***
Яков Платонович глубоко вдохнул и резко выдохнул. Нет, спокойно в их доме, судя по всему, не будет никогда. Вот как это возможно? Сегодня его Анну чуть было не похитили, а она не к нему в управление пошла после счастливого спасения, а домой – чаем поляка поить. И кладовая эта. Кладовая нужна совсем не для того, чтобы там похитителей запирать. Нет, очень им нужен ребенок. Может, хоть тогда она угомонится и начнет немного думать о своей безопасности? - Яков, там ванна готова. Я тебе халат принесу, а ты иди, пока вода не остыла, - в комнату вернулась Анна. - Хорошо, я иду. Аня, а ты не знаешь, у нас что на ужин сегодня? - Так Настасья гуляш делала. А ты чего-то особенного хочешь? -Нет, гуляш – это замечательно. Пусть Настасья что-нибудь еще вкусного на десерт сделает, хорошо? – Якову было нужно, чтобы Анна еще ненадолго ушла на кухню. - Конечно. Ты иди, там вода стынет, - госпожа Штольман пошла в сторону кухни. Странно, мама всегда Прасковью к себе звала, а она вот все сама к Настасье бегает. С чего это? Хотя, просто ей нравится ходить по дому, в котором она теперь хозяйка. Где весь жизненный уклад решается и устанавливается не кем-то, а ею. Отдав соответствующие распоряжения Настасье, Анна зашла в спальню за халатом мужа и пошла в ванную комнату. Яков стоял в сорочке и брюках. Отворилась дверь, и тихо вошла Анна с его халатом в руках. - Ты чего еще не в ванной? Яков, вода же остынет. Нужно будет заново все готовить. - Не остынет, Настасья погорячее сделала, я проверил уже. Аня, иди ко мне, - Штольман протянул руку к жене. Анна повесила халат на крючок, подошла к мужу. Штольман развернул жену к себе спиной и начал расстегивать крючки на платье. - Что ты делаешь? Это же ты ванну принимать собирался, - тихо охнула женщина. - Я хочу посмотреть что с твоим плечом, - Яков уже расстегнул платье и спокойно снимал его с жены. Через несколько минут Анна осталась в белье, корсете и чулках. Штольман внимательно осмотрел ушибленную руку жены. По всему предплечью уже растекался обширный синяк. Завтра он будет совершенно синий. Яков Платонович покрыл поцелуями больное место. Молча расстегнул корсет, снял с жены чулки. Анна осталась в одном белье. - Яша, ты что? Все же хорошо. Со мной все в порядке. Правда-правда, - Анна Викторовна удивленно смотрела на мужа. Тот опустился на пуф, стоявший у стены и прижался щекой к животику жены, крепко прижав ее к себе. Анна погрузила пальцы в кучерявую шевелюру мужа. Начала перебирать пальцами его волосы, накручивая их на тонкие пальчики. - Аня, если бы с тобой сегодня что-то случилось, я бы с ума сошел. Перерыл бы полстраны, но тебя нашел бы. А потом лично задушил бы каждого, кто хоть кончиком пальца тебя тронул. И с ума бы после этого сошел. Я не переживу, если с тобой что-то случится. Ты не бережешь себя. Ты мне доверяешь, веришь, что я на помощь приду. Но вот видишь, я не всегда могу оказаться рядом. Здесь не Затонск. Я могу просто не успеть вовремя. - Я не думала, что за мной могут следить, что могут узнать про Семена Семеновича. - Уваков знает. Он знает, что проще всего сделать мне больно через тебя. Помнишь, ты когда-то спросила, могу ли я пойти на преступление ради близкого мне человека? - Помню. Тогда ты сказал, что ты полицейский. А потом ты отпустил того куафера. Мишель, кажется? А потом ты раз за разом спасал меня. - Да. Я ведь тогда покривил душой. Я уже тогда точно знал ответ на тот вопрос. Уже тогда я знал, что ради тебя, ради твоей безопасности я пойду на любое преступление. Лишь бы с тобой все было хорошо. Ох, родная моя. Как же я мог так бездарно провести рядом с тобой те полтора года? Несколько минут прошло в тишине. Наконец, Анна произнесла, мягко отстраняясь от мужа: - Раздевайся, а то и правда вода остынет. Штольман поднялся, начал расстегивать рубашку. Анна мягко начала помогать ему. Глаза мужа заметно потемнели. Через несколько минут Яков Платонович уже раздевал жену. - Я думаю, ванная вполне выдержит нас обоих, - прошептал он на ушко любимой женщины. Анна покраснела. Забравшись в воду, Яков очень аккуратно начал мягкой губкой смывать с жены весь сегодняшний день, страх, который она так тщательно скрывала. Анна обнимала руки мужа, словно баюкая их на груди. Ощущение бесконечной нежности, любви и единения накрывало их, словно мягких одеялом. Вода начала остывать. Штольман вышел из ванной, обернул бедра полотенцем. Анна с замиранием сердца наблюдала за любимым мужем. Словно бы греческий бог спустился на землю, стал ее мужем. И теперь она видит его во всей его первозданной красоте. Яков взял второе полотенце, подал руку жене, помогая ей выбраться из ванной. Аккуратно обтерев воду с тела любимой, накинул ей на плечи халат, захваченный ранее из спальни. Одел свой. Обувшись в приготовленные заранее домашние туфли, подхватил Анну на руки и понес в спальню. Все подождет. Все потом. Сейчас его женщина, его половина будет только с ним, будет только его. Ибо нет ничего важнее ЕЕ на всем белом свете.***
Ужин был подан как обычно к семи часам. Чета Штольман, облачившись в домашнее, вышли к столу. Яков велел позвать Ищенко. Усадил его за стол под предлогом одновременного совещания касательно дальнейших правил безопасности. В процессе совещания было решено, что в ближайшее время Анна из дома не выходит. Только в сопровождении мужа.***
Следующие три дня прошли спокойно. Первое, что сделал Штольман на службе – тщательно допросил задержанных Ищенко пособников похитителя. По сути, они ничего не знали. Были они местными фартовыми. Да и то так, мелкими подручными скорее. Их нанял неизвестный им человек только для того, чтобы они обезвредили охранника госпожи Штольман. И все. Описали человека словесно. По описанию выходило, что то был верный помощник Увакова. Где мог скрываться человек, нанявший их, они не знали. Яков Платонович поднял на ноги все управление. Все дела по кражам мопсов и ложек отбросили. Так или иначе, все начинали искать Увакова и его помощника. Официальное дело было открыто по факту попытки похищения статского советника. На четвертый день поисков, так и не давших результатов, к Штольману в кабинет вбежал дежурный, а следом за ним бледная как смерть Настасья. - ЧТО!? – Штольман мгновенно подлетел из-за стола. - Беда! Вас требуют. - Сколько? - Двое их. Что делать-то, барин? - Что с Анной? - Она вместе с Семеном Семеновичем. Один из этих двоих возле двери дежурит, смотрит, чтобы городовых я не позвала, не привела. А тот второй заперся с барыней и Ищенко в столовой. И вас требует. Штольман быстро написал записку. Проверил револьвер и верный бульдог. - Вот эту записку отнесете в Охранку. Знаете, где это? Здесь все написано. Скажете, что у меня служите. Лично Варфоломееву в руки должны передать. Настасья, лично! Вас пустят. Покажете записку. Пустят. Полковнику быстро все расскажете. Нужна помощь. Все! – с этими словами статский советник покинул кабинет. Настасья бегом устремилась за ним. Дежурный подхватил ее под руку и усадил в полицейскую пролетку, подогнанную ко входу. Через четверть часа, не смотря на несолидность посетительницы, Настасью спешно провожали к полковнику Варфоломееву. Еще через десять минут к нему же в кабинет были вызваны четверо лучших агентов Охранки. План действий пришлось разрабатывать спешно. Яков Платонович подошел ко входу в их часть дома на Невском. Жиляев – верный помощник Ильи Увакова – стоял на входе. - Господин статский советник, только вас и ждем, - ухмыляясь произнес он, увидев подходившего Штольмана. Тот лишь молча вошел внутрь, сверкнув глазами на Жиляева. Зайдя в дом, прошел в столовую. Войдя, первое, что увидел – Анна с прижатым к виску револьвером. За ее спиной стоит Уваков. Ищенко весь в крови и, кажется, без чувств лежит рядом на полу. - Ну, здравствуй, Яков Платоныч. Вот мы и свиделись с тобой, - улыбка, больше похожая на оскал, заиграла на лице Увакова. - Я пришел. Отпусти жену. - Нет. Оружие достань, на пол положи и отбрось-ка его подальше в уголок. Яков достал револьвер, положил на пол, отпихнул в сторону ногой. - Это все, - Штольман продемонстрировал внутреннюю часть пальто и пиджака, показывая пустые карманы. - Снимай пальто, пиджак. Я, знаешь ли, не верю тебе. У тебя всегда был козырь в рукаве. Хочу быть уверен. А то, знаешь ли, я тут на днях рядом с твоим домом знакомое лицо заприметил. Что, тебе теперь польские шулера помогают? Помощничек одного твоего знакомого все за домом смотрел. Ничего, теперь спокойненько посидит взаперти.Если живой, конечно. Яков Платонович снял верхнюю одежду и пиджак, бросил на ближайший стул. Повернулся вокруг своей оси, демонстрируя отсутствие оружия. - Отпусти. Мою. Жену, - по отдельности произнес он. - Не так скоро. Давай-ка, Штольман, садись. Вон там бумага и чернила. Пиши. Что ты, статский советник ну и дальше как следует, снимаешь с меня подозрения во всем. В общем сочини мне свободу. Ты ведь умеешь? А нет – научишься. Но с этой бумагой я должен беспрепятственно покинуть пределы нашей страны, - с этими словами Уваков, все также удерживая Анну, но немного отведя револьвер в сторону, отошел к окну. Воспользовавшись моментом, пока Илья Петрович грозно глянул на Анну Викторовну, Штольман сел за стол на тот самый стул, на спинку которого несколькими минутами ранее небрежно бросил пальто и пиджак. Исподлобья оглядел комнату, оценивая ситуацию. Жену нужно как-то отвести от этого упыря, иначе… У входа послышался шум. В прихожей зарокотал голос полковника Варфоломеева. - Уваков, сдавайтесь. Вам отсюда живым не уйти! - Ах, ты, шельма! – Уваков, резко толкнув женщину вперед к рванувшему в сторону окна Штольману, подхватил первое, что попалось в руки и запустил в окно. Стекла разлетелись на сотки мелких кусочков, деревянная рама рваными обломками окаймляла выбитое окно. Вытащив из кармана пальто, так удачно висевшего на стуле в непосредственной близости от него самого, припрятанный заранее маленький бульдог, Яков Платонович одной рукой пытался прицелиться, а второй подтянул к себе Анну. Уваков подскочил к выбитому окну, вскочил на подоконник. Обернувшись, несколько раз не глядя выстрелил, как бы желая хоть что-то оставить о себе на память в доме Штольмана. Яков, прикрыв собой жену, дважды выстрелил в ответ. Все эти действия заняли всего несколько секунд. Тут же в столовую ворвались Варфоломеев, два его агента и Ефим. Уваков с дыркой во лбу вывалился кулем в окно. Штольман оседал на пол, одной рукой все еще держа жену, второй зажимая рану в районе левого плеча. Сорочка и жилет его окрашивались в красное от расплывавшегося кровавого пятна. - Яша, Яша, - причитала Анна Викторовна.***
Спустя два часа перевязанный уже Штольман, Анна Викторовна, полковник Варфоломеев и Ищенко с перевязанной головой сидели в кабинете. В дверях топтался Ефим. - Барин, простите. Я на задний двор пошел, когда эти двое подошли. Обернулся, тут мне в голову и прилетело. Очнулся уже в сараюшке за флигелем. Где мы дрова храним. Они чем-то дверь подперли. Я ж все починил, на совесть сделал. Так там и просидел, пока Настасья меня не выпустила, вернувшись. Я ей говорю, чего, мол, сразу-то не отперла? А она – там барыня пропадала, надо было за барином бежать, а не тебя искать. - Ничего. Зато хоть ты у нас цел. Иди, Ефим. Настасье скажи, пусть нам чай принесет. И коньяку, - кивнул слуге Яков, - и там в столовой с окном решить надо. - Не извольте беспокоиться, Яков Платонович. Там уже все чинится. Мы все с Настасьей в порядок приведем, и следа не останется. Ефим ушел. Через несколько минут все еще бледная Настасья принесла поднос, заставленный чашками, рюмками и прочим. Анна сидела прижавшись к мужу. В глазах ее плескалась озабоченность состоянием Штольмана. до прихода врача она, никого не подпуская, обрабатывала рану, останавливала кровь. Пуля прошла на вылет, но крови было на удивление много. Пока доктор не осмотрел раненого и не вынес вердикт – ничего важного не задето – сидела рядом, обвивая руками мужа. Словно бы боялась, что если вот сейчас она его отпустит, он тот час растворится в воздухе. На все его вопросы об ее состоянии только отмахивалась. - Как они попали в дом? – нарушил молчание Варфоломеев. - Позвольте мне, - тихо произнес Ищенко. Полковник кивнул. - Я дежурил у входа в прихожей. Ефим ушел на задний двор. Постучали в дверь. Я приоткрыл. Там какой-то мальчишка стоял. Сказал, что на улице женщине плохо стало. Я выглянул за дверь. Там эти двое меня схватили. Ввели в дом. Выбежала Настасья, закричала. На ее крик вышла Анна Викторовна. Ей Уваков сказал, что если она будет вести себя тихо, то ни со мной ни с Яковом Платоновичем он ничего не сделает. Втолкнул нас с ней в столовую. Я слышал как Настасью послал в управление. Помощнику приказал у двери стоять. Я попытался его обезвредить. Но он меня ударил. Кажется, я сознание потерял. - А вы метко выстрелили, Яков Платонович, - заметил после еще нескольких минут молчания Варфоломеев, - Есть одно дело. Анна Викторовна, боюсь, ваша помощь нужна. Мне стало известно, что у ныне покойного господина Увакова были кое-какие документы. Узнал я об этом совсем недавно. Так вот. Эти бумаги нужно найти. Боюсь, Жиляев нам ничего не скажет. Анна Викторовна, вы не могли бы поговорить с … духом Увакова? - Хорошо. Я скоро вернусь, - спустя несколько минут раздумий Анна поднялась с места и отпустила руку мужа. - Аня, давай я с тобой побуду, - Яков тоже подскочил на ноги. - Нет, я сама, - Анна вышла. Она точно знала, что еще хочет узнать у духа Увакова.***
- Яков Платонович, нам с вами нужно будет обсудить один вопрос. Но, думаю, это подождет немного. Вы как-то приглашали меня в гости. Так вот я на днях зайду. Но это решим позже. Спустя несколько минут вернулась Анна. - Документы в его старой квартире. Вы должны знать где это. Там в спальне под кроватью половица одна вынимается. Там все лежит. И еще. Вы там в кладовой найдете молодого мужчину. Поляк. Зовут Анджей. Он еще живой. но сильно ранен. Помогите ему, пожалуйста. Он хотел помочь, - молодая женщина тяжело опустилась на диван. Яков обнял ее за плечи, прижал к себе. Жена была вся холодная, даже озноб бил. Полковник Варфоломеев попрощался и ушел. Штольманы остались вдвоем. - Там в столовой стекольщик уже, - тихо произнесла Анна Викторовна. - Аня, пойдем в спальню. Тебе прилечь надо, - Яков поднялся. Неудобно наклонившись из-за раненой руки на перевязи, поднял жену. Повел в спальню. В спальне Штольман помог жене переодеться. Та была на удивление спокойна. И только когда Яков начал неуклюже стягивать с себя сорочку, она будто бы очнулась. - Яша! Живой, живой. Живой, - заплакала Анна, прижавшись к мужу. Штольман обнял жену, пытаясь успокоить. А она все плакала и плакала. Гладила его плечи, руки и спину, приговаривая: «Живой, живой».