Миры

Мо, как нашел Пыльнорук, очень постарел. Русые волосы уже понемногу скрадывала седина, кожа под глазами потемнела, опустилась, а лоб покрыли морщины. Реза, казалось, не сильно изменилась. Лишь светлые, как и у Мегги, волосы отросли и теперь рассыпались по плечам. Элинор с виду была ниже ростом, в остальном все та же. Каждый из них полупугливо-полузлобно смотрел на него. Он же спокойно сидел, бросая на семью Фольхартов ленивые взгляды и ожидая, пока кто-нибудь заговорит. Первым не выдержал Мортимер. Но слова подобрал не сразу: сначала напряжённо походил вперёд-назад, держа ладони у губ, сжатыми. Глаза лихорадочно блестели, изредка глядели на старого знакомого. Порой он оборачивался, имея вид такой ненависти, что Тереза ужасалась до крайности и прижимала к себе дочь. — Я вот чего не понимаю, — начал медленно и сурово Мо. — Ты пришел мучить нас? Зачем? С чтением вслух покончено, я и в прошлый раз это твердил, и вот что вышло из этого!!! — разгорячился он, подойдя ближе и ударив кулаком об стол. Мегги вырвалась из объятий матери и подбежала к Мортимеру. Ее умоляющий взгляд нимало на него не подействовал, зато очень смутил гостя: Пыльнорук вдруг отвернулся и старался смотреть только на Мо, который, доходя до крайней степени ярости, уже готов был устроить драку, лишь бы заставить мага огня убраться. Вообще-то его редко можно было наблюдать в таком состоянии, потому что терпеливость была необходимой чертой в его работе. Но сейчас он вышел из себя. Семь лет назад он наконец воссоединился с женой и увел от опасности дочь. Он счастливо жил какое-то время и не хотел вновь ставить близких под удар. Он злился невольно, злился во многом даже не на Пыльнорука, с которым дружески расстался. В ту минуту он проклинал свой дар, заставивший его семью испытать столько горя. И теперь появление огнеглотателя могло положить начало череде новых опасностей и испытаний, а к ним Мо Фольхарт не был готов. Отчасти Пыльнорук улавливал это настроение, но всё ещё трусил. Написанные на бумаги строки словно брали его в плен, заставляя его быть таким и бояться того, что Мо ударит его, выгонит, не станет помогать. Но теперь в нем жило ещё что-то. Чувство страха, но другого страха, которого он не мог себе объяснить. Однако за него это сделало подсознание. — Я ведь пришел к тебе один, — внезапно выговорил он, вставая. — И не подумал бы напустить на вас Козерога или остальных, даже если бы встретил их, — продолжал он в запале, будто угадывая тайные опасения «Волшебного языка», будто подозревая, что он будет думать именно так. — В прошлый раз ты не погнушался их помощью, — язвительно заметил Мортимер, наступая на него. — Там, где ты, они тоже появляются и несут одни беды, а ты ставишь под угрозу мою семью уже в который раз. С чего мне доверять тебе? — Потому что в этот раз я ничего от тебя не скрываю и у нас по-прежнему общие цели, — выпалил в ответ Пыльнорук, оглядываясь на Мегги и Терезу с Элинор. — Послушайте. Знай я, как я тут оказался, стал бы я досаждать вам и утруждать себя путешествием? Но ведь книгу… — Нет у меня книги! — как бы не слушая выкрикнул Мо, приближаясь к незваному гостю. — Нет и не было уже очень давно! — Папа! — укоризненно сказала Мегги, вставая между ним и Пыльноруком. — Я хочу, чтобы ты убрался сейчас же! — настаивал Фольхарт. — Мегги, прошу, не вмешивайся. — Если книгу прочли, опасность грозит нам всем, — волновалась она. — Как ты не поймёшь: они здесь и они придут за нами, обязательно придут, если мы не начнем действовать! — Она права, — осторожно вставила Тереза. Мо сначала грозно, но затем с невыразимым страданием взглянул на жену. Вся ее похудевшая фигура и бледность маленького, красивого лица внушали ему бесконечное чувство любви к ней. Ее потеря очень сказалась на нем; необходимость лгать дочери выводила его из себя, потому что он никогда не кривил душой и был честен с близкими. Но как было сообщить девочке жутковатую, похожую на злую сказку, правду? Он мучился от того, что потерял Резу, и от того, что Мег была несчастна, хотя редко это показывала. Ее молчаливость и юность делали ее почти незаметной в любом месте, в любом обществе. Она мало с кем общалась, мало с кем заводила дружбу. Наверное, в глубине души она ощущала, что новый переезд не за горами. Она тосковала от этого, но понимала, что Мо не лучше. Он тоже бежал куда-то, как она думала, в неизвестность, от своей грусти. Но он не бежал. Вернее, бежал, но только с единственной твердой целью — отыскать книгу и Терезу. Но того многолетнего кошмара, через который им с Мегги пришлось пройти, он не выдержал бы ещё раз. Он хотел похоронить эти воспоминания и свою боль, у него почти получилось сделать это. Семь лет он жил безмятежно, окружённый заботой жены, которой был лишен так долго, и дочери, за которой он наконец мог наблюдать: как она растет, как меняется. Внезапный визит Пыльнорука разрушил его воздушные замки. Нужно было оставить свою скорлупу, своё убежище, чтобы не дать в обиду свою семью. Мортимер умолк, напряжённо раздумывая. Иногда он поглядывал на Мегги, решительную, но в то же время ещё такую маленькую и хрупкую. И хоть ей было девятнадцать лет, он не желал признавать ее взрослой. Но осознал, что говорит она правду. Козерог и остальные вполне могли уже очутиться в этом мире, и ими наверняка движут те же цели. Прибавить месть к Фольхартам за провальную попытку закрепиться здесь, стать властелинами, и получалось вдвойне опасно. — Ты помнишь, где оказался до того, как двинулся к нам? — обратился наконец Мо к Пыльноруку, вздохнув. Было видно, что он сдался и желал только поскорее покончить со всем этим недоразумением. — Названия места я не знаю, — пожал плечами тот. — Но отвести смогу. Путь я проделал относительно близкий. — Ах, боже мой! — вырвалось у стоявшей все это время молча Элинор. Она, казалось, поначалу даже не воспринимала всерьез весь разговор таинственного гостя и Мортимера. Случись, что рядом не было бы Терезы и Мег, пожилая женщина совершенно точно решила бы, что от старости у нее помутился рассудок и ей мерещится всякая ерунда. Или она и вовсе сходит с ума. Но все выглядело вполне реально, даже некоторый испуг, отражавшийся на лицах присутствующих, сообщился и самой Элинор. А для людей в возрасте любой пустяк, имеющий хоть намек на опасность, превращается во что-то до паники чудовищное. И женщина даже задрожала от одной мысли, что кто-то из другого мира будет снова хозяйничать, крушить, переделывать в ее мире. — Значит, они могут быть совсем рядом! — Элинор произнесла это, сначала взвизгнув, а затем как-то слишком неожиданно перейдя на шёпот. Фигура ее склонилась, и она прижала палец к губам. — Тётя, — расстроенно пробормотала Мегги, подходя к ней и обводя тревожным взглядом по очереди отца, мать и мага огня. Реза только развела руками и кивнула дочери. Обе поняли немые знаки друг друга и сговорились отвести Элинор в ее спальню немного отдохнуть. — Нет, простите, — важно произнесла старая женщина, выпрямляясь и выпячивая грудь. — И одной истории с меня достаточно, хватит! — по мере того, как она говорила, ее дребезжащий голос переходил в какой-то неприятно крикливый и раздражающий слух. — Я не стану!!! Не стану опять принимать участия в этом, нет! Я не для… — Тётя, прошу, — умоляюще прошептала Мегги, беря ее за руку. — Только не сейчас, хорошо? Мы поговорим об этом чуть позже. — И слышать не хочу! — упрямо прокричала Элинор, и у нее в глазах показались слезы, больше от волнения. — Не поеду с вами никуда! Убьют — туда и дорога, я прожила достаточно, пожалуй, слышите?! — истерически надрывалась она. На эту сцену нельзя было смотреть без щемящего чувства в груди. Мо и Реза одновременно подбежали к родственнице и, едва не плача, уговорили ее пока вздремнуть в своей комнате. Мортимер высказал какую-то нелепую догадку о том, что городской воздух плохо влияет на расстроенные нервы, да и сама Элинор, должно быть, попросту сильно устала. Тереза ломала руки и упрашивала ее выпить немного чаю с мятой, так что процессия с улицы плавно перенеслась в дом. Позади всех шла Мегги и додумавшийся помочь ей убрать всё ещё стоявшую после завтрака посуду Пыльнорук. Он думал о реакции Элинор. Непонятно, какое чувство брало в нем верх: отвращение или сострадание. Зачем-то он представил Роксану, которая попала в этот мир и нервно оглядывалась по сторонам в поисках поддержки. Созданный его воображением образ в своей беспомощности был так похож на Элинор, что укротитель огня поджал губы и попытался игнорировать странные мысли. Перемену в его настроении заметила Мегги и принялась пытливо всматриваться в его лицо. Кивнула головой, желая спросить, все ли в порядке, и светлые волосы колыхнулись и закрыли бледный лоб. Этот молчаливый, трогательный, полный участия жест, которого Пыльнорук совсем не ожидал, даже заставил его улыбнуться. — Тебе больше стоит беспокоиться о своей тёте, — заметил он, бесцеремонно усаживаясь на диван в гостиной. Девушка немного покраснела. Устроившись чуть поодаль, она вздохнула. — Ее энергии не хватит на приключения. Она предпочитает уют родного очага сомнительным странствиям, — медленно проговорила она и взглянула на гостя. Тот пожал плечами и закинул ногу на ногу. Мегги на него больше не смотрела, только рассеянно теребила тонкий браслет из деревянных шариков на руке. Ее мысли витали очень далеко. Она совершенно забыла о жалости к Элинор, о волнении родителей и о своём собственном. В голове вставали картины путешествия семилетней давности. Старый каменный замок, разрисованные стены, Баста, весь в чёрном, отвратительная злобно-слащавая улыбка Козерога, книги, пряничный домик… Мег уже и не помнила ощущения, которое охватило ее тогда во время чтения. Когда она вычитала Тотошку, она не могла осознать, как это вышло. Только в замке она делала это намеренно, пусть и по чужому приказу. Ей было страшно, и в то же время очень любопытно. Сможет ли она повторить? Что ей прикажут «доставить» из мира книг? На секунду она почувствовала, что от нее зависит нечто безумно важное в этом мире, и она способствует тому, чтобы это случилось. Хотя она и знала, что будет выполнять всего лишь прихоть всего лишь разбойника, которого не заботит ничто, кроме его собственных интересов, она все равно мелко дрожала от нетерпения. Сейчас, вспоминая об этом, девушка стыдилась. Как будто она была заодно со злом. Помогла же им? Она подняла глаза на Пыльнорука. Его пристальный взгляд, казалось, изучает ее уже давно, словно герой «Чернильного сердца» восстанавливал в памяти ее образ. Сначала она решила, что это дикость какая-то, неприличность, но с досадой тут же попыталась избавиться от таких мыслей. Наверное, она очень изменилась, что он ее не узнавал. Но выдержать долго этот пытливый взгляд голубых глаз она не могла. Стараясь отвлечься, осматривала уже давно знакомые уголки тётиной гостиной. Кресло напротив неё из светлой кожи и застеленное пледом. Элинор как-то нездорово бережно относилась ко всему в своём доме. На столах, помимо скатерти, всегда лежали бамбуковые подстилки под посуду, а на них — пробковые, чуть меньшие по размеру; тарелка с супом ставилась на блюдце, блюдце — на большую тарелку, а все гости и домашние обязаны были стелить на колени салфетку. Под чайниками, сотейниками, сахарницами и вообще любой ёмкостью под сухие или жидкие продукты ставился миниатюрный деревянный или пробковый подносик. На всех креслах и диванах лежали пледы или покрывала, на стульях — подушки в чехлах из ткани немаркого цвета, все полки блестели от чистоты, на рабочих столах в кабинетах были идеально ровно сложены несколько тетрадей. Что и говорить о книгах и библиотеке, особой гордости тёти и, похоже, единственном ее утешении в старости. И уже машинально сама Мегги научилась следить, чтобы в доме поддерживался такой же идеальный порядок. И вдруг, отвлекаясь от своих дум, она внимательно посмотрела, сидит ли Пыльнорук на покрывале. В противном случае для Элинор найдется лишний повод понервничать. Маг огня заметил секундное колебание юной знакомой и хотел было спросить, в чем причина, но не стал. Слишком уж она увлечена была чем-то своим. Наконец в гостиной появились Мо и Реза. Было видно, что глава семьи взял себя в руки, успокоился и готов рассуждать трезво. Мегги была счастлива такой перемене в отце и начала торопливо, даже с радостью излагать свой план. — Если Пыльнорук оказался там, стало быть, и тот, кто читал, находится недалеко. Нужно поехать и поискать его, но быть предельно осторожными. Мортимер прервал ее жестом руки, и Мег покорно умолкла. Ее всё ещё считали маленькой и ничего не смыслящей в такого рода делах. — Такая компания будет выглядеть слишком разноперо, что привлекает внимание. Всем вместе идти нам нельзя, но одновременно держаться нужно именно вместе. — Но в случае опасности кто-то один должен обязательно остаться, чтобы, если что, суметь вызволить остальных, — осторожно сказала Тереза. — Правда, — с неудовольствием признал Мо. Даже его лицо перекосило от одной мысли, что его жена снова подвергается опасности. — Я могу пойти с Пыльноруком, — уверенно предложила Мегги. Отец строго взглянул на нее. — Исключено. Ты останешься с тётей. — Папа! — недовольно воскликнула девушка. — Ни ей, ни мне нельзя здесь быть, потому что, если вернулся Козерог, он найдет нас очень скоро. Он знает это место, знает, что мы здесь может быть, и это опасно. — Мегги права, — вмешался укротитель огня. — И её план лучший в данной ситуации. Если заметят нас, ее, скорее всего, не узнают, она успеет сбежать, а я уж найду выход, достану книгу, которая наверняка у кого-то из них да будет. Найдут ее, черти, я уверен. А вы, — он показал на Резу и Мо. — Будете следить. Если что-то пойдет не так, всегда подоспеете на выручку. И лучше вам идти по отдельности. Резу хорошо знают. Тереза опустила глаза. Мортимер сердито глядел на гостя, недоумевая, почему он вдруг решается даже в перспективе принести себя в жертву. Не таким он был семь лет назад. Не было ничего похожего. Он труслив, слаб, хитёр, что он вообще задумал? Почему поддержал Мегги? Может, она нужна ему для чего-то, он рассчитывает на ее наивность, поэтому и искал как бы союза с ней? И, может, он исчезнет вместе с ней в тот момент, когда и ему, и Резе придется идти за ними вслепую, когда от глаз огненного человека и хрупкую девушку скроет невзрачный дом или переулок? Все это не давало покоя Мо, но что предложить взамен, какой план, он не знал. — Нужно обдумать, — сказал он сухо спустя минуту. — Похоже, что в доме действительно остаться нельзя, но следует решить, куда поместить Элинор. Сейчас я не в состоянии об этом думать. Позже. Через час. Он встал и быстрыми шагами направился к выходу. Тереза, как вечный спутник, последовала за ним, словно уловив все его тревоги и опасения. И ему тогда нужен был советчик. Хладнокровнее, чем он сам, которому он мог доверять и чьему сердцу он верил абсолютно. А подавленная Мегги осталась сидеть в залитой дневным солнцем комнате, опустошенная, лишённая желания вообще о чем-либо думать. — Скажи, — без особого желания, вялым голосом спросила вдруг девушка. — Ты что-то задумал? Не нужно врать мне, ты можешь врать отцу, потому что, я чувствую, ты отчасти боишься его, но нет ничего такого в твоём желании вернуться домой и найти кого-то, кто помог бы тебе, если ты не можешь устроить это один. Но он стал очень подозрителен, — в ее тоне послышалась горечь. — Я его не виню, никогда не винила, это всего лишь защитная реакция. Он не хочет снова кого-то из нас терять, поэтому он не доверяет тебе, и я его понимаю. В прошлый раз ты уверял, что хочешь помочь, но натравил на нас Козерога, Басту и остальных. Ты врал про маму, потому что хотел благополучного исхода и для себя, разве нет? Ты сбежал из замка тогда, когда нам с Фенолио нужна была твоя помощь. Учтя все это, мы все вправе относительно к тебе настороженно. Но я сейчас чувствую, что ты не поступишь так, и все же хочу спросить, что на самом деле привело тебя сюда. Пыльнорук молчал. Он и вправду опасался Мо, вернее, его реакции на какие-то вещи. Слова Мегги были очень правдивы, и он ощущал, что она всё ещё связывает его с книгой, с качествами, которыми ее автор его наделил. Ему было это неприятно, но как защитить себя от правды? Да, он несколько раз предал семью Фольхартов. Но всегда был с ними заодно. Только подлая трусость мешала ему, но в минуту опасности кто не труслив? — Ты думаешь обо мне, как раньше, — сказал он спокойно. — Но если бы моя жизнь была неразрывна с книгой и всем, что есть в ней, я не оказался бы здесь уже во второй раз. И я помог тогда, верно? Я тоже скучал по своей семье. В этой борьбе ведь все средства хороши? Ты бы сделала так, если бы потеряла отца? Соврала? Соврала бы, зная, что, если скажешь правду, потеряешь единственных, кто способен тебе помочь? Все относительно, Мегги. Как бы тебе ни хотелось делать из меня подлеца, подумай, на что бы ты была готова ради семьи? — Я не делаю из тебя подлеца, — грустно улыбнулась девушка. — Я хочу верить, что люди меняются, и хочу верить тебе. Так или иначе, у нас снова общая цель. И обманывать друг друга не имеет смысла.