Кинолог

— Тетя Мардж, с вами все в порядке? — пропищал мальчишка, держа в руках гигантскую чашку с водой. Я выпила всю ее залпом. Сердце стучало в груди, будто бешеное. Ладно, примем за аксиому, что теперь я — это Мардж. Что я живу в доме с огромным количеством собак, и что у меня есть брат, который отдал мне своего племянника Гарри, пока сам путешествует. Стоп. А если Гарри — племянник моего брата, то он, получается, мой сын? Тогда почему он зовет меня своей тетей? Нет. Скорее всего Гарри — племянник жены моего брата. Сын ее брата или сестры. Но тогда тем более, почему он живет со своими тетей и дядей, а не с родителями? Спрашивать подобную информацию у ребенка, с которым я, судя по всему, неплохо знакома, было бы глупо. Оставалось попытаться угадать самой, какие же скелеты хранит мое семейство. Прервало мои размышления урчание в животе. Гарри, как владелец того самого живота, тут же сложил руки внизу туловища и как-то весь сжался. Я взглянула на часы. Стрелки показывали без пятнадцати два. Бегала и кричала я около двух часов, плюс еще время, которое здесь провела предыдущая хозяйка тела. Вероятнее всего, она играла с собаками. И все это время мальчишка, скорее всего, сидел здесь голодный. — Пойдем на кухню, — произнесла я, пропуская Гарри вперед. Там я начала быстро проверять шкафы и холодильник на наличие продуктов. Последних было предостаточно. Достав несколько яиц, молока и ветчины, сделала неплохой омлет на двоих. Подумав, посыпала тертым сыром. Разрезала напополам, поставила на середину стола и пошла снова на кухню. Положила размораживаться курицу, заранее нашла специи. Пока осматривала последние, заметила одну странную деталь. При взгляде на любую надпись появлялось странное чувство, будто слово, имеющее это значение, должно выглядеть как-то по-другому. В результате решила не мучиться. Понимаю смысл написанного — и хорошо. Подойдя снова к столу, поняла, что у мальчишки отменный аппетит. Исчезли обе половины яичницы, а их уничтожитель свернулся на стуле калачиком и уснул. Пока переносила на диван и искала плед, чтобы дите не замерзло, меня мучало некое странное чувство. Укрыв ребенка, наконец поняла, в чем проблема. Спустилась вниз, наткнулась на уничтожающий взгляд бульдога. Пробормотала извинения и перетащила его наверх. В дверь позвонили. Как оказалось — пришел молочник с фермы неподалеку. Долго бегала по дому, не могла найти деньги. Бульдог на меня обиделся и помогать не желал. В результате таки нашла мелочь на столике в большой комнате. Молочник напомнил про остальных бульдогов. Пока загоняла в дом, пока мыла и кормила в соответствии с инструкциями этой Мардж, стемнело. Решила, что раз уж навсегда здесь застряла, надо обустраиваться. Села рядом с Гарри и начала рассматривать фотографии. Благо, Мардж была достаточно аккуратной, чтобы рядом с каждой фотографией шла подпись, разъясняющая, кто на ней изображен. Так, в скором времени я узнала о брате по имени Вернон Дурсль, о его жене Петунье и маленьком сыне Дадли. А на свадебной фотографии обнаружила еще более интересную картину. Посередине стояли молодые, справа, со стороны жениха, я и наши с ним родители. А слева… Там были, помимо Петуньи и ее родителей, еще и некая Лили Эванс с женихом Джеймсом Поттером и его другом Сириусом Блэком. Посмотрев на предполагаемых родителей Гарри, а в частности — на его отца, я поняла, что скорее Дадли мне не племянник, чем Гарри — не сын Джеймса и Лили. Вот ведь правдивая поговорка «Вспомнишь солнце, вот и лучик». Ну, или по-другому, в стихах. Смысла это не меняет. Лежащий рядом комок зашевелился и высунул голову из-под покрывала. Потянулся было ко мне, но вдруг отпрянул. Я молчала и не шевелилась. И вот, любопытство пересилило. Гарри осторожно заглянул в альбом. Долго вглядывался, будто и впрямь узнавая знакомые черты. Или действительно узнавая, кто его знает? Пусть он и жил с Верноном и Петуньей, мог помнить и родителей. Да и подобные фото у миссис Дурсль наверняка были. Впрочем, последующий вопрос стер мои подозрения. — А… — ребенок помедлил, будто считал неправильным спрашивать что-либо, — а кто это? — Ты будто читать не умеешь, — усмехнулась я, надеясь увидеть трогательную сцену, где он читает имена родителей, рассматривает их фотографию и счастливо улыбается. Но моим мечтаниям не суждено было сбыться. Гарри наоборот весь будто сжался, кутаясь в одеяло. — Не умею, — на грани слуха пролепетал он. Это было странно. Сколько ему? Пять? Шесть? В любом случае, он скорее всего уже ходит в школу. Так почему не умеет? — А сколько тебе лет, — спокойно спросила я, отчаянно пытаясь не вызвать подозрений. — А то я подзабыла. — Семь, — спокойно ответил ребенок. Я же напряглась. Для семи лет он выглядел как-то слишком субтильно и худощаво. Да и ростом должен уж быть повыше. Это я уже молчу о том, что не уметь читать в семь лет — нонсенс! И это — в двадцатом веке! Или в двадцать первом? Сознание пару минут спорило само с собой, что отражалось на лице в виде крайней задумчивости. Гарри воспринял это по своему. — И, вы мне теперь не расскажете? Из-за того, что я в семь лет читать не умею? Моська, которую он при этом состроил, была настолько несчастная, что я не выдержала и прочитала, проводя пальцем под буквами. Только я закончила, как Поттер мгновенно переменился. Он выхватил у меня книгу, начал бегать по комнате и подпрыгивать. Оказалось, до этого дня мальчик ни разу не видел лиц собственных родителей. И это было странно. Очень странно. Очень-очень странно. Что же там такого случилось в этой семье, что Гарри отправили к дяде и тете, которые его настолько не любят, не уважают и не заботятся о нем, что не только не взяли с собой в поездку, но и ни разу в жизни не показывали фотографий его родителей? И как относилась к мальчику сама Мардж, если он съел без труда огромную яичницу, стоило мне только положить тарелку на стол? Что он делал в этом дурацком подвале? Неожиданно вспомнились мои собственные слова, сказанные за секунды до того момента, как я перенеслась сюда. «Неужели ты жил абсолютно без любви и ласки?» Решила, что пока время терпит и пошла искать детскую литературу у Мардж. Ничего подходящего, к сожалению, хотя и не к удивлению, не нашлось. Потому решено было постигать грамоту на произведениях сэра Артура Конана Дойля. Так мы и просидели весь вечер, перелистывая страницу за страницей. Я рисовала на подвернувшейся бумажке новые буквы и просила Гарри найти слова с ними. А когда находил — прочитывала. В какой-то момент он и сам попытался прочитать, и мы потом долго смеялись над результатом. Так мы в тот день и заснули — на диване в гостиной, укрытые одним пледом и с "Шерлоком Холмсом" в руках. Два одиночества, занесенные сюда из других миров и отчаянно нуждающиеся друг в друге.