Отголоски будущего

Капитан Картинг и его напарник, вошедшие в пультогостиную следом за Мозгоедами, многозначительно переглянулись, Тед удивленно пробормотал «какого черта?», а доктор и Стейси растерянно обернулись к Дэну. — Маша, запись, — Рыжий напрягся, но в боевой режим переходить не спешил. Маша моментально перестала всхлипывать, вытерла припухшие (но при безупречном макияже) глазки кружевным платочком и деловито спросила: — Запись развернутую или схему?  — Давай развернутую, с озвучкой, как положено. На услужливо подключенном экране немедленно появился голографический Михалыч, как всегда — всклокоченный и замурзанный. Достал из микроволновки разогретый паек, поставил его на стол прямо в упаковке, не заморачиваясь перекладыванием на тарелку. Тут же, возле коробки с парящимися макаронами, водрузил какую-то железяку и принялся за еду, между делом шуруя инструментом в выемках и разъемах железяки. Так, как иные люди за едой читают книги. Покончив то ли с поздним обедом, то ли с ранним ужином (если судить по таймеру корабельного времени в углу изображения), механик бросил коробку от пайка в кухонный утилизатор. Поднял одной рукой стоящий тут же, возле стола, куфрик с инструментом, другой рукой прихватил подмышку упомянутую непонятную деталь и, благодушно бубня себе под нос, удалился из пультогостиной в направлении шлюза. Внутренняя входная дверь распахнулась, Михалыч все так же неторопливо и совершенно спокойно начал спускаться по ступенькам. Потом открылась внешняя дверь и тут Маша, извинившись, перешла на схематичную трансляцию изображения. Полномасштабная наружная запись на момент происходящего не велась, поскольку при столкновении и аварийной посадке несколько наружных камер были повреждены или совсем разбиты. На экране появилось схематичное изображение корабля, обведенное пунктирной линией силового поля. Зеленая точка, сойдя с трапа, неторопливо продвигалась туда, где на расстеленном куске брезента покоились детали разобранного маневрового двигателя. Внезапно точка остановилась, беззаботное насвистывание прервалось удивленным нечленораздельным возгласом, потом точка резво рванулась вперед. Раздалось нечто вроде птичьей трели, торопливый топот и нетипичная для Михалыча по многословности тирада — «Дрить твю?! Ах тж курва, ты кды фрсунку птщил?! Плж на мсто, кму скзл!!! Стй! Стой!!!!!!!!!!! Точка стремительно приблизилась к границе силового поля, но не пересекла его, а почему-то пару раз мигнула, дернулась и… растаяла, исчезла под невнятный шум и чертыхание. Вскоре звуки стихли совсем. Зеленая точка пропала бесследно, и звуковая запись тоже транслировала лишь обычные звуки внешней среды: шелест высокой травы на ветру, стрекотание местных «кузнечиков» и писк летающих ящерок, охотящихся за ними. — Что это значит?! — Станислав отказывался верить увиденному, Картинг с напарником еще раз перебросились выразительным взглядом, а Дэн, не говоря ни слова, швырнул сумку с вещами на диванчик, развернулся на сто восемьдесят градусов и целеустремленно рванул к выходу. Ловко лавируя между обомлевшими членами экипажа, как слаломист между флажками. Капитан, долго не думая и не задавая лишних вопросов, ринулся за ним, следом вышел из оцепенения Ланс. Картинг и его компаньон тоже сориентировались быстро, так что вслед Дэну донесся слаженный грохот ног по трапу корабля. Бежал он к тому месту, где исчез зеленый кружок, символ, обозначающий механика. Станислав, на ходу расстегнувший кобуру бластера, резко затормозил, увидев что Дэн остановился и поднял вверх руку — жест, означающий «замри». Стоя в нескольких шагах от границы силового поля, навигатор внимательно рассматривал пятачок земли, где на клочковатой сухой траве валялись рабочий сундучок Михалыча и упомянутая выше неопознанная железяка. То есть, внешне это выглядело, что он рассматривает место исчезновения, но капитан знал: киборг еще и сканирует эту поверхность, а заодно и пространство под поверхностью почвы. Мешать ему в этом никак не стоило, поэтому Станислав обернулся к подбежавшим товарищам, жестом приказывая остановиться. Еще не хватало из самых лучших побуждений затоптать следы! Стас киборгом не был, но натренированным глазом десантника тоже увидел круг. Слабые очертания окружности на грунте и слабые, почти неуловимые отличия травы внутри круга от остальной растительности. Дэн, обшарив глазами пространство между расстеленным брезентом и кругом, осторожно поднял что-то двумя пальцами и принялся это нечто рассматривать и ощупывать. Приглядевшись, Станислав понял, что это: волосина. Но не человеческий волос и не кошачья шерсть. Дэн, словно почувствовав безмолвный вопрос капитана, обернулся и сказал только одно слово: — сурикаты! Пока Стас тупил, пытаясь понять, какое отношение имеют к происходящему африканские (кажется) зверьки, Дэн ухватился за пучки сухой травы внутри круга и медленно потянул на себя. Мускулы на его руках напряглись, но вместо того, чтоб вырвать траву с корнем, он приподнял целый пласт дерна, аккуратно вырезанный по кругу. Под дерном оказалось круглое отверстие, дыра или лаз, скрытый от их глаз дерновой затычкой. Лаз находился у самой границы силового поля, вел он, судя по всему, сначала вертикально вниз, но примерно на глубине двух метров изгибался и затем шел параллельно поверхности почвы (или с небольшим уклоном) в направлении от корабля. Так, во всяком случае, им виделось в свете фонарика и так утверждал сканер Дэна. — Выходит, черт возьми, что Михалыч и в самом деле сквозь землю провалился, — Станислав напряженно вглядывался в темноту, пытаясь высветить лучом фонаря отнорок, уходящий вглубь. — Михалыч, ты как хочешь, но мы тебя и из-под земли достанем!

***

Сказать это было проще, чем сделать. Лаз оказался узким. «Сурикаты» — Дэн был уверен, что это они причастны к исчезновению Михалыча - выкопали его под себя. И если невысокий и сравнительно щуплый механик туда протиснуться смог, то для остальных членов команды ход оказался слишком тесным. Даже худощавому навигатору нелегко было передвигаться, несмотря на неестественную гибкость и задействованные импланты, что уж говорить о Лансе и тем более капитане. Крепкому высокому мужчине передвигаться по узкой норе было почти невозможно — только если с трудом проталкиваться, с угрозой застрять намертво. Теда отстранили от спасательной миссии по той же причине — даже если не принимать во внимание его все еще болезненное состояние. Импровизированный военный совет постановил, что в помощь Дэну мог бы еще прикомандироваться капитан «Белки». Сухощавый, но жилистый Картинг единственный из всех более-менее подходил по габаритам. Хотя сам Дэн предпочел бы действовать в одиночку. — Главное, не пороть горячку, — Станислав пытался сохранить хладнокровие. — Прошло слишком много времени, чтоб нестись спасать очертя голову. Если он пережил ночь… — Маша говорит, что этой ночью «креветок» почти не было, — Дэн поддерживал с искином связь: может что-то дельное присоветует. — К тому же, если он под землей, креветки до него вряд ли доберутся. Сурикаты, то есть местные аборигены, мне показались неагрессивными, я наде… я думаю — вряд ли они представляют для людей значительную угрозу. А вот заблудиться или застрять в их катакомбах — вполне реально. Дэн старался говорить уверенно, спокойно, но внутреннего оптимизма у него было куда меньше, чем внешнего. На них со Стэйси не напали, но это еще не говорит о миролюбии аборигенов. Белки-то животного происхождения они уплетали очень даже бодро, с большим аппетитом. Их тогда было двое против троих взрослых сурикат, может, поэтому те предпочли не обострять отношения. Кто знает, как они поведут себя в случае большого перевеса сил над человеком? Капитан отдал ему свой бластер, Картинг имел в распоряжении станнер, но Дэн предпочел бы обойтись без использования оружия. Согнутый вопросительным знаком, навигатор двинулся по прокопанному подземному ходу, за ним, тоже пригнувшись, последовал капитан «Белки». — А если нора начнет ветвиться? — спросил вдогонку озабоченный Стас. — Может хоть клубок бечевки возьмете, чтоб еще и вы не потерялись? — Я думаю, не потеряемся, — голос Дэна прозвучал глухо. — Ход узкий, так что Михалыч, продираясь по нему, оставил на стенах неизгладимый след… машинного масла. Лучше любой бечевки будет, тем более что у нас ее столько и нет. Станислав несколько раз пытался вызвать Михалыча по комму, но безрезультатно. Или он был слишком далеко, или слой почвы значительно сокращал дистанцию связи. А может быть, комм поврежден или уничтожен. — Будем надеяться на первое или второе, — сказал себе капитан, а вслух распорядился: — Ланс, стартуй флаер. Будем летать по спирали вокруг корабля, рано или поздно сигнал поймаем. Дэн с Картингом пойдут понизу, мы поищем сверху. Куда он от нас денется! И это, вибролопату надо захватить. Прихватив инструмент, Станислав запрыгнул в нетерпеливо подрагивающий флаер, где его, кроме Ланса, ждал Тэд. Вид у пилота был несчастный: руки все еще забинтованы в бесформенные бесполезные культи. Но отказаться от поисков и остаться на корабле он отказался наотрез, хоть и уступил с сожалением Стасу место второго пилота. — Ну всё, поехали. Не быстро, на бреющем, по спирали. Я начну вызывать, а ты, Тед, пеленгуй ответный пинг, если появится…

***

Машина плавно поднялась над поверхностью и начала медленно раскручивать спираль поиска, постепенно расширяя витки вокруг корабля. Высокая голубовато-серая трава металась под ними волнами, прибиваемая к земле тягой двигателей. Один виток, другой, третий, восьмой… На двенадцатом витке у Теда подскочило сердце: на пеленгаторе слабо вспыхнула и тут же погасла зеленая точка. — Стасфедотыч, я, кажется, засек! Ланс, переключай курс влево, 40 градусов, самый малый! Флаер, накренившись, начал забирать влево, и зеленая точка мигнула еще раз. Потом еще и еще. Михалыч на вызовы не отвечал, но сигнал становился все более устойчивым и наконец машина зависла над колышущейся травой, закручивая ее вихрями горячего воздуха. Сверху эта точка ничем не отличалась от окружающей равнины, и Станислав дал Лансу отмашку — сажай! Тут же связался с напарником Картинга, который передвигался по поверхности, параллельно с Дэном и самим Картингом, следуя за ними, пока те пробирались по подземному туннелю. С удовлетворением отметив, что они пробираются в верном направлении, то есть сюда.  — Ну что, копать? — Тед, выпрыгнул с вибролопатой наперевес, неловко прижимая к себе инструмент забинтованными руками. — Подожди, надо же знать, где, — Станислав колебался, не зная что лучше: действовать немедленно или подождать, когда Дэн подойдет на расстояние сигнала, и посоветоваться с ним. Все-таки боевой киборг с его боевой программой и сканерами… Впрочем, есть же… — Ланс, сканируй! Что видишь под нами? — Источник сигнала на расстоянии двадцать пять и шесть десятых метра от нас, — лицо Ланса, подчинившись программе, застыло механической маской. — На глубине два целых, три десятых. Сканер показывает наличие пустоты под поверхностью, объемом приблизительно семьдесят метров кубических… Наличие нескольких биологических объектов, теплокровных, массой от сорока до шестидесяти пяти килограммов, объекты негуманоидные, подвижные… Один биологический гуманоидный объект, весом семьдесят четыре килограмма, неподвижный… — Михалыч, — заорал Тэд, — это он! Живой?! — Признаки жизнедеятельности… — Ланс замялся и перешел с программного на человеческий: — далековато и грунта слишком много, сканер точно не... Он хотел еще что-то сказать, но Тэд, не дожидаясь, подскочил к нему: — Где копать?! Они подоспели практически одновременно. Ланс со Станиславом и Тэдом, ввалившиеся в расширенный вибролопатой вход, и Дэн с Картингом, которые добирались подземным коридором. В тусклом свете, пробивающемся через разлом, заметалось несколько мохнатых фигурок, вооруженных то ли короткими копьями, то ли просто заостренными палками. Местные аборигены не могли не слышать приближающихся людей, но, похоже, так и не придумали, что им делать в случае вторжения. А когда люди наконец ворвались в их убежище, перепуганные «сурикаты» приняли единственно верное решение: пронзительно завизжали и бросились наутек в один из боковых отнорков. Злосчастный механик был жив и, можно сказать, здоров. Хоть и немного помят, изрядно вывалян в глинистой почве и связан бечевкой из переплетенных стеблей так тщательно, что напоминал гусеницу, замотанную в кокон. Дэн с капитаном, приподняв и отряхнув его, принялись перерезать растительные волокна ножом. Подземная камера была низкой, темной, и в воздухе клубилась пыль от провалившегося под напором вибролопаты потолка. Но при попытке вынести механика вон, на свет и свежий воздух, Михалыч протестующе замычал: — Нт! Фрсунк надо збрть! Этт врюги фрсункуслтля спрли! — Какую форсунку? Кто спер? — Станислав непонимающе посмотрел нам Дэна. — О чем он? Михалыч, ты не волнуйся, все будет хорошо! — Форсунку усилителя сперли, говорит, — Дэн пожал плечами. — Эти, наверное, «сурикаты». Он оглянулся в полутьме, перемешанной с пылью. Около одной из стен возвышалось странное сооружение, напоминающее алтарь языческого бога. Большой отполированный чурбан, обложенный свежей травой, пестрыми ракушками, гладкими разноцветными камушками, спелыми плодами, дохлыми «креветками», щедро украшенный перьями и цветами. А наверху, посреди всего этого великолепия, царственно возвышалась коническая трубка из блестящего металлопластика. Форсунка усилителя тяги маневрового двигателя.

***

Стэйси ворочалась в постели, в десятый раз меняя левый бок на правый и наоборот, то раскидываясь на простыне, то сворачиваясь в позу эмбриона, то стискивая подушку и прижимая к себе, то отбрасывая ее вовсе. Не могла уснуть, вот уже которую ночь проводя в мучительных душевных метаниях. То пытаясь отогнать, то наоборот, с упорством мазохиста перебирая свои чувства и переживания последних дней. Особенно начиная с того утра, когда Юргенсен предложил ей остаться у них и поступить на учебу в местный медицинский колледж. И особенно с того момента, когда они с Дэном отправились прогуляться вдоль берега моря. Та прогулка стала для нее настоящим мучением. Прозрачные зеленоватые волны, накатывающие на берег, не успокаивали, а наоборот, бередили старые воспоминания. О том, как она в первый раз в жизни оказалась на море с братом, и это был тогда их последний совместный вечер. Один из лучших дней в ее жизни и… последний. Вместо брата сейчас рядом шагал Дэн, но в мозгу, так же как тогда, отчаянно бились мысли о предстоящей разлуке. О скором расставании, о том, что эта прогулка может быть, (и скорее всего!!!) ее с ним последняя… И паника оттого, что хотелось бы еще так много Дэну сказать, но невозможно решить — что именно, и не можешь решиться это сделать. Если сначала, пока местное солнце стояло еще достаточно высоко, ей как-то удавалось гнать эти мысли прочь, то потом, когда они повернули назад и пошли навстречу закату, это стало совсем невыносимым. Сияющий огненный диск перестал слепить глаза, но приобрел тревожный оранжевый оттенок, а вода перестала быть прозрачной — начала походить на расплавленный металл. Море превратилось в огромную, лениво колыхающуюся массу ртути. И ей в голову постоянно лезла старинная сказка, о русалочке, которую до заката солнца должен был поцеловать принц, иначе… Иначе всё пропало. Русалочка в той сказке была похожа на нее: изящная, худенькая, тоже с рыжими волосами… только красивее, чем она, конечно. Ее время истекало, и она, как и Стэйси, не могла с этим ничего сделать, лишенная голоса. Как же, правда, стискивает горло спазмом уже при одной только мысли сказать ему, что… А она-то была уверена, что сказки — сплошная выдумка, ничего общего не имеющая с жизнью, и вот… Принц в той сказке тоже чем-то походил на Дэна: деликатный, тактичный, не торопил события — боясь обидеть и напугать русалочку слишком поспешным проявлением чувств… Парни, они такие… такие недотепистые, когда речь идет о любви. Он, конечно же, не знал о проклятии, не знал, что у него так мало времени, и не понял, что русалочка его любит. Если бы на его месте был Тед, то он бы долго не… Боже, о чем она думает вообще?! Постоянно в голову лезет эта пугающая мысль: не успеешь, не успеешь, не успеешь! До «заката» остается все меньше времени. Завтра-послезавтра они подлатают корабль, потом вернутся на ту, Юргенсена, планету, чтобы уже в доках докончить ремонт и высадить ее. Времени остается до начала учебного года совсем ничего, пока документы оформят, пока устройство, то да се — лететь с мозгоедами дальше нет смысла. То есть максимум неделя и… И они улетят, а она останется… солнце сядет, а принц ее так и не поцелует, и возможно, она больше его никогда не увидит. Он, наверное, себе найдет другую русалочку, посмелее и покрасивее… брюнетку, как в той сказке. Как… как та девушка из МЧС, та смуглая и гибкая брюнетка, которая клеилась к Дэну недавно. Боже мой, ну как же перестать об этом думать?! Какие сказки вообще?!!! Забыть про сказки! Ведь ей скоро девятнадцать лет исполнится! Но что же делать?! Она, правда, в отличие от русалочки разговаривать может. А… может, ей поцеловать его первой? Ну в смысле поговорить… Потому что время и вправду истекает. И даже если она откажется от предложения Юргенсена, выиграет одну-две недели (если поступать в училище в Ново-Бобруйске), эти две недели ничего не решат. А если… А если отложить учебу еще на год? Стэйси была уверена, что если бы она слезно попросила капитана, он бы разрешил ей остаться на КМ еще на один год. Если они еще год будут вместе, то, возможно, этого времени им с Дэном хватит, чтоб определиться в своих чувствах. Ну почему она должна решать все сама?! Как же трудно быть взрослой и самостоятельной! Ей так не хватает кого-то, с кем можно посоветоваться. Все девчонки в ее группе могли, если что, — посоветоваться с подружками или с мамой. Мама слишком далеко, а подруг у нее нет. Может, посоветоваться с Вениамином Игнатьевичем? Пожалуй, она могла бы решиться поговорить с ним. Но может ли он ей помочь в настолько деликатном вопросе? А может? Может, сначала с Машей поговорить? Девушка отбросила скомканное одеяло и на цыпочках подошла к двери. Осторожно, меееедлеееенно, медленно, и, как ей показалось — беззвучно повернула ручку, и так же медленно и осторожно приоткрыла дверь в коридор. Выглянула: в пультогостиной слабым синеватым светом светило навигаторское вирт-окно. Дэн, как обычно, полуночничал при пульте со своей неизменной сгущенкой и чаем. Обычно Стэйси радовалась, застав его там среди ночи: можно было спокойно посидеть, поболтать ни о чем или просто тихо помолчать рядом. Но сегодня, впервые за все время ее присутствия на корабле, она была не рада присутствию навигатора. Так же тихо и осторожно прикрыла дверь и вернулась на измятую постель. Разговор с Машей придется отложить.

***

Он слышал, как Рыжая осторожно подкралась к двери, приоткрыла, выглянула и спряталась обратно. Не пришла, как бывало, в полутемную пультогостиную, а наоборот, затихарилась, как будто не хотела встречаться с ним наедине. Ну что ж, значит ждать ее здесь сегодня бесполезно, пора выключать вирт-окно и валить на боковую. С одной стороны, Дэн был слегка раздосадован, если не сказать прямо — обижен. Почему она его избегает? Вроде бы ничем он ее не обидел… Через пару дней они вернутся на Гидру-2 и высадят ее там, и кто знает — увидятся ли они еще когда-нибудь? За те месяцы, что она провела на корабле, между ними образовались особые теплые отношения, дружба — наверное так это называется, да… И теперь, когда она уйдет, ему будет ее не хватать. Надо себе в этом признаться. Будет не хватать разговоров и прогулок, прикосновений рук, пахнущих корицей… и самих теплых булочек с корицей по утрам будет не хватать. Можно их, конечно, испечь самому, но это уже не то. Просто молчаливого ее присутствия будет не хватать. Как не хватало чего-то после ухода Полли. Только… только, наверное, чувство потери в этот раз будет еще острее. Она останется тут, у Юргенсена, наверняка. Будет учиться на врача, реализовывать свою давнюю мечту. И работать на МЧС, с новыми людьми. Получит нормальную профессию, потом найдет работу, найдет себе друга… Своего Роджера. С которым она сможет создать семью, строить свой дом и растить детей. Как у Юргенсена. У нее не будет через несколько лет поводов вернуться на КМ. Тем обиднее, что сейчас, в эти последние дни, они почти не остаются наедине. С утра надо помогать Михалычу с ремонтом, за общим столом за обедом или ужином тоже поговорить не получается, как и вечером, когда все собираются перед голоподставкой. Рыжая сегодня испарилась вскоре после ужина, сославшись на усталость. Дэн надеялся, что она, как обычно, объявится на полуночные посиделки с чаем и сгущенкой, но она не пришла. Он выключил экран и ушел в санузел, надолго зависнув под струями горячей воды. Было невыразимо приятно ощущать текущую по коже воду, снимающую напряжение в мышцах и… в душе. Ни о чем не думать, просто чувствовать как горячая, почти обжигающая вода меняется на освежающе холодную и снова на горячую, и снова… Этакие качели, контраст ощущений, когда бросает то в холод, то в жар. Постепенно принося состояние, близкое эйфории. Как… как тогда, когда они с Рыжей танцевали латино. Качели. То тесно сближаясь в зажигающем ритме, то отдаляясь — чтобы снова сблизиться и коснуться друг друга, все теснее и теснее… И этого ему тоже будет не хватать. Жаль, что после того случая они, как будто испугавшись чего-то, так ни разу больше и не встретились в спортзале. Кто знает, чем кончилось бы, не прозвучи сигнал тревоги? Дэн выключил воду, досуха растерся и ушел к себе в каюту. Можно было, разумеется, активировав программу, перейти в спящий режим, но он этого не сделал. Что делают люди, когда не могут уснуть? Когда им в голову лезут мысли и воспоминания? Наверное, из этих мыслей и воспоминаний у людей рождаются сны. И если он не будет блокировать их, включая спящий режим, то, возможно, со временем тоже будет видеть сны. Они ведь, говорят, бывают и приятные. В отличие от Рыжей, он не метался на постели, комкая простыню. Лежал неподвижно в позе «солдатика». Но сон не шел. И поворот знакомой дверной ручки он услышал совершенно отчетливо. Рыжая кралась по коридору в пультогостиную. Даже звукопоглощающее покрытие не отстранит все звуки полностью. Например, шорох босых подошв, опускающихся на ковролин. И сдерживаемое дыхание. А уж прерывистый шепот «Маш, ты тут? Мне бы посоветоваться нужно» в напряженной тишине прозвучал для него треском разрываемой ткани. Вот оно что. Рыжая не избегала его. Рыжей просто хотелось с Машкой поговорить тет-а-тет. О чем или о ком — угадай с трех раз. Вот тут порядочному киборгу следовало бы включить фильтрацию, задействовать программу и перейти в режим сна. Но Дэн обнаружил, что киборга в нем сейчас содержится значительно меньше, чем человека (которому, как известно, свойственно любопытство). От первого осталась только чувствительность слуховых анализаторов, а все остальное… Короче, переходить в спящий режим он так и не стал.

***