III. Семья: всегда рядом...

До знаменательного дня оставалась всего неделя. Большая часть дел в управлении была сброшена на Коробейникова, взявшего себе в помощники Ульяшина и Евграшина. Те старались как могли, но частенько отвлекались на ту или иную помощь Трегубову, Коробейникову, Милцу или самому же Штольману. В городе все кипело. И хоть не было каких-либо крупных происшествий, по мелочи случались происшествия. Как-то раз проходя мимо подозрительной парочки явно фартовых мужиков, Коробейников краем уха услышал примечательную для себя вещицу. - Хромой, тебе предупреждение на первый раз. Ты забыл что ли, что по всем нашим весточка прошла? Нам что велено было? Недельку сидеть тихо. Люди, живущие по понятиям, эту неделю не работают. А ты по базару «щипать» пошел. - Ой, да что за причина такая? - Те не ясно сказали? Свадьба в воскресенье. Хороший господин женится. На хорошей барышне. Он все по чести всегда делал. Убивцев честно ищет, на наших не скидывает чужого. Передохни недельку, бестолочь! Дай людям свадьбу сыграть! - Так время-то самое то! Ты погляди, весь город только про эту свадьбу говорит и думает. Раздолье нашему брату! - Хромой, ты вот нерусский что ли? В общем если порядку в городе до времени не будет, я те лично пальчики твои пообламываю, понял? Чтоб неповадно было. Тебе ясно говорят, на сходке постановили: неделю сидеть тихо! Вот и сиди. Кренделя да бублики жуй. Хмыкнув, Коробейников двинулся дальше. Вон оно как! Фартовые решили дать Яков Платонычу свадьбу спокойно сыграть. Даже эти, оказывается, какие-то жизненные принципы имеют. И только Ребушинский попытался было нарушить всеобщую радость. Прибежал как-то в управление и начал всех сотрудников опрашивать на тему предстоящей свадьбы. Полицейские все как один отмалчивались. Наконец из своего кабинета вышел Николай Васильевич и сделал очередное внушение зловредному журналисту. Тот клятвенно пообещал ничего не писать. Выйдя на улицу, Алексей Егорович встретил Виктора Миронова, только недавно вернувшегося из поездки в Москву. - Господин Ребушинский! Постойте-ка! – остановил адвокат уже готового скрыться за ближайшим углом журналиста. - Доброго денечка вам, Виктор Иванович! – расплылся в притворной улыбке тот. - Значит так! Не вздумайте ничего писать про свадьбу Анны и Якова Платоновича, понятно? Хоть одно лишнее слово, и я вашу газету закрою. Можете мне поверить, знаю я нужных людей по этой части. Помогут лишить вас возможности статейки писать. И пойдете вы тогда разнорабочим на какое-нибудь производство. Это понятно? - Да я, собственно, и не собирался ничего писать, - соврал Ребушинский. - Вот и не пишите. Как положено можете осветить событие заметкой и все. - Хорошо-хорошо, я все понял, - быстро раскланявшись, журналист ретировался. Как ни странно, статьи так и не появилось. Только коротенькая заметка, извещающая читателей, что «статский советник Штольман Я.П. сочетается законным браком по исконной православной традиции с девицею Мироновой А.В. 1890 года июня месяца первого дня». И все, никаких других новостей не было. Правда, спустя недельку после свадьбы Алексей Егорович решил написать статью о том, как именно в их городе принято свадьбы играть. Основываться он собирался на том празднестве, про которое напрямую написать не мог. На том и успокоился.

***

Забот оказалось неожиданно много для последней недели перед свадьбой. В одно утро важный вопрос задала за завтраком Олимпиада Тимофеевна. - Маша, Виктор Иванович, а вы приданое-то Ню … Аннушкино подготовили? - Конечно, мы все подготовили. Как положено. - А когда вы, дорогие родители, собираетесь приданое в дом жениха отправлять? И, что гораздо важнее, куда? - Витя, а правда, куда все отправлять-то? Там вон сундуки готовые стоят, - Мария Тимофеевна растерянно посмотрела на мужа. - Как куда отправлять? В Петербург, конечно. На Невский. Я уже людей нанял, кто доставит все в сохранности. Петр, ты этим нашим вчерашним визитерам адрес точный дал? - И адрес дал, и Ефима с Настасьей уже известил обо всем. Все примут, разберут. Честь по чести, - заверил присутствующих Петр Иванович. - Липочка, душенька, ты же не думала, что приданое в служебную квартиру вдруг определят? – обратился к супруге Григорий Ефимович. - Ну кто же знает этого вашего Штольмана, может он здесь задержится…. - Нашего Штольмана, Олимпиада Тимофеевна, нашего! И вашего, кстати, тоже, - хмыкнул Миронов-младший. Приданое, надо отметить, было отправлено в срок. В доме на Невском все приняли, разобрали, разложили и расставили.

***

У Якова Платоновича забот было не меньше, чем у семейства Мироновых. В то время, как старшие женщины семьи занимались приглашениями, праздничным столом, убранством дома и собственными туалетами, жених неожиданно для всех на день уехал в Москву. Никому ничего толком не объяснив, Штольман сел на вечерний поезд, чтобы уже утром быть в первопрестольной. Анне он накануне сказал, что ему по делам нужно отлучиться из города. Ему очень повезло, что у невесты не было совершенно времени думать про неожиданно возникшие дела: она только и успевала бегать на последние примерки, наносить причитающиеся случаю визиты соседям и занималась прочими хлопотными для нее делами. Яков Платонович преследовал в поездке вполне определенную цель. Знал он в Москве один замечательный ювелирный магазин и еще знаком был с чудесным мастером, вырезающим чудеснейшие шкатулки из ценных пород деревьев. Еще месяц назад он известил старого мастера о своем приезде, ко времени которого попросил сделать резную шкатулку. Штольман точно знал, что старый мастер все сделает именно так, как нужно. В Москве Яков сразу отправился к краснодеревщику. - Здравствуйте, Герман Оттович, - поприветствовал он сухенького старичка, входя в мастерскую. - Яков Платонович, мальчик мой. Здравствуй, мой дорогой. Как же ты на деда своего похож стал! – поприветствовал статского советника старый мастер. - Герман Оттович, готов ли заказ мой? - Готов, Яков Платоныч, готов. Еще третьего дня закончил. Неужто я дожил до того дня, когда я смог сделать шкатулочку, что послужит «свадебной корзиной» внуку моего друга? Рад за тебя, очень рад! - Спасибо, Герман Оттович. Женюсь. А как вы догадались, что шкатулочка «свадебной корзиной» будет? - Так ведь традиция это русская. А ты человек тонко чувствующий. Вот я и решил, что не станешь как купцы истинные корзины собирать. Или как иные господа резные секретеры или трельяжи заказывать. Пойдем, покажу тебе изделие. И расскажу что там за секретик есть, невесте своей потом расскажешь, - старичок поманил Штольмана за собой в подсобное помещение. Подведя Якова к рабочему своему столу, Герман Оттович эффектно снял закрывающую изделие простыночку. Взгляду Штольмана предстала шкатулка дивной красоты. На столе стоял небольшой ларчик темного, почти черного дерева. Вся поверхность была украшена искусной резьбой. На крышке красовалась пара лебедей, над головами которых красовались золотые венцы с маленькими изумрудами. По всем четырем сторонам ларчика вились цветы тончайшей работы. Во всю эту резную красоту искусно вплетались золотые нити, небольшие изумруды, сапфиры и несколько бриллиантов. - Герман Оттович, это просто чудо! - О, ты посмотри что внутри. Вот смотри, - мастер достал откуда-то маленький серебряный ключик, - вот этот ключик открывает этот ларчик. Оп! Отперев маленький замочек, совершенно неизвестным способом спрятанный внутри резьбы, взору Якова старым мастером было представлено то, что находилось внутри ларца. Крышка изнутри была отделана резным малахитом. Часть шкатулки внутри была поделена на изящные отделения для колец, брошей и сережек. - А вот здесь, Яша, смотри, находится маленькая пружинка. При нажатии на нее вот это все дно с отделениями приподнимается, и его можно легко вынуть, - мастер продемонстрировал как это все происходит. И Яков Платонович увидел неглубокое потаенное отделение без каких-либо перегородочек. - Тут можно письма хранить или бумаги какие. И самое главное, никто не найдет, как это отделение открывается. Только если знаешь как и где нажать, сможешь открыть. - Герман Оттович, это верх мастерства. Я такой искусной работы не видел еще. А дерево? Это что за сорт? Я думал, будет красное дерево. А это почти черное. - Яша. Я решил сделать для твоей невесты не просто шкатулочку. Это эбеновое дерево. - Господи, оно же такое дорогое. Как вы его достали? - Скажем так, были запасы. - Сколько я вам должен за материалы и работу? - Брось, пусть подарком будет. Внук моего друга покойного женится! - Нет, Герман Оттович. Хоть какую-то цену обозначьте. - Ну, хорошо. Вот эти камушки стоили мне пятьсот рублей. Вот за них я с тебя тогда деньги и возьму, если ты так хочешь. - А дерево? - Все, Яков Платоныч, не спорь. А то я тебе эту шкатулку не отдам, а после сам привезу и лично в ручки невесте вручу. Еще и заполню ее сам, - этот довод убедил статского советника. Поблагодарив мастера и расплатившись с ним, Штольман с ценной шкатулкой покинул мастерскую старого мастера. В ювелирном приобрел то, что можно было положить в эту самую шкатулку. Три пары золотых сережек: одна с бриллиантами, одна с жемчугом и еще одна с сапфирами, очень подходящими к колечку, подаренному на помолвку; несколько брошей; две золотые цепочки и кулончик все с тем же сапфиром. Все покупки были упакованы и разложены позже в тот самый ларчик. На дно ларца в потайной отдел Яков Платонович положил сложенный вдвое листок, на котором написал короткое послание своей Анне. Пусть ей сюрпризом будет. Исполнив, таким образом, цель поездки, Штольман очередным вечерним поездом вернулся в Затонск.

***

Наступила суббота, предшествующая дню венчания. В доме Мироновых собрались практически все дальние родственники семьи. Молодые девушки устроили вместе с Анной вечерние девичьи посиделки. Женщины постарше заняли гостиную, решая кто из троюродных племянников завтра образа понесет: двенадцатилетний Георгий - сын троюродной племянницы Виктора Ивановича, или десятилетний Михаил – сын троюродного племянника Марии Тимофеевны. Решили, что лучше Михаилу. Решение приняли, мотивируясь совершенно ангельской внешностью мальчика: белокурые вихры лежали непослушными локонами, обрамляя чуть не фарфоровое личико с ясными голубыми глазами. Мужчины собрались в столовой. Чинно беседуя, пили коньяк и курили кубинские сигары, невесть откуда принесенные Петром Ивановичем. Все приглашения были разосланы, а некоторым разнесены лично еще утром. На празднование свадьбы ждали около пятидесяти человек гостей, не считая родственников невесты и немногочисленных приглашенных гостей самого жениха. Яков Платонович в этот вечер ужинал в ресторации с доктором Милцем, Николаем Васильевичем Трегубовым и Антоном Коробейниковым. Ближе к полуночи к ним тихо приблизился статный мужчина, только-только инкогнито прибывший из столицы. - Петр Александрович! Очень рад, что смогли приехать, - Штольман поднялся навстречу мужчине. - Не мог пропустить такое событие, Яков Платонович. Добрый вечер, господа! – полковник Варфоломеев - а это был именно он - сел на свободный стул. Представив присутствующих, Штольман сел на ранее занимаемое место. Разговор за столом потек спокойный, размеренный. Обсуждали совершенно различные темы: от последних происшествий до петербургских новостей. В какой-то момент Яков Платонович потерял линию разговора, углубившись в свои мысли. Завтра он женится. Женится на самой прекрасной, самой любимой женщине. Самой невероятной и неугомонной. На той, что в совершенстве дополняет его самого. Завтра Его Анна станет его женой перед Богом и людьми. Господи, как он этого жаждал, как желал. Как мечтал об этом! Господь всемогущий, пошли им детей. Как же ему хочется взять на руки ее и его частичку, подтверждение их чувства. Никогда он не жаждал этого, никогда не стремился к этому. Пока не встретил эту прекрасную, эту невозможную женщину. Сколько раз он всерьез хотел отказаться от своего чувства к ней, боясь, что не сможет сделать ее счастливой. Он старше ее на целых семнадцать лет. Ведь это целая жизнь. Но как будто и нет этой разницы. Ведь они идеально подходят друг другу. Каждый день он мысленно благодарит Всевышнего за то, что тогда зимой он остался у нее в гостиничном номере. Что весной вернулся в Затонск. Что сделал ей предложение. Что завтра у них свадьба…

***

Утро дня венчания принесло суету и хлопоты. В доме Мироновых царил форменный хаос: гости наряжались, дети бегали, Прасковья и приглашенные кухарки стряпали на кухне. В комнату Анны с раннего утра прибежала тетя Липа. - Нюшенька! Вставай, деточка. Так, сначала ты умываешься. Потом начинаешь плакать! - Доброе утро, тетя. А что же мне делать, если я плакать совершенно не хочу? – улыбаясь, спросила Анна. - Милая моя, но ты должна поплакать. Это традиция. Понимаешь? Просто подумай о чем-то очень грустном. Слезы сами и появятся. - Но я не хочу плакать или думать о чем-то грустном. Сегодня счастливейший день моей жизни. Зачем мне плакать? - Аня! Не спорь со мной. Тебе надо поплакать! – и тетя умчалась вниз. Анна умылась, подошла к окну. Задумалась. А что если бы он не вернулся этой весной? Какой бы тогда была ее жизнь? Воображение начало рисовать совершенно невозможные картины, одна хуже другой. Отходя от окна, Анна искренне плакала. Но то были слезы радости. Ведь он вернулся. И сегодня она станет его женой. А дальше начались сборы. Пришла тетя и начала помогать ей одеваться. Мама была тут же, но только подавала предметы туалета. Мария Тимофеевна и Олимпиада Тимофеевна старались следовать традициям. Еще до пробуждения Анны доставили «свадебную корзинку» от жениха. Анна даже ахнула, увидев ларчик искусной работы. Явился куафер, соорудивший за час настолько легкую, но одновременно витиеватую прическу, что ей могла бы позавидовать любая столичная модница. Веночек, к которому должна была крепиться фата, был составлен из маленьких бутонов красных розочек. Анна сначала хотела белые цветы, но потом прочитала, что раньше было принято покрывать голову красным покрывалом. А позже уже решили красными цветами отдавать эту дань традициям русским. Платье было верхом мастерства местной модистки. Глазетовое белое платье, мягко переливающееся серебристыми и золотистыми нитями, полностью закрытое, с длинными рукавами. Оно могло бы показаться строгим, если бы не было сшито в таком легком, невесомом крое, что создавалось впечатление, будто это не тонкая парча, а облачная материя, пронзенная маленькими лучиками солнца. Длинные рукава и верхняя часть лифа, закрытая до горла, были сотканы из тончайшего кружева. Таким образом, платье было совершенно закрытое по всем правилам, но в то же время являло собой образец легкости и воздушности. Под конец сборов в комнату Анны был позван Мишенька, исполняющий роль «свадебного отрока». Мальчику было поручено обуть Аннушку в белые свадебные туфельки: атласные, расшитые золотыми и серебряными нитями. После чего ему был вручен свадебный образок невесты. Женихов образок ему отдадут чуть позже. Перед тем, как крепить фату к венку, из комнаты вышла Олимпиада Тимофеевна, оставив Анну наедине с матерью. - Девочка моя, ты стала такой красивой молодой женщиной. Ты как лебедица белая сейчас. У нас в семье, как и во многих других, принято передавать наш фамильный амулет. Когда-то мне его матушка отдала. Сегодня я передаю его тебе. Ты его спрячь в платье, так принято. Там потайной кармашек есть, туда положи. Амулет этот храни, доченька. Благослови тебя Господь, - с этими словами Мария Тимофеевна протянула дочери на ладони небольшой кулон на серебряной цепочке. Анна взяла украшение, начала рассматривать его. - Вот здесь маленький замочек. Нажми на него, - подсказала Мария. - Ой, тут можно портрет хранить? – Анна нажала на указанный замочек, кулончик открылся. Внутри был маленький портрет Штольмана. И не просто портрет, а изящно написанная миниатюра на пластиночке из слоновой кости. - Мама! Когда же вы успели этот портретик заказать? Это такая кропотливая работа… - ахнула невеста. - Вот так твой Яков всегда с тобой будет. Будь счастлива, девочка моя, - Мария Тимофеевна обняла дочь. Тут в комнату вернулась тетя Липа, и сборы продолжились.

***

В это время на маленькой казенной квартире Яков Платонович облачался в свадебный смокинг. Тут же в квартире с ним были Александр Францевич, Николай Васильевич, Антон Андреевич и даже Петр Александрович. Каждый пытался дать какой-то совет касательно бутоньерок, коих было заготовлено целых пять штук. Жених выбрал белую розу, заготовленную им самим, проигнорировав все другие бутоньерки. Выйдя к мужчинам в гостиную, Штольман предстал во всей красе при полном параде: черный свадебный смокинг, белая батистовая сорочка, белый атласный жилет. Довершали свадебный костюм белый галстук и белые же перчатки. - Вот так мόлодец! – воскликнул Трегубов. - Господа, пора выдвигаться! Невеста ждет, - поторопил всех доктор Милц. Взяв заранее подготовленный букет для невесты, мужчины покинули казенную квартирку. Больше Штольман сюда не вернется. А потому все его личные вещи были собраны и упакованы. Коробейников пообещал отправить все в Петербург. Те же вещи, что Штольман брал с собой в свадебное путешествие, были упакованы отдельно и загодя отправлены в гостиницу, как и соответствующие вещи Анны. Первую брачную ночь молодые должны были провести в гостинице, на следующее утро оттуда уже отправиться на вокзал.

***

- Жених приехал! Жених приехал! – голосили дети, бегая по дому. - Анна, пора! Спускайся! Прибыли! Яков Платонович с посаженным отцом и … шаферами… - Мария Тимофеевна не сразу подобрала слово, характеризующее сопровождающих Штольмана мужчин. Внизу жениха встретили Виктор и Петр Мироновы. Виктор Иванович подошел к Якову Платоновичу. - Яков Платонович, с этого дня вы станете не просто мужем нашей дочери. Вы станете еще и моим сыном. В нашей семье принято делать маленький свадебный подарок не только дочери, но и сыну. Или же зятю. Когда-то мой отец сделал мне подарок, ставший моим таким своеобразным талисманом. И вам я хочу сделать такой вот подарок. Вещица эта хоть и не фамильная, но старинной работы. Очень надеюсь, что когда-нибудь вы передадите ее своему сыну, - с этими словами Миронов-старший протянул Штольману небольшую коробочку, в которой красовалась небольшая бриллиантовая булавка для галстука. Чуть витиеватая, изящной работы. - Виктор Иванович! Это очень дорогая вещь. Я даже не знаю… - протянул было Яков, но был остановлен будущим тестем. - Даже не думайте возражать! Лучше дайте я вам ее помогу закрепить, - с чем Виктор Иванович извлек булавку из коробочки и закрепил ее в галстуке жениха. - Невеста идет! Невеста идет! – снова заголосили мальчишки. Мужчины подошли к изножью лестницы, по которой спускалась Анна. Взглянув на идущую к нему невесту, Яков разве только рот не открыл. Как это возможно, что это прекрасное явление, эта белая лебедица – его невеста? Чем он заслужил эту благодать? Сзади него с шумом вдохнули чуть ни в унисон Коробейников, Трегубов и Милц. И даже Варфоломеев замер, с восторгом взирая на идущую к Штольману Анну. Невеста спустилась. За руку к жениху ее подвела Мария Тимофеевна. Штольман вручил ей изящный букетик белых роз. Вставши рука об руку, жених и невеста обернулись к родителям. Виктор Иванович и Мария Тимофеевна благословили жениха и невесту образами, после чего передали эти образа «свадебному отроку» Мише. Дальше Штольман и Анна словно во сне прошествовали к свадебному поезду, состоящему из нескольких украшенных экипажей. По пути собравшиеся родственники осыпали их зерном и мелкими монетами, следуя старинной традиции. Рассевшись в разные экипажи, жених и невеста отправились в церковь. В одном экипаже со Штольманом ехали Трегубов, доктор Милц, Коробейников и Варфоломеев. В экипаже с Анной ехали родители, дядюшка Петр Иванович и «свадебный отрок». Остальные родственники ехали еще в трех экипажах.

***

Прибыв к маленькой церкви, все подивились количеству людей, стоящих возле входа. Тут была добрая половина города. - Эк, народу-то сколько…. Мы же столько не приглашали? – удивленно спросил Петр Иванович. - Нет, не приглашали, - подтвердила Мария Тимофеевна. - Это просто люди, мама. Мы с Яковом многим из них когда-то так или иначе помогли. Они сами пришли, без приглашения. Просто порадоваться за нас, наверное, - проговорила не менее удивленная Анна, узнав в толпе рыжего парнишку Егора, в которого когда-то дух убитого купца вселялся. Чуть дальше она увидела еще несколько знакомых лиц. - Вот Маша, а ты все причитала. Посмотри, сколько людей за Аннушку радуется, - обратился к супруге Виктор Миронов. Жених уже был в церкви, за его спиной стоял Николай Васильевич Трегубов. Анну в храм под руку ввел Виктор Иванович. Чуть проведя ее, передал руку дочери подошедшему навстречу Якову Платоновичу. Подойдя к священнику, Штольман и Анна повернулись лицом к образам, сняв перчатки с правой руки. Отец Артемий вручил молодым свечи и начал обряд венчания.

***

По завершении венчания, все бывшие в церкви вышли на улицу. Первыми шли только что повенчанные Анна и Яков. Оба, уже не скрывая радости, улыбались. На выходе из церкви их осыпали снова зерном и мелкими монетами. Многие, бывшие на улице, по очереди стали подходить и поздравлять молодых. Спустя две четверти часа молодая чета Штольманов в сопровождении друзей и родственников расселись по экипажам и отправились в дом Мироновых – на свадебный пир. После застолья за ломившимся от всевозможных яств столом, венцом которого стала подача свадебного торта, приготовленного по какому-то особому семейному рецепту и украшенного марципановой фигурой лебедя, засахаренными красными розами и рогом изобилия со множеством фруктов, все присутствующие проследовали в просторную гостиную, заблаговременно освобожденную от всякой мебели. Возле стены расположились несколько музыкантов, один из которых сидел за фортепьяно Мироновых. - Вальс! Вальс! – озвучил Виктор Иванович. Гости зааплодировали, призывая молодую супружескую пару открыть свадебный бал первым танцем. Музыканты заиграли вальс Штрауса. Яков Платонович взял нежные пальчики Анны в ладонь, посмотрел ей глаза искрящимся счастьем взглядом и вывел жену на середину комнаты. Встав напротив друг друга, Анна и Яков после церемонного реверанса молодой жены плавно закружились в танце. Яков вальсировал бесподобно, поддерживая и ведя Анну в танце так легко и непринужденно, что той даже не нужно было задумываться о выполнении всех танцевальных па и фигур. Молодожены кружились в вальсе по середине комнаты, не замечая никого вокруг. Сейчас, в эту минуту сбывалась мечта их обоих: они вместе, женаты и наконец танцуют. Они кружились в вальсе, видя лишь лучащиеся счастьем и любовью глаза друг друга. Казалось, время замерло для них. Не существовало ничего и никого вокруг. Лишь только они двое и этот вальс. Наконец, музыка первого танца затихла, присутствующие зааплодировали. Следующий вальс по традиции Анна должна была танцевать со своим отцом, а Яков – с матерью невесты. Спустя еще несколько минут к ним присоединилось еще несколько пар. Бал длился до поздней ночи. Нанятые по случаю свадьбы слуги разносили на подносах шампанское. Многие мужчины предпочитали коньяк. Время от времени гости небольшими группами выходили в сад – проветриться и подышать свежим воздухом. Глубоко за полночь был подан экипаж, который должен был отвезти молодоженов в гостиницу. Анна и Яков начали прощаться с гостями и родственниками. Все врученные им подарки Петр Иванович распорядился сложить на отдельный стол, стоящий в углу. После отъезда молодых в свадебное путешествие он лично доставит все подарки в их дом на Невском. - Аннушка, Яков Платонович, мы непременно будем завтра утром на вокзале, чтобы вас проводить. Там Прасковья хотела что-то в дорогу передать, - щебетала Мария Тимофеевна, по очереди обнимая дочь и зятя. Спустя полчаса прощаний, объятий и всяческих наставлений молодые супруги все же сели в экипаж и убыли по направлению к гостинице. - Я думала, что мы никогда не уедем оттуда, - засмеялась Анна, - а ведь я-то хотела маленькую тихую свадебку. - Родная моя, твоя мама организовала великолепное торжество. Признаться, я боялся, что гостей будет гораздо больше, - ответил Яков жене.

***

Прибыв в гостиницу, чета Штольманов была встречена администратором. Приняв поздравления и от него, они были проведены в подготовленный заранее номер. По просьбе Якова, им подготовили лучший номер люкс. Яков с большим удовольствием снял наконец-то верх смокинга и расстегнул жилет. Анна открепила от прически фату и венок. - Мне нужно переодеться, - смущаясь проговорила она. - Быть может, я помогу тебе? – в глазах Штольмана читалось нескрываемое желание. - Нет-нет, я сама. Это маленький сюрприз для тебя, - еще больше смущаясь, Анна скрылась за ширмой в спальне, куда они вместе вошли несколько минут назад. На комоде стоял поднос с шампанским и фруктами – комплемент от гостиницы. Пытаясь скоротать время в ожидании «сюрприза», Яков разлил шампанское по бокалам. Через некоторое время его окликнула Анна. - Яков, посмотри на меня. Штольман обернулся на голос жены и замер, боясь даже вдохнуть. Перед ним стояла его Анна, облаченная в сорочку тончайшего шелка. От правого бедра на сорочке шел глубокий разрез, украшенный тончайшим кружевом. Вырез декольте был столь открытым, что едва прикрывал грудь жены. Кружевные бретельки были почти невесомыми. - Яков, тебе не нравится? – настороженно спросила Анна, явно смущаясь своего внешнего вида. - Я … у меня слов нет. Аня, ты прекрасна, - Яков подошел к жене. Жилет и галстук он снял несколько минут назад, оставаясь в сорочке и брюках. Анна потянулась к пуговкам его тонкой сорочки, медленно расстегивала их, не отрывая глаз от лица любимого мужа. Глубоко вдохнув, тот резким движением притянул ее к себе, прижал к груди, как бы закрывая собой от всего окружающего мира. Поцелуи покрывали лицо и шею Анны, руки мужа двигались нежно и мягко, лаская, казалось, каждую клеточку всего её существа. Очень скоро вся одежда была сброшена на полу. Молодая чета Штольманов в эту ночь жила своей, отдельной от всего окружающего мира и пространства, жизнью. И в этой жизни были только ласка, любовь, нежность, страсть и безмерная близость их. Слияние двоих в одно целое. Им казалось, что нет ни гостиничного номера, ни города за стенами гостиницы. Они вдвоем будто бы поднялись в облака. Теплые ласковые лучи солнца ласкали их, благословляя их союз. Казалось, сам Господь улыбался в те минуты на небесах, наблюдая за единением двух сотворенных им душ, нашедших друг друга на этой бренной земле. - Я люблю тебя, Аня. Каждой клеточкой своего существа, всей своей душой, всем сердцем. Всегда помни об этом, - тихо прошептал Яков на ушко жене, когда почти под утро они лежали, прижавшись друг к другу, будто бы боясь быть оторванными от своей половины. - И я люблю тебя, Яков. Я не смогу без тебя жить. Никогда. Слышишь? Никогда, - так же тихо ответила ему Анна.

***

Утром они прибыли на вокзал. До отправления поезда оставалось еще достаточно времени. Яков следил за погрузкой багажа в купе, а Анна стояла с родителями, слушая их напутствия. Точнее, напутствовала исключительно Мария Тимофеевна, а братья Мироновы стояли чуть в стороне. Когда к ним подошел новоиспеченный зять, все внимание госпожи Мироновой было целиком переключено на него. Она яростно напутствовала Якова, чтобы он внимательно следил за питанием ее дочери, за тем, чтобы она не пыталась общаться с «этими своими духами», и великое множество других наставлений услышал в те минуты зять семейства Мироновых. Наконец, пришло время прощаться. Петр Иванович вручил Якову Платоновичу корзинку со снедью, приготовленной Прасковьей. - Она там еще шампанского бутылочку положила. И фруктов тоже, - шепнул «крестнику» Миронов-младший. - Аня, помните с Яковом Платоновичем, что на Рождество мы вас ждем в Затонске. Напиши как только прибудете на место. Лучше телеграфируй. И потом, когда в Петербург приедете, ждем от вас телеграмм и писем, - продолжала напутствие Мария Тимофеевна, смотря в открытое окно купе, внутри которого стояла Анна, а за спиной ее расположился Яков Штольман, обнимая жену за плечи. Поезд тронулся, увозя молодую семейную чету Штольман из Затонска. Впереди их ждала Италия.