I make my own luck

Англия, Лондон. Когда-то у него было страстное желание побывать здесь. Старые замки, древние фамилии, лорды, рыцари, королевская семья — когда-то все это, безусловно, будоражило воображение мальчишки. Да, когда-то американцы сражались с англичанами за независимость, но ведь с другой стороны, многие старинные семьи из Штатов имели британские корни. Сейчас же серая, мрачная и неприветливая Англия у него не вызывала никакого восторга. Во-первых, оказалось, что те британцы, с которыми ему доводилось общаться в Америке, несколько отличаются от коренных британцев. Местные ему показались просто невыносимыми. Они будто делали все по инструкции, которую наверняка им выдали еще в позапрошлом веке, и переубедить их было просто невозможно. Как только англичане узнавали, что молодой джентльмен на самом деле американец, то продолжали называть его «джентльменом» нехотя, с видимым усилием, а на лицах появлялось выражение холодной надменности и даже презрения. Мужчина со счету сбился, сколько раз за время перемещения из порта в Лондон, услышал за спиной слово «янки». Даже его происхождение не было здесь козырем. Для большей части окружавших молодого человека все это время людишек, фамилия, американская старинная фамилия, была пустым звуком, а происхождение не то что знатным — вообще приличным не считалось. Радовало лишь то, что в высших кругах Англии сталепромышленники из Америки все же были признаны. Помимо неприятного отношения к собственной персоне, его сводила с ума погода. Он, конечно, читал о сырости на островах, но то количество осадков, с которым ему пришлось столкнуться, оказалось просто сумасшедшим. Дождь, то переходящий в ливень, то в мелкую морось, практически не прекращался, будто небо над всей Британией навеки затянуто беспросветными тучами. Несмотря на мелкий дождик, застилающий туманной пеленой лондонские улочки, Каледон с нескрываемым интересом рассматривал проплывающие за окном автомобиля здания, силуэты которых были немного размытыми и нечеткими из-за капелек на стекле. Здесь архитектура была совсем иной, нежели у него дома в Филадельфии или в том же Нью-Йорке. Тут в центре города почти каждый дом нес печать прошлого. Легко можно было представить, как эти здания стояли здесь же пару сотен лет назад, и какой-нибудь барон лениво взирал на них из окошка собственной кареты. Каледон еле заметно улыбнулся своим несколько мальчишеским фантазиям и повернулся к сидящему рядом молодому англичанину. — Боже! До чего унылая у вас страна! А в вашем английском есть слово «солнце» или британцы выкинули его за ненадобностью? — усмехнулся мужчина, хитро глядя на своего друга. Кристофер Вильерс, так звали его знакомого. Они вместе когда-то учились в Гарварде, а теперь бывший сокурсник с радостью взялся помогать Каледону в чужой для него стране. Были еще и партнеры по бизнесу, но младший Хокли предпочел положиться на старого знакомого, с которым в свое время они весьма успешно прожигали юность. — Наш английский? Должен заметить, что он такой же наш, как и ваш. Если, конечно, не считать, что вы его просто чудовищно уродуете, — отозвался Крис. Вильерс был долговязым, подтянутым, немного худоватым для своего возраста англичанином с темно-зелеными, почти карими, глазами, темно-русыми волосами с рыжевато-медным отливом и с забавными аккуратно стрижеными усами, которые он пытался отращивать еще в университете, за что был неоднократно высмеян. Если бы не усы, то внешность ничем не примечательная, но Вильерс помимо усов щеголял еще одним интересным фактом, на этот раз фактом из биографии. Он был сыном британского пэра, чем, безусловно, очень гордился, за что и был пару раз прилично бит. — Вы, англичане, должны сказать нам спасибо. Мы модернизируем ваш язык, иначе он просто станет мертвым, как латынь, — отозвался Каледон и снова широко улыбнулся. Крис раскрыл рот, видимо, собираясь возразить, но не успел ничего ответить, так как их транспортное средство довольно резко остановилось.Переключив внимание вперед, Кэл обнаружил приличного размера «пробку» прямо перед ними. — Боюсь, после этого ничто не заставит меня полюбить Британию! — выдохнул Хокли, окидывая раздраженным взглядом дорогу, которая сплошь была утыкана автомобилями. Впереди скопилось приличное количество машин и как-то объехать их не представлялось возможным. Вильерс переговорил с водителем и тот направился посмотреть, в чем же собственно дело. Каледон нервно постукивал пальцами по колену и поглядывал в ту сторону, куда направился мужчина. Через несколько минут он вернулся, но его появление облегчения не принесло. По словам водителя, прямо на перекрестке перевернулась здоровенная повозка, в нее врезалась какая-то машина. Стало ясно, что дальше проехать они смогут не скоро. Англичанин выругался, и было откинулся на спинку сидения, собираясь смириться со своей участью и ждать, но почувствовал довольно сильный толчок в плечо от своего американского приятеля. — Чего развалился? Далеко до твоего «самого лучшего отеля»? — нетерпеливо поинтересовался Кэл и приоткрыл дверь автомобиля, высматривая сухой участок, на который можно было бы ступить. — Да нет, совсем немного не доехали. Ты предлагаешь пешком идти? — неуверенно переспросил Вильерс, — Я не захватил зонта, — добавил он. — К черту зонт! Тут же не ливень, не растаем. Торчать здесь у меня нет никакого желания, так что поднимайся и не ной. Проведешь мне пешую экскурсию. Идти пешком, как простые рабочие, не хотелось, тем более по слякоти и такой отвратительной погоде, но долгое, неопределенно затягивающееся ожидание для Хокли было худшей пыткой. Трата драгоценного времени на всякие пустяки, когда можно совершить что-то полезное и прибыльное, была неприемлема. Каледон выбрался на улицу и теперь рассматривал тротуар, тоже прилично залитый водой. В нем отражались тени снующих туда-сюда прохожих. Капризы погоды в виде дождя, казалось, ничуть не смущали закаленных лондонцев и не могли заставить отменить свои дела. Хотя, если у них тут всегда такая погода… Кэл слегка усмехнулся своим мыслям и перевел взгляд на Кристофера, который уже обошел автомобиль и тоже кидал настороженные взгляды на прохожих. Хокли только собирался уже двинуться вперед, как рядом вырос его телохранитель Спайсер Лавджой. Когда-то отец нанял его ради безопасности самого наследника и выдаваемых ему финансов, которые последний весьма успешно просаживал. Кэл и Лавджой довольно быстро нашли общий язык. Бывший полицейский исполнял все поручения своего молодого хозяина и при этом не забывал всегда прикрывать его спину. Сам Каледон уже так привык к охраннику и камердинеру, что плохо себе представлял, как справлялся бы с некоторыми делами без его помощи. — Мистер Лавджой, мы прогуляемся. Останьтесь здесь, приглядите за вещами, — небрежно кинул Хокли своему охраннику и тут же поймал на себе недовольный и даже оскорбленный взгляд Криса. — Дружище, не думай, что я не доверяю тебе, я не доверяю почти всем слугам, кроме своего… -попытался сгладить ситуацию американец и шепотом добавил, — Мне просто очень хотелось избавиться от него. Не обращай внимания, — Кэл лукаво улыбнулся и подмигнул англичанину. Поправив перчатки, шляпу и забрав из автомобиля свою трость, Хокли кивнул другу. Они наконец-то направились к своей цели. Каледон остановился у витрины какого-то магазина и бегло осмотрел свой внешний вид. Серый дорожный костюм и немного измученное лицо, но в целом как всегда великолепен. И если англичане посматривали на него косо, то англичанки-то уж точно должны иметь совсем другое мнение по поводу статного и молодого «янки». — Хэй! Хватит любоваться! Я-то знаю, что ты перед зеркалом можешь, как барышня, часа три крутится, — шутливо позвал его Кристофер и дернул за руку. — Лучше перед зеркалом, чем в уборной, как ты, дружище! — рассмеялся Хокли и зашагал вперед по тротуару, обходя лужи и людей, что для него было не большой разницей. Они миновали тот самый перекресток, на котором и случилась авария. Повозка все так же лежала на боку посреди улицы, мешая проезду, благо лошадь уже отцепили. Каледон покачал головой. Бардак на дорогах похоже был не только в Штатах. — Дьявол! — послышался голос его друга, который, ударив себя по лбу, остановился. Правда, так «удачно», что не успел заметить под ногами лужу. — Дьявол! — воскликнул тот еще раз и Каледон не сдержался от смешка. — Еще раз это скажешь, и он точно появится! В чем дело? — не сдерживая улыбки, поинтересовался Кэл, осматривая промокающие туфли друга. — Я бумажник в машине оставил! Постой тут, я быстро! — Кристофер рванул назад, и Хокли только успел махнуть рукой в его сторону. — Ты же вроде доверял своим слугам! — крикнул он вдогонку и развернулся, чтобы направится дальше. Кристофер проворный, догонит. Не успев сделать и шага, Каледон ощутил довольно сильный толчок в плечо и был едва не сбит с ног. Возмущенно вскрикнув, молодой человек уставился на своего обидчика. Рваная одежда, длинные спутанные волосы и невооруженным взглядом видневшаяся грязная кожа. Лицо молодого аристократа немедленно приобрело выражение крайнего пренебрежения и отвращения. Вид этого человека был просто омерзителен, а его поступок еще хуже. — Сэр, портрет, всего 10 центов! Я напишу вас, один в один, — радостно оглушил Каледона бродяга и принялся мельтешить у него перед носом, пытаясь показать свои работы и едва не тыча их молодому человеку в лицо. Следует заметить, довольно хорошие работы, но ошарашенный Хокли совершенно не обратил на них внимания. Он с силой оттолкнул горе-художника в сторону, тот не удержался на ногах и свалился в лужу вместе со своими рисунками. Чего там только не было — портреты многих десятков людей, пейзажи, какие-то эскизы — все это сначала феерично взлетело в воздух, а потом плавно приземлилось на мокрую мостовую. — Пошел к черту, свинья! — мужчина сделал шаг назад, задыхаясь от возмущенья дерзостью бедняка. Несколько прохожих обратили внимание на сценку, выбивающуюся из привычного серого уклада жизни, пара человек даже остановились, наблюдая, что же будет дальше, и бесстыдно перешептываясь. Еще толпы зевак не хватало. — Ах, ты грязное животное! — снова выругался Каледон, осматривая собственный костюм и выискивая на нем грязь, которая, конечно, не могла не остаться. Нищий художник попытался подняться и что-то невнятно забормотал, видимо это были извинения, но Кэла это уже не волновало. — Ублюдок! Куда твои глаза смотрят! Что ты нарисовать-то можешь? Разве что мусорный бак. Как ты вообще в таком виде смеешь на улицах появляться! — не давая тому встать на ноги, он брезгливо толкнул беднягу обратно в лужу и замахнулся тростью. — Да я тебя… — он не договорил, потому что его отвлек выразительный, весьма решительный и возмущенный женский голос. — Наверное, потому что он житель этого города? — на Кэла смотрела девушка, симпатичная девушка в простеньком платьице, с очаровательной фигуркой, рыжими локонами, спрятанными под неброскую шляпку, но упрямо рвущиеся на свободу, и с рассерженным взглядом. Да, взгляд ее не мог не приковывать внимание: широко распахнутые изумрудно-зеленые глаза просто метали молнии. Если бы не ее внешний вид, она бы походила на рассерженную Диану, ей богу. Столько было сейчас благородства в осанке и красоты на возмущенном личике. Простая горожанка, невероятно очаровательная, слишком юная и слишком добросердечная. Если бы Хокли знал кто это, то он, пожалуй, воздержался бы от следующих своих слов. — Это житель? Это мусор, который давно пора бы выкинуть! — он запальчиво хмыкнул, но трость опустил. Бродяга ползал по земле, торопливо собирая свои рисунки, многие из которых вымокли, на некоторых уже красовались следы от обуви прохожих. В общем, творения были безнадежно испорчены, но нищий художник поспешно ретировался, пока цел, оставляя аристократа и девушку разбираться. — Вообще-то он такой же человек, как и вы. Может ему только чуть меньше повезло в жизни, зато у него талант, — парировала юная мисс. Девушка была далеко не простой горожанкой, как наивно полагал американец. Аристократка, она носила древнюю английскую фамилию, была прекрасно воспитана, но слишком независима. Ей не было еще семнадцати и сегодняшний день она должна была провести на занятиях по рукоделию, как и положено юной леди. Но, подговорив свою подругу, она ловко ускользнула и направилась в центр города. Девушка безумно любила живопись, любую, но очень часто ее привлекали именно уличные художники. Ей казалось, что они передают свои эмоции в картинах куда чище и искренней модных живописцев. На случай таких вылазок у девушки всегда было припрятано простое платьице. Она не хотела выделяться из толпы и выдать ее могла разве что осанка. Так вот, девушка с интересом изучала картины одного уличного бродяги, она даже принесла ему карандашей и угля, чтобы ему было чем рисовать. Она восхищалась его умением передавать человеческий взгляд, когда услышала громкий вскрик. Какой-то молодой человек, судя по виду, из благородных, возмущенно ругался, а потом и вовсе толкнул бедного художника в лужу. Такого отношения к людям юная леди вытерпеть не могла. Она сама росла в среде, где людьми считаются только те, кто вышел родом и счетом в банке, но никак не могла понять этой логики. Сколько молодых английских дворян были совершенно бездарными и бесполезными людьми, а сколько было в мире простых людей, которые могли бы достичь большего, если бы не их положение. Именно поэтому сейчас она вступилась за бедного художника. Судя по речи, перед ней был американец, судя по поведению, очень наглый и самоуверенный американец. Наверное, она смогла бы назвать этого мужчину красивым, но поведение того делало его в ее глазах просто монстром. — Талант? Талант выпрашивать деньги за свои бездарные рисунки? Я вас умоляю, мисс! Занимайтесь лучше своими делами, девочка, и не вмешивайтесь в то, чего понять не сможете, — презрительно бросил Каледон упрямой девушке. — Рисунки поистине талантливы. Что же плохого в том, что он зарабатывает себе на жизнь своим талантом? Разве имеет значение, кто написал картину, если она прекрасна? — продолжила незнакомка, не собираясь отступать, — А так вести себя, как Вы, это… это… низко и омерзительно, — прибавила она, с вызовом посмотрев на незнакомца и сверкнув изумрудного цвета глазами. Аристократка ответила Каледону таким же презрительным взглядом, каким и он окинул ее. Это, пожалуй, ей было не впервой. — И это именно мое дело, раз защитить его здесь больше некому, — заявила девушка, сказав это чуть громче обычного, и краем глаза осмотрела толпу собравшихся зевак. Но никто не горел желанием ее поддержать. Наверняка всему виной бедное платье. Хокли усмехнулся и закатил глаза. Какая-то выскочка решила учить его прямо в центре Лондона. Что за проклятая страна? Каледон вздохнул и снова смерил незнакомку оценивающим взглядом. Да, в другой ситуации он пригласил бы ее к себе в номер. — Будет еще какой-то сброд учить меня манерам и умению разбираться в искусстве. Оправдываться я не намерен. Если Вам так нравится это животное, то можете пожалеть его и приютить. Вы будете отличной парой. А на этом, прошу меня извинить. Я, в отличие от Вашего друга, на всякую ерунду время не привык тратить, — он небрежно отодвинул ее рукой, в которой была трость. Где же носит Кристофера? Они тут уже целое представление устроили, даже зрительный зал почти собрали. — Сброд? Так что Вы тогда делаете здесь, среди сброда? Купите себе отдельную улицу или же город и ходите по ней в одиночестве. Вам следовало бы извиниться перед тем человеком. Благородство проявляется не в стоимости обуви или одежды, а в чистоте души. Так что звание животного здесь подходит совсем другому, — язвительно ответила девушка, бросив полный отвращения взгляд на Каледона. — И будьте любезны, держите свои руки под контролем, иначе придется позвать полисмена, — буркнула юная леди, резко отдергивая плечо от руки, отодвигающей ее. Глаза Хокли недобро сверкнули, но он тут же взял себя в руки и, быстро заморгав, глубоко выдохнул. Вот еще, заводиться из-за какой-то нищенки он не собирался. — Свое мнение можете засу… оставить при себе, мисс, меня оно мало интересует, — Каледон очаровательно улыбнулся девушке. — В следующий раз куплю себе квартал в Лондоне, не сомневайтесь, именно тот, где живете Вы. И да, полисмен пригодится, если Вы не уйметесь. Прощайте. Удачи с художником, смотрите вшей не подцепите! — Каледон все-таки смог выбраться из этой дурацкой толпы и, поправив и показательно отряхнув одежду, продолжил свой путь. — Неужели можно быть таким слепым? — бесстрашно и с искренним недоумением вопрошала Роуз, уперев руки в бока, но ее «собеседник» уже направился прочь, — Убегаете «по важным делам», поджав хвост? Жалкий трус! Прощайте! Надеюсь, мы больше никогда не встретимся, — яростно бросила рыжеволосая дворянка в спину уходящему Хокли. И как можно быть таким отвратительным человеком? Неужели деньги творят с людьми такое? Девушка прерывисто вздохнула. Каледон чуть притормозил и посмотрел через плечо на провожающую его все тем же яростным зеленым взглядом незнакомку. Вот это темперамент! Он снова усмехнулся и отвернулся, направляясь дальше по улице. У юной леди, несомненно, осадок от такого столкновения останется на целый день, перед внутренним взором красовалась эта противная ухмылка наглого американца. Роуз Дьюитт-Бьюкейтер хмыкнула, резко развернулась и зашагала прочь, в свою очередь, преодолев преграду из толпы собравшихся зевак. Тем временем, Каледона нагнал Вильерс и, показав в сторону расходящейся толпы, обратился к другу. — Не знаешь, что за митинг собрался? Видел сколько народу? — Крис озадачено поправил шляпу на голове. — Понятия не имею, может какие-нибудь бродяги подрались за доллар? — беззаботно откликнулся Каледон. Настроение было окончательно испорчено. — Фунт, Кэл, ты в Англии! — напомнил его друг. Хокли тяжело вздохнул и согласно кивнул. — О да, а то я что-то стал забывать. Продолжение пешей прогулки прошло непримечательно и без лишних приключений. Вскоре впереди замаячило внушительных размеров здание отеля. Только молодые люди пересекли порог, как снаружи разразился сильнейший ливень. Хокли усмехнулся и указал другу на улицу. — Вовремя ты нашел свой бумажник, а то промокли бы не только ботинки, — Каледон снова отвернулся и уже рассматривал холл отеля, пока его друг объяснялся с подоспевшим к ним персоналом. Шикарное, надо было признать, место. Вильерс не обманул, сказав, что это самый лучший отель города. Зал был огромен, слева находилась стойка регистрации, а также различные служебные помещения. За стойкой стоял опрятный, одетый в красивую униформу, мужчина. Он широко улыбался новоприбывшим, причем так старательно, что у него уже, наверное, болели щеки. По правую руку от Каледона лежал просторный холл с уютными креслами и небольшими столиками, поодаль виднелся вход в ресторан, без сомнения не менее роскошный. От блеска, казалось, вот-вот начнет слепить глаза, но Кэл уже давно привык к такому уровню и уже не мыслил своей жизни в менее комфортных условиях. Сняв шляпу, он направился к стойке администратора. Люкс, естественно люкс, разве возможно было снимать другой вариант? — Кэл, значит, ты сейчас устраивайся, отдыхай, а вечером я к тебе заеду. Сегодня у нас будет кое-какой прием, представлю тебя высшему английскому обществу, — улыбнулся Кристофер, пока они поднимались на нужный этаж. — Ну, кое с кем я уже знаком, но да, конечно. Думаю, это будет интересно. И пообещай, что после официальных мероприятий, ты мне покажешь другой Лондон, ночной, так сказать. Нужно бы отметить нашу встречу, — коварно улыбнулся Каледон, и Вильерс понимающе кивнул, в свою очередь заулыбавшись. — Не беспокойся, Лондон в этом плане не уступит ни Филадельфии, ни Бостону, ни даже Нью-Йорку! До вечера! — они пожали друг другу руки, и сын пэра направился в обратную сторону, когда Каледон уже открывал свой номер. — Сэр, не желаете чего-нибудь? — послышался вежливый голос одного из лакеев. Хокли на секунду задумался и кивнул. — Да, я бы пообедал. Если что, со всеми вопросами обращайтесь к моему человеку, мистеру Лавджою, он скоро прибудет, — Кэл, не дожидаясь ответа, захлопнул дверь перед носом прислуги и вздохнул, осматривая свой люкс. Действительно королевский, прямо как в названии. Молодой человек поставил трость, повесил свою шляпу прямо у входа и прошел дальше. Лениво сняв пиджак и кинув его на большой диван, стоящий в некоем подобии гостиной, он ослабил галстук. Весь интерьер был выполнен в светлых тонах, с преобладанием изумрудно-зеленого и золотого цветов. Каледону определенно это нравилось, зеленый вообще успокаивал. Он не спеша прошелся до мини-бара, разглядывая резные и позолоченные детали интерьера. Кэл достал чистый бокал и сам плеснул себе виски, одного стаканчика перед обедом как раз хватит. Молодой человек взял бокал и направился дальше, он осмотрел все комнаты, и этим осмотром остался весьма доволен. Стильно и дорого, в меру роскошно и не вульгарно. Остановившись у окна, он посмотрел на залитую ливнем улицу и сделал небольшой глоток. На память почему-то пришли большие изумрудные глаза сегодняшней незнакомки, он облизал губы и хищно улыбнулся. Нужно было пригласить ее к себе, на продолжение дискуссии. Столько жара, столько пылкой страсти чувствовалось в ней, когда она что-то усердно ему объясняла, пытаясь воззвать то ли к жалости, то ли к совести. — Я подарю тому художнику сто долларов, если она еще хоть раз встретится мне, — кивнул своему отражению в мокром стекле Хокли и залпом допил оставшийся виски. Потом он отобедал и принял ванну. Лавджой тоже несмотря ни на что смог добраться до отеля и даже вместе с багажом хозяина. Слуги суетливо разбирали вещи. Молодой человек отправил телеграмму отцу и убивал время за чтением какой-то книги, правда, сосредоточиться было совершенно невозможно. — Лавджой, что они так копаются? Мне совсем скоро собираться нужно, а они возятся как… как… улитки, — возмущенно пожаловался миллионер, опустив книгу. Его камердинер пожал плечами, понимающе кивнул и принялся подгонять прислугу, раздавая указания. Дело пошло значительно быстрее. — В вашей спальне они закончили, сэр, — отрапортовал бывший полицейский. Кэл демонстративно громко захлопнул книгу и направился к себе. — Англичане невыносимы! — раздраженно кинул он напоследок. В чем-то Кристофер был прав, американец действительно много времени уделял своему внешнему виду. Хокли не без основания считал себя мужчиной красивым и всегда старался это подчеркнуть. Элегантные, часто щеголеватые костюмы, аккуратная стрижка и укладка. Он предпочитал выглядеть не просто красивым, а идеальным. Помимо восторга в глазах женского пола, это, безусловно, играло и на его репутацию. Безупречный молодой человек всегда будет производить хорошее впечатление. А именно этого он и добивался. Быть безупречным, даже если у тебя страшное похмелье или ты при смерти. Таким был Натан, таким же старался быть и Каледон. Наследник стальной империи переоделся и сейчас рассматривал себя в зеркало. Гладко выбрит, волосы уложены, взгляд холоден и равнодушен, на губах полу усмешка. Идеален и великолепен. В этом Кэл был убежден. Дверь в спальню открылась и показалась голова Лавджоя. — Мистер Вильерс попросил передать, что уже ждет Вас, — сообщил телохранитель, и Хокли, прихватив пальто, шляпу и трость, вышел из спальни. Внизу действительно уже стоял автомобиль, а рядом нетерпеливо курил его английский друг. — О! Ты прямо как швейцарские часы. Минута в минуту, — улыбнулся Вильерс и сердечно пожал руку бывшему однокурснику, бегло осматривая его. — Ты слишком хорош для английского общества, Хокли. Они не поверят, что ты американский стальной магнат. Подумают, что я так прикрываю европейского наследника престола, — заметил Крис. — Я просто умею ценить свое время. А твои англичане пусть так и думают, я не против. Ты тоже, кстати, отлично выглядишь, — ухмыльнулся Кэл и уселся в автомобиль. Этот вечер устраивал отец Кристофера, именно поэтому молодой англичанин так хотел лично доставить американца в свой дом. Вильерс желал произвести впечатление на своего, пусть и заносчивого, но все-таки друга. Когда-то они с Хокли совершенно не ладили, это было на первых курсах. Крис не увлекался спортом и яро интересовался наукой, в то время как Каледон был более спортсменом, нежели прилежным учеником. Хоть младшему Хокли и давалось все относительно легко, но у него не было такой же тяги к знаниям. Не раз он пропускал занятия, получал выговоры и только его спортивные успехи и неплохая успеваемость спасали от отчисления. Вильерс же был типичным «ботаником» и спортом увлекся только на старших курсах. До этого от спортсменов ему не раз доставалось, не смотря на то, что они были равны по социальному положению. Но в итоге все закончилось тем, что они в одной команде с Каледоном выиграли Кубок для Гарварда. С тех пор их отношения можно было назвать если не дружескими, то приятельскими точно. Кристофер Вильерс жил в доме своего отца, Джорджа Вильерса. Это был внушительных размеров особняк, окруженный высоким каменным забором. Находился он в одном из престижных, но окраинных районов города. Семья пэра переехала туда, потому что врачи посоветовали матери Кристофера больше времени бывать на свежем воздухе. — Добро пожаловать, Каледон! — радостно воскликнул молодой человек, выбираясь из машины и приглашая гостя внутрь. Младший Хокли, к собственному удивлению, ощутил немалое волнение. Странно, прежде за собой он такого не наблюдал. Что ж, новое общество, новые люди, тем более с другим менталитетом. Произвести хорошее впечатление он всегда умел и тут сможет. Высший свет — его стихия, значит нужно просто расслабиться и получать удовольствие. Сняв пальто, поправив прическу у зеркала, молодой американец выдохнул и направился вслед за своим другом. Зал тут же ослепил его ярким светом тысячи переливающихся огоньков, отражающихся в хрустале, позолоте и женских украшениях. — Отец, матушка! Знакомьтесь, это Каледон Хокли, я рассказывал вам о нем. Его отец…- Кристофер поспешил представить приятеля родителям, как хозяевам торжества. Каледон по-американски широко и как можно приветливее улыбался. — Его отец владеет стальной империей, я знаю сынок. Добрый вечер, Каледон, рад приветствовать Вас в доме Вильерс. Я Джордж Вильерс. Это моя супруга Адэлис Вильерс, — пэр тоже приветливо улыбнулся молодому наследнику миллионов. — Это большая честь для меня, сэр, — учтиво поклонившись, ответил Хокли, пожал руку старику и едва коснулся губами перчатки его жены. — Что же, надеюсь, Вам понравится вечер, располагайтесь, — Джордж кивнул ему и под руку с супругой пошел встречать других гостей. — Ты ему понравился! — заметил Крис и улыбнулся другу. Хокли только усмехнулся, всем своим видом показывая, что его это вовсе не удивило. Молодой человек осматривался и ловил на себе любопытные взгляды других гостей, в том числе и девушек. Что же, в этом плане английское общество от американского вовсе не отличалось. К своей радости, он увидел здесь несколько знакомых лиц — партнеров и друзей отца. Значит, чувствовать себя совсем чужим не придется. Кристофер, тем временем, познакомил его еще с некоторыми важными, на взгляд того, людьми и семьями. Незаметно для него самого, Каледона увлекли в какую-то не особо серьезную беседу, а Кристофер, тем временем, помогал отцу встречать гостей. Дамы, которые никогда не были в Штатах, интересовались у «янки» некоторыми подробностями, хотя большая часть неплохо знала высшее американское общество, в том числе и о его отце слышали. В общем, некоторая робость постепенно уходила, и он уже свободно, порой даже остро отвечал на замечания и расспросы. Что бы не говорил Вильерс, у Хокли был отличный британский английский. Даже американский акцент вкупе с проскакивающими словами и конструкциями, типичными для Нового Света, впечатление не портили. В это же время, на другом конце зала, миссис Руфь Дьюитт-Бьюкейтер разговаривала со своей подругой и краем глаза посматривала на явно скучающую дочь. Женщина хоть и улыбалась, но была сильно взволнована. У ее семьи были проблемы, очень большие проблемы. Совсем недавно она лишилась супруга, овдовела, а после этого с ужасом узнала, что муж ее — банкрот, а долгов у него больше, чем воды в Темзе. Для аристократки, привыкшей жить в роскоши, это было полной неожиданностью. Первое время она пребывала в растерянности, не зная, что и предпринять. Но Руфь была женщиной сильной. Взяв себя в руки и просчитав все варианты, она поняла: единственным их спасением было удачное замужество Роуз, ее единственной дочери. Теперь каждый поход на светский раут или вечер имел только одну цель — поиск богатого жениха. Дочь, конечно, была совсем не в восторге от такой затеи Руфи. Словно не желая возвращаться из мира грез, она твердила о свободе, но матери, хоть и со скрипом, подчинялась. Роуз и правда росла слишком свободолюбивой. Тут Руфь непременно припоминала своего покойного супруга, ведь именно влияние эмоционального и немного взбалмошного мистера Дьюитт-Бьюкейтера сильно повлияло на его любимую дочурку. Роуз действительно скучала, ей надоедали светские мероприятия и однообразные вечера, разве что танцевать ей нравилось. К тому же, сегодняшний день у юной особы и так не задался: сначала случайная ссора на улице с незнакомцем, после она попала под сильный ливень, а затем и под горячую руку родительницы. Больше всего сейчас хотелось побродить где-нибудь одной, хотя бы в саду, но она продолжала стоять подле матери, натянуто улыбаться и отпускать в сторону здоровающихся короткие приветствия. Вскоре к ним подошел и сын хозяина вечера, удивительно скучный мужчина. Хотя, ее Руфи он нравился. Ей нравились все холостые богатые мужчины от двадцати до семидесяти. — Добрый вечер, леди. Я так рад видеть Вас, миссис Дьюитт-Бьюкейтер, Роуз. Вы прекрасно выглядите. Как Вам вечер? Я хотел бы познакомить вас со своим другом, если вы не против, он прибыл из Штатов, — улыбался Вильерс. Роуз напряглась. Еще одного американца за день она не выдержит. Кристофер обернулся назад и кому-то махнул рукой. — Каледон, подойди, позволь тебя кое-кому представить, — послышался за спиной голос его приятеля и Хокли мгновенно повернул голову. Извинившись, он направился к другу, который стоял рядом с двумя дамами. — Вот, мой американский друг Каледон Хокли, или просто Кэл, как все его называют. Кэл познакомься. Это миссис Дьюитт-Бьюкейтер и ее дочь Роуз, — пока Вильерс представлял американцу семью, Хокли молча уставился на Роуз. Он еле сдержался, чтобы не открыть рот от удивления и не вскрикнуть. Прямо перед ним, сверкая такими же удивленными и одновременно возмущенными изумрудными глазами, стояла та самая незнакомка с улицы. Та самая девушка, которой днем он так искусно нахамил. Только вот выглядела она несколько иначе. Великолепное, дорогое, расшитое бисером и золотыми нитями платье, подчеркивающее красивую и весьма соблазнительную фигурку. Пружинящие при малейшем движении головы рыжие локоны, уложенные в элегантную прическу. Шикарная и изумительно красивая аристократка, казалось бы, совсем не похожая на ту простую горожанку, вот только гордая осанка и глаза, выразительные зеленые глаза все с теми же искорками, все с той же решительностью. Кэлу казалось, что никогда в жизни он не был в настолько глупой ситуации. Он неуверенно кивнул, потом поцеловал руку Руфь. Роуз ручку протягивать не стремилась, но легкий толчок со стороны матери заставил ее с явным усилием поприветствовать нового старого знакомого. Каледон поцеловал протянутую руку, не спуская глаз с девушки, на лице которой так явственно читалось отвращение. Тут уже засопротивлялось его самолюбие и он беззаботно улыбнулся. — Необычайно рад знакомству с такими прекрасными леди. Простите мне мое молчание. Я был поражен и восхищен, — Хокли перевел взгляд на Руфь, которая удовлетворенно кивнула и заулыбалась. Ей американец определенно начинал нравиться, все больше и больше. Чего нельзя было сказать о Роуз. Девушка была удивлена не меньше Хокли. Да, она еще днем заметила, что тот наглец был богат и вероятно благороден, но ей в голову не могло прийти, что они снова встретятся, да еще и так скоро. На американца она реагировала лишь полным презрения взглядом и даже поначалу не собиралась это скрывать, но ее мать была явно другого мнения. К отчаянью девушки, ее матери понравился этот хам. С каждым словом завязавшейся между ними беседы, она понимала, что Руфь начала присматриваться к Хокли в качестве потенциального жениха. Это была катастрофа. Девушка на все вопросы отвечала нехотя и односложно. Но вот Кристофер отошел, а ее мать отвлеклась на разговор со своей знакомой, и она осталась совсем одна в компании своего, как она убежденно считала, врага. — Сэр, хотя у меня язык не поворачивается Вас так называть, учтите, что Вы мне омерзительны после того, что произошло сегодня днем на улице. И я советую Вам держаться от меня подальше, думаю, Вы и сами все понимаете, — твердо отрезала Роуз, взглянув в лицо мужчине. И снова на его губах играла эта отвратительная усмешка. Как же ей хотелось стереть ее. — А Ваша матушка знает о Вашем увлечении уличными художниками? — не переставая улыбаться, поинтересовался Каледон. Лучшая оборона — это нападение, именно такой тактики он придерживался. — Шантаж? Как низко, хотя чему я удивляюсь? — хмыкнула чуть покрасневшая девушка. Пусть рассказывает ее матери что угодно. Таким людям не знакомо понятие чести. — Что Вы, мисс. Даже не думал об этом. Просто беспокоюсь за Вас. Послушайте, Роуз. Я понимаю, что произвел не самое лучшее на Вас впечатление, но право, дайте мне хотя бы шанс и Вы поймете, что заблуждаетесь на мой счет, — Каледон говорил абсолютно спокойно и только под конец своей речи красноречиво взглянул на собеседницу. — Не утруждайтесь, я видела и слышала от Вас достаточно, чтобы сделать конкретные и верные выводы, — все так же твердо отвечала она. — Уставший, с дороги, и тут на меня налетает сначала какой-то бродяга, а затем оглушает обвинениями девушка. Поверьте, это была случайность, глупое стечение обстоятельств. Впрочем, мне уже все равно, мисс Дьюитт-Бьюкейтер, поверите Вы или нет, — он равнодушно пожал плечами, осматривая людей в зале. — Ведь на то я и джентльмен, чтобы подкреплять свои слова поступками. Прошу меня извинить, — он, не дожидаясь позволения, поцеловал ее руку и направился в другую сторону зала, к своему другу Кристоферу. В этот раз уже Роуз с несколько ошарашенным видом смотрела на удаляющегося Хокли, поражаясь то ли наглости, то ли самоуверенности. С другой стороны, сейчас эти слова почему-то заставили ее засомневаться в том, верно ли она себя ведет. Но девушка, надув губки, вспомнила, как он замахнулся тростью на бедного художника и вся решимость снова вернулась. Лучше она будет жить под мостом, чем когда-нибудь позволит этому отвратительному мужчине ухаживать за ней. — Отличный прием, дружище, — улыбнулся Каледон приятелю. Тот, кинув взгляд в сторону Роуз, тоже обратился к другу. — Она со всеми такая, Кэл. Так что ты… — Хокли тут же его прервал и, заулыбавшись, отрицательно помотал головой. — Она очаровательна, Крис. Просто великолепна. Не будем об этом. Лучше продолжим наслаждаться вечером, к тому же, скоро мы должны сбежать отсюда, если ты помнишь, что обещал показать мне более интересные места в Лондоне, — Кэл широко улыбнулся и взял бокал шампанского. Эта девушка не просто поменяет свое мнение, эта девушка будет его, чего бы это не стоило. *** Раздался негромкий стук в дверь и Каледон оторвался от листка бумаги, на котором что-то писал. — Войдите, — небрежно кинул мужчина, и в дверном проеме показалась фигура его телохранителя. Хокли знаком пригласил мужчину войти, а сам вернулся к своему листку. Красивым крупным почерком он как можно аккуратнее выводил слова. — Я выполнил Ваше поручение, сэр, — доложил Лавджой, держа в руках какую-то бумагу. Его хозяин, тем временем, поставил точку и отложил свое дело в сторону, переводя заинтересованный взгляд на слугу. — Не тяните, мистер Лавджой. Мы не в театре, к чему такие длинные паузы, — немного раздраженно попросил Каледон. Бывший полицейский глянул в листок, по всей видимости, сверяясь с текстом, чтобы ничего не упустить. — Мисс Роуз Дьюитт Бьюкейтер, сэр. Англичанка. Мать из древней английской семьи, отец тоже старинного дворянского рода, но он умер три года назад. Нигде специально не обучалась, но, как удалось узнать, образованна она прекрасно. Родословная, надо сказать, безупречная, — Спайсер говорил всё это таким тоном, словно предметом обсуждения была не девушка, а, к примеру, лошадь. — Это же замечательно! Отец должен оценить, — воскликнул Кэл, но красноречивый взгляд Лавджоя говорил, что это еще не вся информация. — Вот тут как раз и есть небольшая загвоздка, сэр. По неподтвержденным данным, семейство это разорено. Долги, осталось довольно много долгов после смерти мистера Дьюитт-Бьюкейтер… — пояснил свои слова телохранитель и Кэл неудовлетворенно поджал губы. Да, а вот это Натану вряд ли понравится. Около полуминуты мужчина молчал, прикидывая что-то в голове, а потом снова посмотрел на Спайсера. — Думаю, что отцу об этом знать пока не обязательно, — он чуть улыбнулся. Лавджой приподнял брови и, тоже немного помолчав, согласно кивнул. Хокли вскочил на ноги и подошел к своему охраннику. Хитро прищурившись, он развернулся и направился к выходу, прихватив листок и свою трость. — Пойдемте, Лавджой, нам нужно совершить поездку. Поездка, что не удивительно, проходила именно по той улице, на которой стоял дом семьи Дьюитт-Бьюкейтер. Спайсер Лавджой только покачал головой, наблюдая за тем, как его подопечный выискивает купюру поменьше, чтобы купить букет цветов. — Черти что с этими фунтами…- раздраженно озвучил Каледон, отбирая у продавца необходимый ему букет и всовывая ему в руку крупную купюру. — Сдачу себе оставьте, — отвернувшись, кинул миллионер. Его камердинер едва заметно усмехнулся. «Черти что» в последнее время было не с фунтами, а с их хозяином. После первого же вечера в Лондоне его словно подменили. Никогда прежде Спайсер не видел такого странного задумчиво-азартного блеска глаз Кэла, никогда он так дотошно не просил его выяснять что-то о конкретной девушке. Да он вообще никогда такого не просил. Половина всех его разговоров касалось этой юной мисс, которую сам Лавджой видел всего два раза. После того вечера, в доме Вильерсов, Каледон разве что не пальцем на неё ему указывал, чтобы тот хорошенько запомнил. И второй раз он видел её, когда выполнял поручение по сбору информации о рыжеволосой красавице. Девушка, надо заметить, и впрямь была очень эффектной — соблазнительная женственная фигура, яркое и запоминающееся лицо, но все же поведение мужчины Спайсера удивляло. И больше всего его удивляло, что у его хозяина зародились мысли о браке. Сколько раз он видел стычки отца и сына Хокли по этому поводу. Натан уже довольно давно хотел женить сына, во-первых, чтобы тот перестал периодически совершать подрывную деятельность в сфере семейной репутации, во-вторых, чтобы уже спокойно потихоньку отойти от дел бизнеса и переложить всё на плечи сына. Каледон же считал, что «еще слишком молод, чтобы умирать». Но теперь мнение молодого аристократа резко поменялась на абсолютно противоположное. Как бы странно это не звучало, но Кэл влюбился, причем серьезно. Вполне вероятно, что камердинеру прибавится работенки. Влюбленный Каледон грозит форс-мажорами. Глубокие размышления бывшего полицейского были бесцеремонно прерваны чувствительным толчком в плечо. — Вы уснули что ли, Лавджой? Как я выгляжу? — поинтересовался Каледон, поправляя пальто. Спайсер одобрительно кивнул. — Отлично, сэр, — Кэл тут же заулыбался и выдохнул. Он и сам знал, что влюбился. А еще он знал, что ему просто необходимо добиться Роуз. Такой гордой, своевольной, яркой девушки, которая его и ненавидит вдобавок ко всему. Но это лишь добавляло азарта, всегда интереснее захватывать крепости, которые оказывают сопротивление, чем сдающиеся без боя. Мужчина поспорил сам с собой, что зеленоглазая красавица станет его женой, чего бы это ни стоило. То же самое он заявил и Кристоферу. Тот лишь покрутил пальцем у виска, сказав, что это бесполезно и невозможно. После этого Хокли только укрепился в своем решении — Роуз Дьюитт-Бьюкейтер будет принадлежать ему. Почему женитьба? Только такая необычная и великолепная девушка достойна стать миссис Хокли, равных ей кандидаток, даже несмотря на нелегкий характер, не было. Да и вряд ли удастся её просто соблазнить. — Подождите меня в машине. Я думаю, пока что Вы мне не понадобитесь. Каледон поправил галстук и через калитку вошел на территорию интересующего его дома. Перед самым крыльцом он снова слегка замедлил ход, словно что-то обдумывая, а затем, с легкостью перескочив пару ступенек, оказался у двери и уверенно постучал. Волнения Каледон не испытывал, он заранее всё продумал до мелочей. Если сама Роуз не захочет его видеть, то вот её мать наверняка будет иного мнения. Если слухи о тяжелом финансовом положении семьи Дьюитт-Бьюкейтер правдивы, то это еще сильнее упрощает задачу. Что касалось его поведения в тот день, когда они в первый раз столкнулись с Роуз на улице, то за это тоже не стоило волноваться. Девушка может и рассказала бы матери о его не самом благовидном поведении, но тогда ей бы пришлось объяснять, что она сама там делала. А судя по ее одеянию в тот день, быть узнанной в планы девушки не входило. Хокли прислушался. За дверью послышались приглушенные и непростительно медленные шаги лакея. Он явно никуда не спешил. Еще через минуту дверь наконец-то открылась. Американец спрятал букет за спиной. — Добрый день, сэр. Чем могу быть полезен? — деловито и важно, растягивая каждое слово, поинтересовался скучного вида дворецкий в сером идеально выглаженном костюме. — Каледон Хокли. Сообщите миссис Дьюитт-Бьюкейтер о моем приходе, — гордо заявил американец, отдавая свою визитку. И снова Кэл поймал уже ставший привычным за последнее время презрительный взгляд английского слуги. Слуги! Если бы не Роуз и Кристофер, он мог бы сказать, что ненавидит всех британцев. В ответ Каледон, конечно же, одарил его высокомерным взглядом поверх головы, но неприятный осадок всё равно остался. Мужчину пустили внутрь дома, слуга всё так же не спеша скрылся за следующей дверью, оставив Хокли в прихожей. Довольно оскорбительно, между прочим. Каледон недовольно фыркнул и, сняв шляпу, принялся поправлять волосы и костюм перед зеркалом, чтобы внешний вид не отклонялся от идеального состояния. Лакей, тем временем, поднялся по лестнице наверх, в комнату своей хозяйки. Руфь сидела за столом, заваленным кипами бумаг. При ближайшем рассмотрении можно было понять, что большая часть из них — это счета и письма кредиторов. Женщина, которая прежде и не знала ничего о кредитах и долгах, теперь была вынуждена научиться считать каждую копейку, потраченную их семьей. А взрослеющая дочь, которую нужно было срочно выдавать замуж, экономии средств не способствовала. Аристократка делала всё, чтобы никто не узнал об их бедственном положении, иначе это усложнит поиск потенциального жениха (кому захочется оплачивать чужие долги?), но мерзкие слухи все же просачивались и расползались в обществе, и лишь её огромное самообладание позволяло продолжать всю эту игру в благополучие. Несмотря на жуткую усталость, выглядела женщина как всегда безупречно. Она ждала новостей, поэтому не могла позволить себе выглядеть неподобающе. Услышав стук в дверь, Руфь подняла глаза и повернулась к источнику шума. В дверях возник лакей и, поклонившись, протянул ей визитку. — Там какой-то американец, мэм. Каледон Хокли, — доложил слуга. Женщина некоторое время смотрела в одну точку, словно припоминая это имя, а затем удивленно вскинула брови. В глазах мелькнул проблеск надежды и даже радости. Ведь Хокли — это тот самый американский миллионер, с которым они познакомились в доме Вильерса. Молодой, богатый и красивый. Интересно, что ему здесь понадобилось? — Скажите, что я сейчас спущусь, — бросила она немного дрожащим голосом от охватившего её волнения, после чего, быстро поднявшись из-за стола, направилась к зеркалу. В прошлый раз ей показалось, что Каледон проявлял интерес к Роуз. Если так, то это, несомненно, шанс. Разумеется, разумеется это из-за Роуз, разве может быть еще какая-то причина? Сердце женщины учащенно забилось, но спускаться она не спешила. — И предупредите Роуз, что у нас гости, — добавила Руфь скрывающемуся за дверью слуге. Шанс! Да, пусть американец, но эти американцы чертовски богаты и если ей удастся… Ох, только бы Роуз, только бы эта несносная девчонка ничего не испортила! Её нрав отпугивал многих. Руфь тяжело вздохнула, выходя из задумчивости. Еще раз окинув отражение в зеркале придирчивым взглядом и не увидев изъянов в своей внешности, она наконец-то вышла из комнаты. Каледона, на его удивление, все-таки проводили в гостиную и даже любезно предложили присесть на диван. А вот кофе предложить забыли. Лакей снова удалился, и американцу ничего не оставалось, как исследовать взглядом убранство особняка. Следует отметить, шикарное убранство. Хотя Кэла не покидала мысль, что чего-то не хватало, будто какая-то важная вещь отсутствовала, словно не было одного блюдца в великолепном чайном сервизе. Руфь спустилась в комнату, где расположился их гость. Увидев её, молодой американец тут же поднялся на ноги, и женщина снова не без удовольствия отметила и хороший вкус, и опрятность, ну и заодно довольно впечатляющую подтянутую фигуру мистера Хокли. Тот был, несомненно, хорош собой. Она попыталась вздохнуть чуть глубже, успокаивая пульс. — Мистер Хокли, какая неожиданность! Что привело Вас к нам? — протягивая руку для поцелуя, поинтересовалась Руфь, пытаясь понять, что тот так активно прячет за спиной. — О! Простите мой столь неожиданный визит, но я проезжал мимо и не удержался. Понял, что мне просто необходимо засвидетельствовать свое почтение и восхищение Вам и Вашей очаровательной дочери, — он протянул женщине букет, наблюдая, как по её лицу проскользнуло удивление и даже легкая растерянность. — Не хотелось заходить с пустыми руками, — добавил Кэл и самоуверенно улыбнулся. Руфь цветы приняла и велела поставить их в вазу. — В таком случае, я осмелюсь предложить Вам чашечку чая, мистер Хокли? Или же Вы предпочитаете кофе? — с почти идентичной по очаровательности улыбкой ответила женщина. Думала же она о том, как бы побыстрее заставить прийти сюда упорную Роуз, которая всегда неохотно шла на контакт с потенциальными женихами. Сомнений не оставалось, именно младшая Бьюкейтер заинтересовала состоятельного американца. — Кофе, если можно, — согласился Каледон, одаривая женщину белозубой улыбкой. Беседа с Руфь была приятной. Каледон не мог не отметить, что женщина была настоящей аристократкой, полной чувства собственного достоинства и превосходства. Но при этом Хокли удивительным образом ни разу в разговоре с ней не почувствовал себя не в своей тарелке. Даже не слишком догадливому Каледону стала ясна причина — обе стороны старались понравиться друг другу. И у них это неплохо получалось. Миссис Бьюкейтер пыталась контролировать ситуацию, угодить молодому американцу, примерно определить его характер и при этом смотреть на него немного свысока, ни на секунду не показав слишком сильной заинтересованности. Хокли должен чувствовать себя комфортно, но все же одним из многих. Эта проклятая игра в благополучие! Какая тонкая грань, как тяжело балансировать и как страшно оступиться и все потерять. Периодически женщина напряженно поглядывала в сторону лестницы, с минуты на минуту ожидая появления своей дочери и молясь, чтобы та сегодня пребывала в хорошем, точнее покорном, настроении. Роуз тем временем не особо торопилась. Новость, принесенная слугой, ввела ее в ярость. Как этот человек только посмел заявиться к ним домой? Ведь она ясно дала понять, что он ее не просто не интересует — она его ненавидит. Мисс Бьюкейтер осознавала, что мать будет не довольна, если девушка не спустится к гостю. Наверняка ее родительница уже вовсю обхаживает этого янки, лелея мечту о том, чтобы породнится. От этой мысли Роуз стало дурно. Ну уж нет! Сейчас она спустится и если не выдворит его из дома, то по крайней мере будет настолько безразлична и холодна, что он сам уйдет и больше никогда не вернется. Тем не менее, она по привычке придирчиво осмотрела свой внешний вид и вытащила из прически один упругий, отливающий медью локон. Кэл был упрямым, хоть и не самым терпеливым человеком на свете, но если была острая необходимость, то и это качество у него проявлялось. Он героически давился третьей чашкой кофе, с самой милой улыбкой выслушивая щебетание Руфь. Женщина как бы невзначай расспросила его почти обо всем и даже в подробностях, о его отце, образовании, жизни в Штатах, разве что о количестве работников на заводах Хокли не поинтересовалась. Спасение пришло тогда, когда в сердце уже начало зарождаться отчаяние. Со стороны лестницы послышался легкий стук каблучков и Кэл автоматически обернулся на звук. Роуз, это была именно она. Девушка не спеша спускалась по лестнице и, казалось, не замечала внимательно следящего за ней мужчину. Американец как можно тщательнее осматривал красивую фигуру, еще раз убеждаясь, что его выбор абсолютно верен. Сравнить с этой девушкой он не мог ни одну знакомую ему американку, да и остальные британки тоже явно уступали этой огненной красавице и меркли на ее фоне. — Роуз, дорогая! Ты помнишь мистера Хокли? — послышался радостный голос Руфь. Кэл улыбнулся женщине и поднялся. Роуз тем временем оказалась рядом с ними и протянула мужчине свою руку, которую тот тут же поцеловал. Всем видом юная леди показывала, что с трудом припоминает этого человека. — Ах, мистер Хокли! Да-да, я вспомнила, матушка, — равнодушно кивнула Роуз, не слишком приветливо забирая руку. — Как же Вы попали в эту часть Лондона, мистер Хокли? Мне казалось, Ваш отель находится совсем в другой стороне, — спросила Роуз, у которой вызывала отвращение высокомерная усмешка, снова играющая на губах этого наглеца. — Как я уже говорил Вашей матушке, я просто проезжал мимо и не простил бы себе, если бы не выразил свое уважение Вашей семье, мисс Бьюкейтер, — сладко улыбаясь, пояснил молодой миллионер и покосился на подаренный им букет цветов, который красовался в изящной вазе на ближайшем столике. Роуз проследила за взглядом Кэла и еле сдержала раздосадованный вдох. Ну вот, он уже сюда цветы приносит, а ее матушка их берет. Похоже, дело плохо. Эту милую беседу прервал все тот же чопорный лакей, он доложил Руфь, что ей пришло какое-то письмо. Женщина конверт забрала и мельком глянула на отправителя. На лице аристократки промелькнуло легкое беспокойство, и она еще любезнее улыбнулась их гостю. — Ох, прошу меня извинить, но я должна вас ненадолго покинуть. Появилось неотложное дело, но я скоро вернусь. Я буду у себя, Роуз, — женщина поднялась со своего места и направилась к лестнице. Сейчас ее провожало два взгляда. Мужской, горящий азартом, и женский, горящий ужасом и легкой паникой. Вот уж чего хотелось Хокли, так это поболтать с девушкой без присутствия ее матушки и уж чего совсем не хотелось Роуз — оставаться в компании этого мерзкого типа. — Этот букет предназначался Вам, — шепнул Каледон, когда Руфь скрылась из вида. Рыжеволосая аристократка только фыркнула и окинула недовольным взглядом такого навязчивого собеседника, который начинал выводить ее из себя. — В таком случае, Вы можете его забрать. Мне он не нужен, — заявила девушка. Это, правда, Каледона вовсе не смутило, и он только продолжал усмехаться. — Он предназначался Вам, но подарил я его Вашей замечательной матушке, а она его приняла. Так что он остается, — парировал мужчина. — Я приехал, чтобы увидеть Вас, Роуз. Давайте забудем наше прошлое недопонимание, — продолжая свою речь, предложил Каледон. — Что же, я согласна забыть, но только с тем условием, что Вы больше не станете мне о нем напоминать своим присутствием, будьте так любезны, — упрямству решительной юной леди не было предела и американцу это все больше и больше нравилось. — Боюсь, что эту Вашу просьбу я выполнить не в состоянии. Во-первых, я никуда не тороплюсь, я не допил свой кофе, а во-вторых, мне еще довольно долго придется пребывать в Лондоне, — пожал он плечами. — Я не могу попросить Вас покинуть мой собственный дом? По-моему, Вы забываетесь, — зеленые глаза девушки метнули две яростные молнии, заставляя мужчину вздохнуть. — Вы любите театр? Или оперу? Есть ли в ближайшее время интересные спектакли? — совершенно спокойно поинтересовался Каледон и такой внезапной сменой темы выбил девушку из колеи. Она задумалась, то ли над ответом, то ли еще над чем-то. Атака на хама закончилась ничем. Его было совершенно невозможно пробить, и она была обескуражена. — Люблю, есть, и мы с матушкой как раз туда собираемся. Но даже не надейтесь, все билеты уже раскуплены, мы сидим рядом с графиней ***, — запальчиво заметила Роуз, довольная тем, что хотя бы на ближайший спектакль он ее пригласить не сможет, да и вообще его рядом не будет. Иначе Руфь уж точно постаралась бы оказаться поближе к Хокли. Американец, от которого не ускользнуло победное выражение лица своей, как он уже считал, будущей супруги, с сожалением покачал головой. — А я думал, что Вы уже знаете… Какая жалость, что графиня не сможет пойти, — вздохнул мужчина и поднялся с места, отодвинув свою чашку. — Вот теперь мне действительно пора. Передайте еще раз мое восхищение миссис Дьюитт-Бьюкейтер. До встречи, дорогая Роуз, — не дожидаясь позволения, он сам взял ее руку и небрежно поцеловал, снова оставляя девушку в полном недоумении и заставляя ее гадать, что же значили его слова, и какой кошмар ее ждет теперь. Роуз четко понимала, что она сейчас вовсе не отделалась от Хокли, а он явно что-то задумал и немедленно приступил к исполнению. Ожидание чего-то неизвестного и неизбежного пугало, как и настойчивость Хокли. День этот заканчивался для каждого по-разному, для кого-то надеждой, для кого-то ужасом, а для кого-то очередным поводом для гордости и самолюбования. Днем Руфь получила очередное не самое любезное письмо, у бедной женщины снова началась мигрень на почве постоянных переживаний. Кредиторы изматывали душу и трепали без того расшатанные нервы, миссис Бьюкейтер прилагала титанические усилия, чтобы еще оттянуть сроки. Перед сном она успокаивала себя лишь мыслью о красивом, молодом и сказочно богатом американце, надеясь, что Роуз не испортила всё, когда ей пришлось оставить их вдвоем. По словам дочери, у Хокли возникли какие-то срочные дела. Мысли об Америке и безбедном существовании в итоге перешли в сновидение, не менее приятное и счастливое. Ее дочь же, напротив, долго ворочалась в кровати. Избавление от Хокли не принесло облегчения, потому что было ясно — оно лишь временное. А последующий разговор с матерью едва не заставил девушку расплакаться. Руфь твердо вознамерилась сделать Каледона мужем Роуз, спорить с ней было бесполезно. Большего ужаса юная мисс Бьюкейтер еще в жизни не испытывала. И почему ей так везет? Почему человек, которого она терпеть не может, который ей омерзителен, стал выбором ее матери? Впрочем, в сердце еще теплилась надежда, девушка успокаивала себя тем, что ее поведение, взгляды и характер все-таки отпугнут этого наглого и заносчивого американца, как бывало ранее с другими потенциальными женихами. Сам же американец в это время с довольным видом попивал бренди, любуясь на билет в оперу, который ему достал Лавджой. Пришлось, конечно, потратится. Оказывается, что графинь довольно сложно отговаривать от таких походов, но цель была достигнута: он будет сидеть рядом с семьей Дьюитт-Бьюкейтер. Кэл снова представил возмущение и удивление на красивом личике девушки и вздохнул. Она полюбит его, рано или поздно полюбит, он не оставит ей выбора. Только сейчас мужчина обратил внимание на название, которое значилось на билете: Джакомо Пуччини — То́ска. Хокли приподнял брови и рассмеялся. Да, Каледон и так считал оперу весьма скучным местом, а с таким названием он просто был обречен уснуть еще до конца первого акта. Благо, что он, в общем-то, не ради Пуччини туда идет. Хокли допил содержимое бокала и откинулся на подушки. Воображение рисовало самые оптимистические картины, и он нисколько не сомневался, что скоро их воплотит в жизнь.