Их ночи

- Курить, - выдохнул Шерлок дым, - вредно. - А дышать, - в тон ему откликнулся Джон, - скучно. Они одновременно засмеялись – и, не глядя друг на друга, замолчали тоже одновременно. А потом Джон сделал кое-что, что застало Шерлока врасплох. Не изумило его – слишком темно, чтобы удивляться, - но заставило, по крайней мере, в недоумении приподнять бровь. Легко перегнувшись через стол, Джон вытащил у Шерлока из пальцев зажженную сигарету – и стул тихонько скрипнул, когда он уселся обратно. Вдох, прозвучавший так громко в тишине кухни, и огонек, загоревшийся ярче: Джон затянулся, не говоря ни слова, и выпустил дым – не сразу, медленно, плавно-лениво, и дым этот растворился в окружающей их темноте. Нереально, потому что Джон никогда не курил при Шерлоке, он вообще не курил, и видеть его с сигаретой было так же непривычно, как играть на фортепиано вместо скрипки. Шерлок умел играть на фортепиано, разумеется, но ощущать под пальцами гладкость клавиш вместо дерева скрипки было… странно. Смотреть на эту догоравшую сигарету тоже было странно. Странности не заключают в себе ничего плохого. В конце концов, Шерлок сам - странный. И он любил неожиданности. Но существовали вещи, которые должны были оставаться неизменными. Например, Шерлок всегда будет предпочитать скрипку фортепиано. Например, Джон должен оставаться некурящим. Даже в такой темноте, которая снимает все ограничения. Поэтому Шерлок перегнулся через стол так же легко, как это сделал Джон пару минут назад, и снова забрал у него эту проклятую сигарету – только, впрочем, для того, чтобы тут же бросить ее в пепельницу. Она сгорела до фильтра. - Эй, - сказал Джон. - Ты курил в армии, - ответил Шерлок. - Все курят в армии. Это хороший способ отвлечься. Ты понимаешь. Шерлок согласно кивнул. Он не был уверен, что Джон это увидел, но все равно кивнул. Да, он понимал. - Но ты не куришь здесь, в Лондоне. - Что случилось с тем человеком, который терпеть не может констатировать очевидное? – вполголоса пробормотал Джон, и прозвучало это слегка раздраженно. Вероятно, он не хотел сейчас разговаривать, тогда как Шерлок был совсем не против. Что случилось с ними обоими? - Шепот, - сказал Шерлок, - это идеально соотносящийся с таким освещением звук. - Освещения нет, - фыркнул Джон, и это тоже было совсем не обычно. Джон не издавал таких звуков. Джон мог засмеяться или хмыкнуть, но это… Так делал Шерлок. - И звука почти нет. Но если ты прислушаешься – услышишь. А если приглядишься – то сможешь отчетливо увидеть меня. Конечно, Шерлок тоже говорил вполголоса. Только что придя к выводу, что это является идеальным, было бы глупо тут же перестать так делать. - Я вижу твой силуэт, - неторопливо ответил Джон, закидывая ногу на ногу. – Мне достаточно. Будь Шерлок немного менее рационален, он бы задумался над тем, что темнота может скрыть очень многое. Он бы захотел включить свет, чтобы проверить, кто сидит напротив. Ведь тот, с кем он вел эту странную беседу, был не совсем Джоном – нет, чушь, - это, конечно же, Джон, но это Джон гораздо более… «Раскованный», «свободный», «непринужденный», «необычный», «странный», - мозг с легкостью подсказал несколько вариантов, и Шерлок, помедлив, остановился на «свободном». Гораздо более свободный. Но все тот же Джон. Прекрасно. Да и сам Шерлок вел себя необычно, он чувствовал, но даже его привыкшие к темноте глаза не могли сейчас помочь увидеть, почему так происходит. - Сколько времени? – спросил он, а Джон проигнорировал вопрос. - Тебя завтра ждет Лестрейд. - Нас, - привычно поправил Шерлок, и Джон отвлеченно отмахнулся. Интересно, о чем он думал. Было невозможно прочесть это; лица его не было видно, и ни поза, ни интонации не могли бы ничего рассказать Шерлоку. Он никогда не мог предугадывать действия Джона, практически никогда не мог, но, сидя сейчас в этой темной кухне, где за окном тускло светил фонарь, он вообще не понимал, что происходит, и это был новый интересный опыт, который, вероятно, когда-нибудь окажется полезным. По крайней мере, думать так Шерлоку нравилось. Кто бы мог подумать, что причина всего этого, чем бы это ни было, окажется настолько банальна. Кто бы мог подумать, что иногда полезно забыть заплатить за электричество. Возможно, отсутствие электричества и не было настоящей причиной – возможно, настоящей причины не существовало. Она им была, наверное, вовсе не нужна. Но в темноте проще. (Не то чтобы ему когда-нибудь было тяжело с Джоном.) Пауза затянулась, но разговор все еще шел. Разговоры. Каждый из них говорил сам с собой, и никто не торопился уходить. - И она хочет расстаться, - произнес Джон. Шерлоку казалось, что он смотрит ему в глаза, но это было не так. Едва ли Джон вообще осознавал, что говорит вслух – фраза прозвучала как окончание монолога, начала которого Шерлок не слышал. Джон никогда не стремился обсуждать с ним проблемы своей личной жизни, если только сам Шерлок не являлся причиной этих проблем. На этот раз он совершенно точно не являлся. - Ты не выглядишь расстроенным, - осторожно предположил Шерлок, задумываясь, что, может быть, Джон расстроен. Это могла быть меланхолия – не тоска, а легкая грусть, - не самое плохое состояние, если подумать. - Как чай из чашки, - Джон откинулся на стуле. – Из чашки – в раковину. Он что-то подразумевал под этим, но Шерлок совершенно не понимал, что именно. Метафора казалась неуместной, хотя очевидно такой не была. Все было на своих местах этой ночью. - Ладно, - и Джон хлопнул ладонями по бедрам, поднимаясь, нарушая тишину – Шерлок вздрогнул. - Ладно? - Я заплачу за свет завтра, - футболка Джона была белой, и Шерлок мог видеть, как двигались его руки, когда Джон обвел кухню широким жестом. - Мне не нравится эта идея, - сказал Шерлок быстро, чтобы не передумать это произносить. В наступившем молчании они оба услышали шорох шин проехавшей машины. Джон заговорил только тогда, когда она уехала: - Кто сказал, что мы зажжем его? И исчез из кухни прежде, чем Шерлок успел отреагировать. Просто взял и ушел, оборвав все, что здесь происходило. Да и что, собственно, происходило? Ничего. Легкие шаги – два, четыре, - и скрип ступеней, и прежде чем скрыться за дверью своей спальни, Джон, окончательно разрывая и без того уже непрочную тишину, крикнул: - Спокойной ночи!