***
Попрощавшись со всеми присутствующими, Анна и Яков вышли. - Аня, я хочу рассказать тебе одну историю. - Что-то с этой бывшей балериной связанное? - Да. Как ты поняла? - Я видела твое лицо, когда Антон Андреевич о ней говорил. Ты знаком с ней, верно? - Да, мы были знакомы. Тогда пять лет назад. Боюсь, что после того, что я расскажу, ты меня знать не захочешь. - Яков Платоныч, боюсь, что даже если узнаю, что вы убили человека, я не смогу отказаться ни от вас, ни от нашей свадьбы. Потому, как точно знаю, что вы человек чести. И чтобы вы ни сделали, у вас на то были причины. - Не знаю даже, где нам лучше поговорить. Ночь, конечно, не очень холодная. Но вести такие разговоры в три часа пополуночи на улице как-то не совсем правильно. - Яков Платоныч, у вас на квартире кухня есть? – спросила неожиданно Анна. - Есть, а … - Пойдемте к вам. Чаем меня напоите и все расскажите. - Анна Викторовна, вы не перестаете меня удивлять. А что если нас кто-то увидит и донесет вашим родным? - Яков Платоныч, Яков Платоныч… Да что они все могут рассказать моим родным? У нас с вами свадьба меньше, чем через месяц. Не знаю, знаете вы или нет, но в то утро, когда я обнаружила, что вы пропали… В общем, Коробейников, Евграшин, Ульяшин… они догадались, что вы у меня в номере ночевали. И, я думаю, не только они. Просто папа… Он попросил Николая Васильевича не распространяться обо всем этом. Вот все и молчат. И делают вид, что никто ни о чем не догадывается. Поэтому… кто и что может рассказать родителям, Яков Платоныч? Через десять минут они входили в небольшую служебную квартирку Штольмана. Пройдя за Яковом в маленькую кухню, Анна сразу начала собирать на стол чашки и блюдца. Штольман же разжег огонь в плите и поставил греться чайник. Через четверть часа они сидели за столом и пили чай. Яков начал свой рассказ. - Пять с небольшим лет назад во время очередного расследования я познакомился с балериной Симоной Свирье. Ей было двадцать шесть лет. Для балерины уже достаточно много. Но она все еще танцевала. Надо признать, танцевала она очень хорошо. Даже я, при всей моей нелюбви к балету, оценил тогда ее мастерство. Не буду вдаваться в лишние подробности, скажу только, что у нас начался роман. Я увлекся ею. Не могу сказать, чтобы очень серьезно, но весьма чувствительно. Роман наш продлился пять или шесть месяцев, точно уже не скажу. И вот как-то раз меня на улице случайно, как тогда показалось, встретила уже знакомая тебе госпожа Нежинская. Нина Аркадьевна, с которой я был знаком поверхностно достаточно давно, в разговоре упомянула, что небезызвестная балерина Симона Свирье со скандалом ушла из театра. Что, якобы, она забеременела от какого-то приезжего тенора. Тот отказался нести за это ответственность, и ей поставили условие: или ребенок или карьера. Она выбрала ребенка. Рассказав мне все это, Нина Аркадьевна удалилась. Я думал, что о нашем романе с Симоной никто не знает. И праведно полагал, что она мне таким образом изменила. Вечером того дня мы с ней встречались. При встрече я наговорил ей массу резкостей, и мы расстались. Она кричала, что действительно беременна, но не от какого-то тенора, а от меня. Я не поверил. После всего этого все чаще стали случаться как бы случайные встречи с Нежинской. Как-то мы с Ниной ужинали в ресторации, это была просто дружеская встреча. Но там нас увидела Симона. А через два дня я узнал, что она попала под колеса извозчика в тот самый вечер. Она потеряла ребенка и получила травму ноги, после которой больше не могла танцевать. Спустя еще несколько месяцев дружеские встречи с Нежинской стали перерастать в нечто большее. Потом я был отправлен в командировку. После возвращения я не видел ее достаточно длительный период времени. Ну, а где-то года три назад мы снова встретились и у нас закрутился пылкий роман. Который закончился моей дуэлью с князем Разумовским и приездом сюда два года назад. После дуэли, когда я лежал с ранением в плечо, Нина проговорилась мне, что тогда обманула. Что не было никакого тенора. И получается, что я бросил тогда Симону беременную. И потеряла она моего ребенка. Если бы я тогда все это узнал не от Нины, а от самой Симоны, я бы, скорее всего, предложил ей пожениться. Чем сделал бы несчастными как минимум двоих людей. Ведь я не любил ее. А еще Нина мне рассказала, что Симона все равно собиралась избавиться от этого ребенка. Собственно, узнала Нежинская о беременности именно из-за этого желания Симоны. У них, как оказалось, был один женский врач. Я позже все это выяснил и сам. Они встретились в приемной у доктора. А тот, добрая душа, взял да и рассказал фрейлине Императрицы о желании известной балерины избавиться от ребенка. Правда, меня тогда смутило несоответствие сведений, полученных от Нежинской. Сначала она говорила, что Симона из-заребенка ушла из театра, потом, что хотела избавиться от этого ребенка. Но я не придал этому значения. Вот, Аня. Так и получается, что я совершеннейший негодяй. Ну, потом была моя игра с паном Гроховским, которому я проигрался. Деньги мне помогла найти тогда Нина. Она же взялась эти деньги передать пану. Но не передала. А последствия этого ее поступка тебе известны. Это был визит пана в город и ваш с Ниной плен. Ты возненавидишь меня за это все. Прости, родная, что разочаровываю тебя. Я должен был обо всем рассказать тебе раньше. Прошло не меньше получаса прежде, чем Анна заговорила. - Яков, посмотри на меня, - тихо произнесла она. Штольман поднял полные боли глаза на невесту. - Да, родная? - Яков. То, что было раньше, все осталось в прошлом. Теперь я просто буду готова к тому, что эта женщина может сказать тебе. О чем я так или иначе могу узнать. К тому же она теперь замужем, как сказал Антон Андреевич. И потом, ты же и сам знал, что она не хотела этого ребенка. Что сама хотела от него … избавиться. Это было ее решение. Да, что-то спровоцировала госпожа Нежинская, посодействовав вашему разрыву. Но я не вижу твоей вины. - Она потеряла возможность заниматься балетом. - Но это не ты толкнул ее под колеса. Понимаешь? Не ты. - Я ведь потом ходил к ней в больницу. Она тогда тоже сказала, что я здесь ни при чем. Что она случайно попала под колеса этого извозчика. Вроде бы как он даже пьян был. Но у меня все равно несказанное чувство вины. И сейчас я виноват перед тобой, родная. - Передо мной? В чем? - Что не сказал раньше. Что сейчас ты вынуждена обо всем этом узнавать. За три недели до свадьбы. Получается, я практически не оставил тебе выбора. - Яков, выбор у нас у всех есть всегда. Я не вижу твоей вины. Что было – то было. - Аня, родная моя, прости меня. Я так хотел оставить свое прошлое в прошлом. Но оно напоминает о себе так или иначе. И я не знаю, сколько и как еще будет продолжать напоминать. Так или иначе, мы будем встречать каких-то моих знакомых. И я не знаю, как ты будешь на все реагировать. - Яков. Я помню все, что ты мне говорил тогда в поезде. Но я сейчас задам тебе один вопрос. А ты пообещай мне на него ответить честно, хорошо? - Хорошо, я обещаю. - Яков, ты действительно любишь меня и хочешь, чтобы я стала твоей женой? - Родная моя, любимая моя Аня. Ты что такое спрашиваешь? Без тебя нет меня, нет моей жизни. Ты – это то, ради кого я живу. Даже если бы ты не огласилась выйти за меня, я все равно был бы где-то рядом, чтобы просто знать, что с тобой все хорошо. Я никого и никогда не любил так, как я люблю тебя. Ты моя вторая половинка. И я действительно жалею, что у меня были все те многочисленные романы тогда, до знакомства с тобой. Ты – самое светлое, самое прекрасное, что случилось в моей жизни. Я не просто хочу, чтобы мы были вместе. Я хочу, чтобы ты родила мне детей. Чтобы в нашем доме меня встречали маленькие твои копии, зовущие меня «папой». - Тогда, Яков, нам больше не следует возвращаться к этой теме. Больше я не желаю знать ни об одной твоей бывшей пассии. Их нет. Значит, нет. Было и было. Все. Больше нет. Я не маленькая девочка, я понимаю, что у тебя были женщины в жизни. Пусть они останутся в прошлом. Я верю тебе, доверяю тебе. Я знаю, я чувствую, что все твои слова мне сейчас – это правда. - Родная, любимая моя, - Штольман резко встал со стула и притянул к себе Анну. Крепко обняв, стал целовать ее лицо, руки, шею. Какое счастье, что она рядом. Что она верит ему, что понимает, что его прошлое – это прошлое, что его настоящее и его будущее – это она. Господи, спасибо тебе за этот дар! Спасибо, что ты послал ему эту невероятную женщину! За окном светало. Чай остыл в чашках, так и стоявших на столе. А они все стояли в обнимку на кухне. Она прижималась всем телом, всем существом к мужчине, которого любила больше самой жизни. Неужели он мог подумать, что она откажется от их семьи из-за историй его прошлой жизни? Она была и так достаточно наслышана о том, что ее Яков разбил немало женских сердец. Но ведь это было в прошлом. Сейчас этот мужчина только ее. Она знала это, чувствовала. Ему даже не нужно было ничего говорить. Она и так все знала. А он мысленно благодарил Бога за то, что сейчас в его объятиях стоит самая замечательная женщина на свете. Она понимает его, верит ему. Она ЗНАЕТ. Просто знает. - Родная, мне нужно проводить тебя домой. Скоро твои домашние проснутся. Тебя хватятся. - Яков, а пойдем в театр? - В театр? Так там закрыто. - Ну, к театру. Я попробую дух этой убитой вызвать. А по дороге ты мне расскажешь то, что про нее известно. И хоть имя ее мне назовешь. Попробуем узнать, кто ее отравил.***
Через полчаса они подошли ко входу в здание местного театра. По дороге Штольман рассказал Анне, что балерина была отравлена цианистым калием. И о том, что была она беременна. - Бедная. Ну, не сама она это сделала. Не станет женщина травиться зная, что у нее будет ребенок, - рассуждала Анна, - А как ее звали? - Полина Фирсова. - Яков, ты чуть-чуть от меня отойди. Только недалеко. Я попробую вызвать ее дух. Штольман отошел чуть в сторону, готовый в случае необходимости в сотые доли секунды оказаться рядом с Анной. - Дух Полины Фирсовой, явись! Дух Полины Фирсовой, явись! – несколько раз позвала Анна. Подул знакомый ей холодный ветер. Молодая женщина резко обернулась и увидела ее. Дух молоденькой совсем еще балерины. Бледная, заламывающая руки, Полина плакала. - Покажи мне, кто тебя отравил? Почему тебя отравили? – позвала к духу балерины Миронова. Ее словно толкнули в район солнечного сплетения. Глубоко вдохнув, Анна закрыла глаза и увидела то, что ей показывал дух балерины. Комната скромная, но обставленная со вкусом. Полина, еще живая, а рядом с ней мужчина средних лет с пышными усами. Смешной. Небольшого роста. Целует и обнимает ее. Она смеется и всем телом тянется к нему. На этом видение закончилось. Резко выдохнув, Анна открыла глаза и поняла, что ее поддерживают сильные руки Штольмана. - Что ты видела? Ты чуть не упала, я так испугался. - Там мужчина был. Средних лет, небольшого роста с пышными усами. У них отношения были, кажется, это от него она была беременна. - Импресарио. Пойдем, я провожу тебя. А после пойду в гостиницу, поговорю с госпожой Свиридовой и этим импресарио Свистуновым. - А можно я с тобой? - Как ты собираешься объяснить родным свою раннюю прогулку в домашнем платье? - Яков, пожалуйста. Я переоденусь и схожу с тобой. Можно? - Аня, я тебе обещаю все рассказать. - Пожалуйста. - Хорошо. Пойдем, провожу тебя до дома.***
Дойдя до парка Мироновых, они расстались, договорившись, что Яков зайдет за ней через полчаса под видом приглашения на утреннюю прогулку. Анна незаметно прошмыгнула в дом и поднялась к себе. Быстро переодевшись и полностью приведя себя в порядок, спустилась вниз. Возле лестницы ее встретила тетя Липа. - Анечка, а там Яков Платонович зашел. Говорит, что вы договорились вчера прогуляться утром перед завтраком. Ты бы пожалела его, у него вид совершенно невыспавшегося человека. У него работа. Видимо, всю ночь не спал с этой неприятностью в театре. А вот смотри-ка, пришел за тобой на прогулку перед завтраком, как обещал. А ведь после побежит опять в свое управление. Аня, а с тобой что? У тебя такие круги под глазами, как будто ты сама всю ночь не спала, - запричитала тетушка. - Тетя, со мной все хорошо. Просто, наверное, душно было ночью мне. Вот и круги. Я прогуляюсь с Яков Платонычем, и все со мной будет в порядке, - быстро отговорилась от нее Анна и вышла к стоявшему в прихожей Штольману. - Доброе утро, Яков Платонович, - как ни в чем не бывало поприветствовала она мужчину, с которым рассталась всего полчаса назад. - Доброе утро, Анна Викторовна. Вы готовы к утренней прогулке? – улыбнулся Яков, стараясь не рассмеяться всей комичности ситуации. Раскланявшись с вышедшей в прихожую Олимпиадой Тимофеевной, Штольман увлек Анну на улицу. - Да вы, моя дорогая, прирожденная шпионка, - усмехнулся он.***
Войдя в гостиницу, Штольман и следовавшая за ним Анна подошли к администратору. - Любезный, будьте добры сообщить госпоже Свиридовой, что я ее ожидаю. Мы пока в вашей ресторации позавтракаем. Администратор поспешил выполнить поручение статского советника. Присев за столик, Штольман и Анна заказали завтрак. Анна засмеялась. - Вот приду я с прогулки домой, меня завтракать усадят. И что я скажу? - Дорогая моя, боюсь, к завтраку вы не успеете. А так я хотя бы буду уверен, что вы сегодня нормально что-то ели. Они уже заканчивали завтрак, когда к их столику приблизилась Серафима Дмитриевна Свиридова, в прошлом Симона Свирье. Молодая еще женщина, красивая, высокая, чуть располневшая в сравнении с былой полупрозрачной стройностью. Шла женщина уверенно, хоть чуть и прихрамывая. Опиралась на красивую трость явно ручной работы. - Доброе утро, господин Штольман, - поприветствовала статского советника бывшая балерина и перевела взгляд на Анну, выражая удивление. Штольман поднялся с места и, поприветствовав Свиридову, предложил ей присесть. - Позвольте представить. Моя невеста Миронова Анна Викторовна. Анна, а это знаменитая балерина Свиридова Серафима Дмитриевна. - Балериной я была довольно давно. И звали меня тогда иначе. Впрочем, вам ли этого не знать, Яков Платонович? А вы, как я слышала, медиум? Это правда? – обратилась Свиридова к Анне. - Да, это так. - Тогда мне понятно ваше присутствие. Полагаю, вас интересует что-то, связанное с умершей Полиной? Давайте сразу перейдем к делу. У меня не так много времени. - Серафима Дмитриевна, расскажите все, что вам известно про отношения убитой Полины Фирсовой и вашего импресарио Свистунова Аркадия Семеновича. - Убитой? Полину убили? - Да, отравили. - Они были любовниками. - Кому это было еще известно? - Всему театру. Как и то, что через постель Свистунова прошла половина труппы. Он любовниц менял как перчатки. Я говорила мужу, что нам нужно менять импресарио. Но Сергей Дмитриевич не хотел обижать своего старого знакомого. Свистунов старый знакомый моего мужа. Полагаю, вы знаете, что я замужем за директором нашего театра? Так вот, Свистунов у нас известный дамский угодник. Уж не знаю, что в нем так привлекает молоденьких балерин. Он ведь даже жениться на них не сможет. - Почему? - Он женат. Достаточно давно. - Его супруга как-то связана с вашим театром? - Да. Она у нас служит художником по костюмам. - Погодите, Феофания Карповна Медынская – супруга Свистунова? - Да. Кстати, Медынской она была давно. Просто представляется всем старой фамилией. - И она в курсе всех похождений мужа? - Конечно. Как я знаю, их брак совершенно устраивает обоих. Правда, у нее было условие. - Какое? - Никаких внебрачных детей. У нас так уже пара балерин покалечили свою жизнь, избавившись от ребенка. Дурочки малолетние, - вздохнула с грустью она. - Почему вы так говорите? – неожиданно спросила Анна. - Потому, уважаемая Анна Викторовна, что уж лучше с позором родить ребенка и воспитывать его, зная, что у тебя есть родной человечек, чем всю жизнь сожалеть о сделанном. Знаете ли вы, что при подобных действиях девушка после, чаще всего, не сможет иметь детей? Нет? Так вот знайте. Конечно, лучше всего, если ребенок будет от любимого мужчины. Но уж лучше ребенок как следствие мимолетного романа, ничего не значащего, чем отсутствие детей вообще, - спокойно ответила Серафима Дмитриевна, глядя прямо в глаза Анне. Анна кивнула, давая понять, что поняла все то, что ей хотела донести бывшая балерина, а ныне художественный руководитель театра. - Кто мог знать о том, что Фирсова ждет ребенка? – спросил Штольман. - Что? Она была беременна? - А вы не знали? - Нет. Полагаю, никто не знал. - Спасибо, Серафима Дмитриевна. У меня к вам больше нет вопросов. Анна, я отлучусь на минуту, нужно вызвать сюда эту парочку – импресарио и его жену, - Яков поднялся из-за стола и направился к стойке администратора. - Вы, Анна Викторовна, полагаю, в курсе того, что мы с ваши женихом были знакомы ранее? – обратилась к молодой женщине Свиридова. - Да. Я знаю достаточно о прошлом моего будущего мужа. - И вы не осуждаете его? - Его прошлое – это часть его жизни. Почему я должна осуждать его? Это не так все важно, как может казаться кому-то. - Это хорошо. Вот что я вам скажу, Анна Викторовна. Я знаю, что Яков Платонович винит себя в том, что случилось со мной. Я его никогда ни в чем не обвиняла. Кого я еще и винила частично, так это Нину Нежинскую. Но она свое уже получила. Я слышала, она отправилась в ссылку в Сибирь. Правда, причину этого умалчивают. Но это и не важно. Анна Викторовна, я никогда не любила Штольмана. Я была когда-то увлечена им. Но это не любовь. Я знаю это точно. Несколько лет назад я познакомилась со своим супругом и поняла, что значит действительно любить кого-то. Единственное о чем я жалею, так это о том, что вследствие моего опрометчивого решения, я потеряла ребенка. Я бы не вышла замуж за Штольмана. Более того, я пустила тогда слух о том, что хочу избавиться от ребенка. Мне не нужно было, чтобы он чувствовал себя обязанным. В то время я уже познакомилась со своим мужем. Он был согласен на моего ребенка. У него самого детей быть не может. Впрочем, как и у меня теперь. Так вот. Я тогда в ресторации просто не хотела, чтобы Яков Платонович меня увидел и поспешила покинуть заведение. Срок был уже немаленький, он мог заметить. А это в мои планы не входило. Я выскочила тогда на улицу, где и попала под колеса экипажа, которым правил пьяный извозчик. С тех пор я не могу иметь детей и не могу больше танцевать. Не вините его ни в чем. И постарайтесь убедить его, что его вины нет в том, что случилось со мной. - Почему вы все это мне рассказываете? - Потому, что он любит вас. Я это вижу. Да, пожалуй, это будет видно каждому, кто видит вас вместе. И еще я вижу, что вы любите его. Я не знаю, что вы пережили ради того, чтобы быть с ним. Но, несомненно, сейчас вы рады тому, что совсем скоро станете женой Якова Штольмана. Он хороший человек, Анна Викторовна. Он заслуживает счастья. - Я знаю это. - Да. Вы знаете. К столику вернулся Штольман. В глазах его играло беспокойство. Яков Платонович никак не ожидал увидеть все еще беседующих Анну и Серафиму Дмитриевну. - Мне пора. Рада была с вами познакомиться, Анна Викторовна. Яков Платонович, полагаю, мне нужно будет явиться в управление подписать протокол? - Да, я все составлю, подойдете когда вам удобно будет. Антон Андреевич вам объяснит все, что нужно будет сделать. - Хорошо, тогда я зайду сегодня во второй половине дня. Всего хорошего, Яков Платонович, Анна Викторовна. И позвольте поздравить вас с грядущим счастливым событием в вашей жизни. Я искренне желаю вам обоим счастья. Всего хорошего, - с чем Свиридова покинула зал ресторации, опираясь на свою трость. - Яков Платоныч, она очень хороший человек. И она сейчас счастлива. И еще. Вашей вины в том, что тогда произошло, нет. - Откуда вам это известно? - Она сама мне сказала. Яков хотел еще было что-то сказать, но тут к ним подбежал администратор. - Ваше высокоблагородие! Феофания Карповна Медынская и Аркадий Семенович Свистунов покинули нашу гостиницу. Они даже не оплатили счет! – с горечью в голосе произнес он.