WOAS. Rare Fandoms. vol.2

Тень не боится смерти, Тень боится пустоты. А пустота, которая осталась после смерти Лоры, всепоглощающа. Возможно, всему виной то, как именно она умерла. Возможно. Он сидит на кладбище до тех пор, пока в небо над его головой не высыпают звезды, не замечая ни хода времени, ни сгустившихся вокруг него сумерек, ни упавшей после темным капюшоном ночи. Наверное, его должны терзать мысли о том, как долго Лора обманывала его. Как долго она его предавала. Но внутри у него — пустота, и только. Золотая монета, которую он получил от Суини накануне, все еще остается холодной в его пальцах — она никогда не согревается. Как не согреется больше никогда и его сердце, отстраненно думает Тень и горько улыбается. Одри безнадежно пьяна — она оступается и падает на чужие могилы, проливает виски из полупустой бутылки и шепчет обрывочные ругательства, которые относятся то ли к почившему мужу и лучшей подруге, то ли все же к туфлям на каблуке, которые в конечном счете она скидывает, оказавшись перед Тенью. Ее босые ноги кажутся такими трогательно-беззащитными и молочно-белыми в кладбищенской вязкой темноте — они открыты до щиколотки, и Тень не может отвести от них взгляда. Наверное, потому, что боится взглянуть Одри в лицо — боится увидеть там отпечаток той пустоты, которая поселилась у него внутри. — Хочешь выпить, Тень? — хрипло предлагает Одри и протягивает ему бутылку. Рука у нее дрожит. Голос тоже, впрочем. — Это не поможет, Одри, — тихо отвечает он, отрицательно покачав головой. — Это сделает лишь хуже. Больнее. — А я хочу, чтобы мне было больно! — с вызовом отвечает на это Одри и вскидывает подбородок: светлое пятно во тьме. — Больно, и мерзко! Так я хотя бы чувствую не тоску, а ненависть к ним! Ненависть, понимаешь? Они заслужили это! Потому что обманывали меня! Нас!.. Она говорит все громче, срывается на крик и начинает плакать — Тень не может так просто смотреть на это и делает то, что на его месте сделал бы любой: делает шаг вперед и заключает Одри в объятия, крепко прижимает к себе и утыкается лицом в ее белокурую макушку. Волосы у нее горько пахнут сигаретным дымом, и у него во рту оседает такой же горький привкус: Лора любила сигареты. Этот запах напоминает ему о ней. Руки Одри сначала судорожно цепляются за его пиджак, она рыдает и вздрагивает, что-то бормочет сквозь слезы, но постепенно успокаивается. Всхлипывает, и в какой-то момент ее пальцы пробираются под его рубашку, которая отчего-то оказывается расстегнутой. Тень сначала ловит ее пальцы, ладонями прижимает к своей коже, но горький запах ее волос дурманит и магия ночи подталкивает к безумию. Под карканье черного ворона, умостившегося на чьем-то обелиске, Тень с рычанием впивается в губы Одри. Горечь в его рту смешивается со вкусом виски на ее языке. Это она опрокидывает его на землю, это она толкает его в грудь с застывшим, стеклянным взглядом. Но это он рывком перекатывается и оказывается сверху, это он прижимает ее своим весом к земле, это он перехватывает ее запястья и грубо фиксирует за ее головой, это он ласкает ее с животной страстью и ведомый непонятным отвращением к ней и к самому себе. — Мне показалось это правильным, — позже говорит Одри, натягивая грязное и измятое платье на свое бледное тело, словно светящееся в темноте. — Я не спрашивал, зачем ты сделала это, — глухо отвечает ей на это Тень. — А мне плевать, спрашивал ты, или нет, ублюдок, — огрызается Одри, но голос ее тут же смягчается: — Просто это справедливо. Она трахала Робби, а я трахнула тебя. — Ну, или ОНА трахала Робби, а Я трахнул ТЕБЯ, — парирует Тень безжалостно и думает о том, что сейчас бы и ему самому не помешала сигарета. Одри смеется — надтреснуто, зло, но весело. — Плевать, — повторяет она. — Мне было хорошо, Тень. Даже если вы двое трахнули нас, мне было хорошо. — Мне тоже, — Тень произносит это машинально, но внезапно осознает, что так оно и есть. Близость с Одри больше походила на помутнение рассудка, но сосущая пустота внутри отступила — он все еще чувствовал ее, но уже не так остро. — Что будешь делать теперь? — не то, чтобы ей это и впрямь так интересно. Скорее, она проявляет вежливость перед тем, как уйти. Хотя, не ей заботиться о приличиях — не с ним и не после того, что они только что сделали. — Уедешь отсюда к чертовой матери? — Да. — подтверждает Тень и, повинуясь внезапному порыву, касается руки Одри своей: — А ты? Разве тебя здесь что-то еще держит? — Кроме желания нагадить на могилы этим сукиным детям? — усмехается Одри желчно. — Нет. — Тогда поехали со мной. Он не уверен, что в самом деле хочет этого, не уверен. что Одри согласится, не уверен, что вообще сказал это. Но он чувствует себя чертовски умиротворенным, когда она просто кивает в ответ: — Окей.