Живи

Он открыл глаза. Они показались такими уставшими, он показался таким измождённым и измученным. Боль, уже привычная и родная, смешалась с чувством внезапной радости и вонзилась в грудь. Аппаратура сходила с ума, крича о том, что внутри Лео сердце вырывается наружу. Он приоткрыл рот в попытке сказать что-то, но не издал ни звука. И я тоже не смогла произнести ни одного слова. По щеке покатилась слеза. Фитц не сводил с меня растерянного взгляда, а я продолжала смотреть на него, безуспешно собирая разбежавшиеся мысли. Влетевший в палату врач что-то кричал, но я не слышала. Медсестра схватила меня за плечи, потряхивая, пыталась что-то сказать, но едва я её поняла. Лео смотрел на меня, а я смотрела на него. Дверь в его палату захлопнулась перед моим лицом, и я не смогла осознать, когда оказалась снаружи. И мы смотрели друг на друга, пока жалюзи на окне в палату не сомкнулись. Ещё одна слеза скатилась по щеке.

***

Прошло семнадцать часов с момента, когда Фитц очнулся. Я, сидя напротив камина, смотрела в линованную тетрадь. Два слова легли на строчку. По спине пробежал холод. Рука с ручкой тряслась. Ещё три слова. Громкий крик прорезал ночную тишину. Тетрадь с силой вонзилась в искрящее пламя. Страницы, сворачиваясь и съёживаясь, чернели, осыпаясь темными хлопьями. Буквы выпадали из строк в живой огонь и сгорали в нём искрами. Слова выветривались дымом в трубу. Он проснулся. Треск горящих мыслей заполнил комнату. Убийца-огонь захватил последние листы, выгибая их, проглотил, выплевывая серым пеплом в раскаленный воздух. Мне стало легче.