***
— Машка, не дури! — Станислав и Дэн одновременно одернули зарвавшегося искина. Один — очумело, выдернутый из забытья (только успел заснуть после переживательной ночи!), второй по своей внутренней связи. Тем временем и Юргенсен пришел в себя, перестал ломать голову возможной принадлежностью женского голоса и, опередив связиста-поисковика, обратился к его обладательнице по существу: — Я могу поговорить с капитаном «Космического Мозгоеда»? Дэн, все время внимательно слушавший, все так же молча бросил губку в ведро и в три прыжка оказался на корабле. Остановился за спиной капитана, не засвечиваясь, однако, в поле виртуального окна связи. Станислав, помятый и осунувшийся после бессонной ночи и неполного часа сна, торопливо накинул на себя китель и занял место в капитанском кресле. — Станислав Петухов, капитан транспортника на связи, — голос его был тоже еще «непроснувшимся», хриплым. — Слушаю вас. — Здравия желаю, капитан! Нам поступил звоночек о вашей пропаже. — Юргенсен испытывал странную смесь облегчения и разочарования. — Хотя сигнала бедствия от вас вроде бы не поступало, но проверить было необходимо. Как вы там? Помощь не нужна? — Не откажемся, — капитан облегченно выдохнул. — Сигнал бедствия мы и вправду пока не подавали. Думали, что справимся своими силами… Надеялись. До вчерашнего вечера. Открытое добродушное лицо командира спасателей посерьезнело. — Тяжелораненые, больные есть? — Н-нет, — Станислав чуть замешкался, задумавшись о том, относить ли Теда к тяжелораненым или к тяжелобольным. На всю голову. — Есть тяжелоукушенные. — Местная членистоногая фауна? — Она самая… — Ну, надеюсь, часа три-четыре продержитесь, — заминка в ответе Стаса не осталась незамеченной. — Раз уж столько продержались. Но пеленгационный маячок все-таки включите — чтоб нам легче на вас выйти было. — Конечно. Маш? — Станислав по привычке обернулся к голоподставке, как будто это имело значение и виртуальная девица нуждалась в прямом визуальном контакте. — Уже, — с готовностью отозвался искин. Минуту спустя спасатели подтвердили прием сигнала и отключились, пообещав связаться непосредственно перед прилетом. Капитан выключил вирт-окно, обернулся и встретился глазами с Дэном, молча стоявшим у входа в пультогостиную. Выражение лица навигатора было настолько странным, что Станислав тоже уставился на него с немым вопросом. — Юргенсен, — только и сказал Дэн, и бесстрастный тон его голоса не соответствовал смятению эмоций на лице. — Тот самый? — Тот самый.***
Видеофон завибрировал так неожиданно, что задумавшийся Вадим нервно подорвался со своего кресла. Торопливо повернул запястье к глазам, ожидая увидеть или новый ответ от службы МЧС на свой запрос, или сообщение диспетчера о возможном ближайшем рейсе в окрестности Гидры. Но на дисплее высветился вызов от заведующей детским садом. Час от часу не легче. Ни от спасателей, ни от педагога Вадим ничего хорошего не ждал. Он не считал себя пессимистом. Только лишь хорошо информированным оптимистом. Был в курсе того, какой процент пропавших судов находится и какова вероятность, что на найденном судне найдутся выжившие люди. Поэтому сообщения от начальника тамошней, гидрианской, службы спасения, мужика с какой-то скандинавской фамилией, Вадим и ждал, и боялся. В нынешних обстоятельствах звонок из садика был меньшим злом. Что уж такого серьезного или непоправимого может натворить четырехлетний ребенок? Пусть даже и гиперактивный. В конце концов, на то у них там и существуют квалифицированные педагоги и детские психологи, чтобы следить за ребенком. И не допускать разных неприятных или опасных эксцессов. Скорее всего опять позовут на очередное родительское собрание. Или пригласят на детский утренник. Поэтому кнопку «принять» он нажал даже с чувством некоторого облегчения. Но когда из появившегося вирт-окна на него взглянуло худощавое лицо заведующей, обрамленное ежиком коротко стриженных волос, специальный агент напрягся: она не хмурилась, как обычно, стянув губы в куриную гузку, а приветливо щери… улыбалась. В улыбающейся ипостаси Гехт Роза Вильгельмовна напоминала Вадиму настоящую щуку. Убеждающую карася в своих самых добрых намерениях. — Вы не могли бы сегодня приехать за Аликом пораньше, Вадим Георгиевич, — привычный металл из ее голоса исчез, как будто обильно смазанный елеем. От этой непривычной приветливости у агента внутри сжался ком неприятного предчувствия. — Хорошо, я приеду пораньше. Вот только самое срочное закрою, — тон получился более раздраженным, нежели агенту хотелось. — А что случилось-то? — Ничего страшного, Вадим Георгиевич, — зловеще промурлыкала Роза Вильгельмовна. — Пара ссадин, синяков и ушибов. У детей, знаете, такое бывает. Особенно у мальчиков. Особенно у активных. Слово «активных» она произнесла с подчеркнутым нажимом. Вадим про себя чертыхнулся, встал и, бросив «вылетаю», отключился. Закрыл развернутые вирт-окна, сбросил сообщение о срочной отлучке непосредственному начальству и, чернее тучи, зашагал на ближайшую стоянку таксофлаеров. Что бы там ни случилось, произошло это очень некстати. Сегодня Роза Вильгельмовна ему была нужна доброй и сговорчивой. Он как раз собирался поговорить с ней насчет того, чтоб перевести Алика в интернатную группу сроком на одну-две недели. За это время, он надеялся, ситуация с Мозгоедами должна была так или иначе проясниться, и он, слетав на Гидру, к тому времени вернется. Оставить Алика на целых две недели с няней нечего было и думать, взять его с собой тоже было бы проблематично. Перелет с пересадками, проживание в гостинице с шумным и подвижным ребенком… Да и кто знает, чем там придется заниматься по ходу дела. Щука (Роза Вильгельмовна) встретила его при входе (плохой знак) и без долгих объяснений (мол, наш педиатр вам все объяснит) повела в медблок. — Наш детский врач вас введет в курс дела. Мальчик у вас очень (нажим) активный, непослушный (она подчеркнула и это слово), нарушил режим тихого часа (опять нажим на слове «нарушил»), без разрешения покинул спальное помещение и как следствие — падение из окна и травма. К счастью, несерьезная, и мы уже приняли все меры, — заведующая снова придала в голос металла и строго нахмурилась, пресекая слабую попытку Вадима возмутиться.***
Местный эскулап был классическим типажом доброго детского доктора, чем-то напоминая Веню Бобкова. Такой же пухлый и мягкий на вид, но без Вениной лежерности*, какой-то суетливый, и эта суетливость бывалому полицейскому не понравилась. Суетливостью обычно закрывают нервозность, а человеку с чистой совестью нервничать нет причины. — Где мой сын, — агент формально ответил на преувеличенно сердечное приветствие и без обиняков перешел к делу, стараясь не выдать своего раздражения и неприязни. Получалось плохо. — Не волнуйтесь, он в полном порядочке, — закудахтал доктор, всплеснув руками и выставив вперед ладони. — Он сейчас баинькает в изоляторе. Пока он спит, я хотел бы обсудить с вами парочку вопросиков! И эти его «баинькает» и «вопросики», торопливое кудахтанье, выставленные вперед розовые ладошки почему-то сразу подняли градус неприязни почти на точку кипения. Это не у айболита, это у него должны быть вопросики к айболиту и персоналу садика! Вадим подавил желание взорваться, сел в услужливо придвинутое кресло и хмуро посмотрел на суетящегося доктора. — Я буду максимально краток. — Врач тоже сел напротив и взгляд его излучал профессиональное понимание-сочувствие. — Ваш ребенок по недосмотру выбрался из спальни, проник в помещение столовой, где открыл окно и упал с высоты второго этажа. Обычно падения такого рода сопровождаются достаточно тяжелыми травмами: переломами, сильными ушибами, сотрясением головного мозга. Нет-нет, ничего такого у вашего ре… у Алика не случилось. — Пухлые ладошки снова энергично замахали перед Вадимом, гася непроизвольную реакцию агента. — На редкость удачное стечение обстоятельств, — продолжил педиатр. — Не слишком большая скорость падения, приземление к тому же смягчили растения на клумбе и очень удачное положение тела в момент контакта с землей. Мальчик, по-видимому, приземлился на четыре конечности, как кошка. У него, знаете ли, просто превосходная для его возраста координация движений! И еще очень крепкие кости. Мы на всякий случай его полностью просканировали, мало ли что! Можете быть совершенно спокойны: ни переломов, ни трещин, ни даже сколько-нибудь значительных гематом. Просто потрясающе! Сканер показал, что у вашего сына совершенно необычная структура костей, они очень плотные, с повышенным содержанием коллагена и атипичным расположением радиальных костных тяжей. Наверняка в генотипе вашего сына произошла очень редкая мутация гена LRP5! Кроме того, МРТ головы выявило одну совершенно невероятную аномалию, в альвеолярных отростках под молочными зубами… — доктор заторопился, чувствуя растущее напряжение Вадима и толкуя его по-своему. — Вадим Георгиевич, я хочу попросить у вас разрешения на отбор ДНК Алика. У него уникальные фенотипические особенности, которые нужно исследовать! Вы ведь не являетесь его биологическим отцом, как мне изве… — НЕТ! Он слишком хорошо знал, что мог увидеть доктор на экране сканера. Вадим оборвал врача так резко, что тот испуганно осекся на полуслове и непонимающе вытаращился на него: — В смысле? Что — нет? — Никаких генетических проб брать и генетических исследований делать вы не будете! Вадим сдерживался с большим трудом. Наверняка этот суетливый эскулап генетическую пробу уже взял, а может и предварительный анализ уже произвел… вон как глазки забегали! Его просьба — чистая подстраховка. Нет уж, хрен тебе в задницу, а не исследование. — И ещё хочу обратить ваше внимание на то, что разглашение врачебной тайны является уголовно наказуемым. На этом наша беседа закончена. Где мой сын? Доктор, испуганный неожиданно жесткой реакцией полицейского, жалобно булькнул и растерянно указал на соседнюю дверь. Алик молча лежал в кроватке, вытянувшись «солдатиком», с ручками поверх одеяла, бледный, с закрытыми глазами и подсохшими дорожками слез на щеках. «Не выглядит так, что с ним все в порядке», — сердце Вадима упало, но тут же подскочило заполошным зайцем: Алик внезапно открыл глаза и резко сел на постели. Просто перетек в сидячее положение, как ванька-встанька, разулыбался во весь рот, где уже светилась щербина двух выпавших молочных резцов: — Папка! У Вадима, с одной стороны, отлегло от сердца, с другой — в памяти возникла давняя сцена, когда резко воскресший Аликов прототип едва не разлучил Вадимову душу с телом. Когда-нибудь эти рыжие доведут его до инфаркта! Кроме нескольких мелких синяков и пары ссадин, залепленных гелем, на теле мальчика действительно не было заметно повреждений. Тоненькие, но удивительно цепкие ручонки обвились вокруг шеи, и Алика прорвало потоком беспорядочных слов: — Папка, я не плакал! Ну почти! И если бы она не заорала, я бы не упал! Там просто такая зверюшка сидела на ветке, и я ее почти поймал, а она как заорет! Не зверюшка, а тетя Валя! Ну раз началось словоизвержение, значит, и впрямь, все в порядке. Вадим, слушая вполуха, обернулся к двери, к маячившему там белому халату, и коротко бросил: — Где его одежда? Волшебным образом тут же возник пакет с аккуратно сложенной одеждой: вычищенной, выглаженной и благоухающей. Точно Алик не возился до обеда в песочнице на детской площадке в этой футболочке и комбезе на лямках, а так и сидел, как пришел с утра, на стульчике — отутюженный и накрахмаленный. Рыжик, не переставая трещать, нырнул в расправленную Вадимом майку и торопливо, путаясь в штанинах, натянул комбинезон. В отдельном пакетике лежали сандалеты на липучках. Свитер, на всякий случай отложенный в шкафчике в раздевалке, они забрали при выходе. Шагая к калитке по дорожке из цветных плиток, полицейский получил точный словесный портрет неизвестного зверя, лезущего по ветвям дерева, что растет у окна точно напротив Аликовой кровати, и описание разработанных им методов поимки (тетя Полли рассказывала, как ловят белочек, ага!). Вход на территорию садика блокировали две бабуськи. Одна из них типичная «я-за-внуком», вторая держала на руках маленькую рыжую моську, напоминающую растрепанную вехотку. Увидев Вадима с Аликом, бабки как по команде прекратили дискуссию. Торопливо проходя между ними, спецагент чувствовал себя, как чувствует подозреваемый в контрабанде под таможенным сканером. — За энтим рыжим всегда дед приходит, — бабка «Я-за-внуком» даже не посчитала нужным понизить децибелы, посылая их в спину Вадима. — А с чего ты взяла, что это дед? — заинтригованно отозвалась бабка с вехоткой. — Может, отец? Ну и что, что не молодой! — Так не похож на него мальчишка-то. Ни капельки. Если только по матери пошел, такая же рыжая должна быть, как и он… Они говорили еще что-то, но Вадим не расслышал. Торопливо подхватил пацана на руки и чуть не бегом припустил к стоянке. Треплют, старые кошелки, всякую ерунду, а ребенок слушает. В том, что Алик наставил радары, агент не сомневался. Вон как сразу замолчал. А молчит он только тогда, когда слушает. Уж он-то, Вадим, это знал. Задав во флаере адрес, спецагент наконец-то расслабился, открыл полученное уведомление. Диспетчер сообщал, что один из пассажиров отказался от поездки и, таким образом, освободилась каюта-однушка на ближайший рейс с Мирабилис до Гидры. Если он найдет способ добраться до Мирабилис к отлету. Ну это ерунда, ребята подбросят, это же рядом совсем. Вот только Алика… Агент скосил глаза. Алик притих у окна, разглядывая стремительно удаляющуюся землю и кучку разноцветных зданий среди зелени. Все зверя своего высматривает? И он, Вадим, в детстве больше всего любил момент взлета и посадки. Потом, когда флаер наберет высоту, уже не интересно — слишком высоко и ничего на земле не видно. Алик отлепился от окна с разочарованным вздохом — все самое занимательное осталось позади, потом неожиданно спросил: — Пап, а правда, что у моей мамы рыжие волосы? Вадим едва не поперхнулся, промычал нечто неразборчивое и, торопливо набрав номер, заказал два билета до Гидры: — Мне один взрослый и один детский, пожалуйста…