да и было ли вообще. Сейчас же губы молча шевелились, моля, прося, желая, требуя… Он лишь чуть поморщился, когда принявший его врач осторожно снял первоначальную перевязку с плеча и наложил новую, чтобы не допустить потерю крови. И встал рядом, прислонившись к стене. Он слышал, как постепенно по одному (видимо по мере освобождения от осмотров и обработки повреждений) присоединились Юкихито и Майкл. Не стали его дергать, просто молча сели рядом. Как еще через полчаса примчался Куу (похоже, сорвался сразу как сняли блокировку с помещения), и одновременно и с ним пошел Такарада, оставив спящих детей на врачей. Пытались что-то спросить, но Куон отвечал невпопад, борясь со своим состоянием и панически-упадническими мыслями, что так упорно лезли в голову. Тогда Хизури-старший обратился к дежурившему рядом с пациентом врачу. Невольно ловя обрывки фраз, блондин услышал и про пулевое, и про возможные переломы ребер с обширными гематомами, которые точно есть после попадания в бронежилет, и даже про возможное сотрясение. Он лишь невесело усмехнулся. Какая разница… ей сейчас хуже. Когда перед рассветом прибежала проснувшаяся мама, сил уже почти не было. Но эта женщина всегда умела взбодрить. Обняла, запричитала, встряхнула. Перешевелила все что можно было задеть. Но на фоне боли снова появились силы и подобие бодрости. Он даже встал, прислонившись спиной к стене, чтобы не терять концентрации. Открывшуюся дверь он заметил сразу и напрягся всем телом, не отрывая взгляда от хрупкой девушки в стандартном операционном костюме. Она как в прострации стянула с головы шапочку, тяжело вздохнула, и обратила уже осознанный взгляд на ожидающих. Кажется, сначала опешила от количества людей в закрытой зоне, но очень быстро профессионально нашла нужного и подошла сразу к нему. - К сожалению беременность сохранить не удалось. Слишком много факторов, слишком много времени. К тому же ее собственное состояние… - блондин кажется не слышал слов, смотря будто сквозь нее. Но это только казалось. Каждое слово впечатывалось в мозг. Недалеко всхлипнула Джулия, прижимаясь к мужу, выругался Такарада и еще кто-то. – Сейчас хирурги борются за ее жизнь. Крепитесь. Женщина крепко сжала его предплечье, пытаясь передать поддержку и сочувствие, но мужчина никак не отреагировал. Она понимала его состояние. Сколько таких ей приходилось видеть… линия губ горько исказилась. Она кивнула коллеге и тяжелой походкой покинула операционное крыло. И тут ударили мысли, которые он подсознательно, а может и осознанно отгонял, акцентируя внимание на Кеко, на ее состоянии, на ее жизни. Ведь еще тогда, когда увидел на парковке, что-то щелкнуло в голове и в груди оборвалось. Он тогда уже понимал, что ребенка уже нет. Но ведь его и не было? Еще не было. Можно ли потерять то, что еще не имеешь? Оказывается, можно. Оказывается, это очень больно. Больно до черноты перед глазами и вырывающегося из горла сдавленного то ли стона, то ли воя. Не в силах удерживать себя на ногах, он спиной по стене сползает на пол, обхватывая голову руками. - Куон! – Джулия оказывается рядом быстрее всех, падает на колени рядом с сыном, обнимает, прижимая его голову к груди и обхватывая своими руками. Словно закрывая от всего мира. Она слегка покачивается, скорее инстинктивно, как в детстве укачивала ребенка. Подошедшему Куу и остальным лишь покачала головой, показывая, что пока лучше оставить в покое. Она шепчет что-то невнятное, абсолютно бессмысленное, он цепляется за ее руку, продолжая выть на одной ноте. Впервые за эти длинные сутки эмоции прорвались и брали верх. Мужчины не выдерживают, отходят. Кто к окну, до белых костяшек сжимая подоконник, кто просто вдоль коридора, усмиряя желание с эмоций пнуть со всей дури подвернувшийся стул. Кто-то опускается на сиденье, сжимая кулаки в бессильной ярости. И каждый прокручивает в голове свои и чужие действия, задним числом пытаясь понять или придумать – что еще они могли сделать? Где не дожали? Почему опоздали? Так проходит пара минут. Когда заканчивается этот душевный приступ, актер снова откидывается спиной на стену, продолжая сжимать руку матери. В душе неожиданно образовывается звенящая пустота, в голове ни одной мысли. Эмоциональное истощение. Он поднимает голову и смотрит прямо на лампу, до боли в глазах, пытаясь хоть таким действием вернуть какой-то отклик. Подошедший Яширо перекрывает поле зрения, чем привлекает внимание. Молча протянув руку, помогает встать. С этим еще предстоит научиться жить, но здесь еще не все закончено. И друг снова помогает подняться. Не только физически. Здесь и сейчас вообще довольно мало слов. Все как-то обходятся без них. Понимая друг друга со взгляда, с движения. В немом ожидании время тянется дальше. Когда еще через два часа выключилась лампочка над дверями операционной, и они распахнулись, в ту сторону повернулись все. У Куона физических и моральных сил хватило только встать. Сделать шаг уже не вышло. Подойти к уставшему хирургу смелости хватило только у Хизури-старшего. Или ответственности… или жалости. О чем говорили, было не слышно. Но когда врач мрачно покачал головой… Куон словно снова услышал в голове тот холодный жесткий голос «на колени» и почувствовал тот удар. Наотмаш, с ноги. Ноги подогнулись сами. На звук удара Куу резко обернулся, чтобы увидеть невменяемы взгляд сына. Он задыхался от шока и боли. И Хизури осознал, что сын со стороны понял разговор неверно, поспешил успокоить, подбегая: - Она жива, Куон! Слышишь, она жива! Но измученный организм не выдержал очередной встряски, и Куон уже отключался, погружаясь во тьму. Правда ли он услышал эти слова? Или это иллюзия мозга, что пытался уйти от очередного потрясения? Или просто сон…