Insanity

Он не любил, скорее, даже ненавидел, когда у него отнимали его драгоценное время. И сейчас был именно этот случай: прошло уже целых две минуты в пустом ожидании. Уставившись в одну точку, приблизительно где-то на уровне середины огромного панорамного окна, он был погружён в свои собственные, никому не известные мысли. И, сделав несколько очередных глотков янтарной обжигающей горло жидкости, он уже было хотел встать и плавно направиться к выходу, но она не позволила ему этого сделать. Воздух моментально, подобно вирусу, от которого невозможно избавиться, пропитался запахом белого шоколада и свежей черешни, а вечно холодные и до боли в сердце знакомые руки опустились на шею. — Почему так долго? — сорвалось тогда с его слегка напряженных губ, и комнату моментально залил звонкий женский смех. — С каких пор две минуты — это преступление? — переспросила она, не переставая массировать напряженные плечи своего собеседника. А он тогда лишь улыбнулся, не удостоив её этого редкого зрелища, и спокойно ответил, наслаждаясь моментом: — С тех самых, когда ты начала спать со мной. Они познакомились быстро, неинтересно и сказочно-красиво — как в самых дешёвых любовных романах. Скучающе глядя по сторонам на очередном пафосном благотворительном вечере, она заметила довольно интересный экземпляр чуть поодаль от себя, и ей хватило лишь одного взгляда его иссиня-чёрных глаз и пары бокалов шампанского, чтобы начать действовать. Чувства исходящей от него угрозы и опасности лишь подтвердили в ней её уверенность — она плавной походкой приблизилась к сводящему её всё это время с ума очертанию и протянула тоненькую руку в знак приветствия. Победная улыбка на мгновение задержалась на губах хозяина вечера, а блеск в глазах стал ещё более заметным и ярким. В тот момент он даже отсчитывал оставшиеся секунды до их встречи. Семь, шесть. Он боролся с мыслью повернуться раньше времени. Пять, четыре. Её походка была крайне уверенной: мелодичный звук, исходящий от соприкосновения изящных туфель с мраморным полом, был равномерным, чётким и решительным. Три, два. Аромат шоколада ударил в голову, и его накрыло секундное замешательство. «Белого, точно белого шоколада», — пронеслось у него тогда в мыслях. И запах вишни. Нет, черешни. Белый шоколад и свежая черешня. Волшебно. Один. Она протягивает руку, и её кожа на ощупь при соприкосновении кажется ему на столько нежной, гладкой и желанной, что на мгновение в глазах злого гения вспыхивает восхищение. — Так нечестно, Джим, — она сильнее давит на плечи, заставляя мужчину произнести громкое «Ай!» Он широко распахивает глаза и поднимает брови, вопросительно глядя на свою собеседницу. — Ты знала, кто я, — он встаёт с кресла и вплотную подходит к ней, — знала с самого начала, — его голос ровный, полный власти и самоконтроля. — Это ничего не меняет, — её взгляд устремлен в столь манящие и чертовски опасные тёмные глаза. — Это меняет всё, — шёпот обжигает шею девушки, а сильные руки притягивают хрупкое тело вплотную к себе. — Роуз Ватсон, — звонкий, но в то же время невероятно нежный голос завораживал. Он был восхищён. Тогда, находясь в окружении тупых, заурядных людей, которых привлекали лишь его деньги и власть, он был таковым. Ему нравилось в ней всё: детское, но в то же время серьёзное выражение глаз, тонкие черты лица, улыбка. Даже увлеченность затеянной им игрой и драйв отступили на второй план. Хоть и на мгновение, но отступили. На любого человека Роуз производила именно это впечатление: хрупкости, нежности и ранимости. Милое создание, которое все сразу же бросаются оберегать и боготворить. Но только не он. Только не Джеймс Мориарти. Прижав Роуз к холодной стене, он обхватил ладонями её лицо, заставив заглянуть в свои горящие, решительные глаза. Для него в эту секунду не было никого, кроме неё. Все его мысли были заняты лишь ею. Она судорожно хватала ртом воздух, а Джеймс яростно её целовал. Желание взрывалось в обоих из них подобно фейерверку. Она целовала его с такой же страстью, как и он её: цепляясь за его волосы, оттягивая их слегка, но в то же время без пощады. Он стонал. Этот низкий звук был очень сексуальным: он рождался в глубине его глотки и вибрировал в её теле. Сильная рука мгновенно опустилась Роуз на бедро, а пальцы через платье впивались в её тело. Она вливала в их поцелуй весь свой страх и боль пережитого, и в этот момент слепой страсти её всё же осенило — он делал то же самое, чувствовал то же самое. В той злосчастной пустой комнате она пылала страстью и хотела его. Хотела немедленно. И он, будто прочитав её, услышав мысли, резко подхватил её ногу выше колена. Заметив очередную искру в её взгляде, провёл губами по горлу Роуз, и она со стоном обняла его за шею. — Ты полностью моя, — шепчет он, и в ответ она выгибает спину и прижимается ближе. Он подхватывает девушку и поднимает выше. Его слова опьяняют её, все страхи Роуз наконец снова забыты. Во всем мире сейчас — только он, только она, и они занимаются тем, что умеют делать лучше всего. — Джеймс Мориарти, — он отвечал медленно и даже как-то отстранённо, создавая впечатление не совсем заинтересованного в этой прекрасной молодой девушке мужчины, — для вас просто Джеймс. Но её сердце билось плавно, спокойно, размеренно, и в его воспалённом воображении сразу же стали вырисоваться самые разнообразные сцены с участием очаровательной Роуз. Вот она стонет под ним и умоляет его не останавливаться, вот спускает курок заряженного пистолета на неугодного ему человека, вот её руки в крови — это невероятно возбуждает. Дальше снова секс, убийства, секс… После всего этого её сердечко вряд ли осталось бы таким же равнодушным. Джеймс резко переводит свой взгляд на девушку и быстро целует её холодную тонкую руку, осознав, что непозволительно долго стоял и фантазировал, погрузившись в собственные мысли. — Очень рад нашему знакомству, — продолжил он и поднял голову, нехотя отпустив нежную ладонь Роуз. Не отрывая своих глаз от девушки, он резко входит в неё, отчего она вскрикивает, изгибается, запрокидывает голову, закрывает глаза, наслаждается. — Ты. Моя, — шепчет он, обдавая жарким дыханием её шею. Они наслаждаются каждым движением друг друга, неровным дыханием. Сердце у обоих стучит в бешеном ритме. Он прерывисто дышит, растворяется в ней, а она… Она растворяется в нем. И проходят секунды длительностью в вечность, когда она слышит наконец сбившийся голос Джеймса: — Нам пора знакомиться с твоим отцом, — он целует её и тянется в карман за телефоном. За это время Роуз успевает поправить платье и отойти в сторону, чтобы хоть немного прийти в себя. Джеймс всегда такой: внезапный, резкий, постоянно меняющийся. Кажется, она успела к этому даже привыкнуть. Успела принять и подпустить. Успела привязаться.

***

Снег мягко и приятно похрустывал под ногами, чувство полного счастья и хорошего настроения переполняло, а Джеймс всё ещё обижался на меня за то, что я заставила его идти со мной несколько кварталов пешком до отцовского дома. — Не злись, — шепчу ему на ухо и чувствую сильные руки на своей талии, — пожалуйста. Почему-то именно сейчас я ощущала исходящее от Джима чувство полного удовлетворения и спокойствия: его глаза буквально источали радость, и я никогда бы не подумала, что это когда-нибудь смогло бы меня напугать. До такой степени счастливый Джеймс Мориарти? Боже упаси! Это же чересчур! Нам хватило десяти минут, чтобы оказаться на пороге моего родного и до боли в сердце любимого дома. 221 Б. Открыв своим ключом входную дверь, я любезно пропустила своего спутника вперед. Джеймс сосредоточенно набирал очередное сообщение и почти не отводил свой взгляд от экрана телефона. Такая вот нелёгкая жизнь - работа каждую секунду, где бы ты не находился, чем бы не был занят. Прислушавшись к, на первый взгляд, тишине, я, спустя несколько секунд, начала различать знакомые голоса со стороны второго этажа и сразу же с облегчением выдохнула, отметив про себя, что папа здесь, и нам не придётся его долго ждать. Поднимаясь по лестнице, я держала Джима за руку. Он был всё так же спокоен и сдержан, что в очередной раз вогнало меня в ступор: сердце забилось чаще, и сейчас я прочувствовала свой единственный страх в этой жизни: понравится ли он Джону? Ведь Джим в отцы мне годится… И, не успев окончательно загнать и добить себя мрачными мыслями, открыла дверь в просторную, всё такую же пыльную с характерным старинным запахом, комнату. — Шерлок, папа, — я улыбнулась, увидев их, занятно обсуждающих очередное новое дело, и сделала глубокий вдох, отойдя чуть в сторону, — знакомьтесь. Это - мой Джим.